[bbgon]

Александр Юрьевич и Роман Дмитриевич уже давно отправились в свободное плавание и живут в своей собственной вселенной, где с ними происходят разные нелогичные вещи...

Герберы
Воропаев/Малиновский

тыц

Он всегда будет шляться налево. Какого чёрта из всех трех миллиардов мужчин на планете нужно было выбрать его? Пусть скажет спасибо, что в ресторане у Александра Юрьевича была деловая встреча и это спасло его от немедленной и жестокой расправы. Какая-то крашеная дрянь. Как ему самому не противно? Он будет касаться её, а потом придёт с честными и невинными глазами и будет ласкать его. Гадость! Так бы и устроить им момент истины между салатом и жульеном! Нет, смертоубийства в любом случае бы не было: легче на людях проглотить унижение, чем взорваться и потом долго ещё ловить на себе понимающие взгляды. Вот он и проглотил: гордо прошествовал к выходу, по пути испепелив парочку взглядом. Александр Юрьевич подозревал в глубине души, что на самом деле его демарш выглядел несколько иначе: проскочил мимо их столика с перекошенным лицом, на ходу попытавшись протелепатировать Роману глазами и мимикой: издеваешься надо мной, сволочь?! Он отогнал мысли о последней картине как недостойные.

Но мысли о собственном унижении имеют отвратительное свойство возвращаться снова и снова. Александр Юрьевич пребывал в благодушном настроении - в последнее время оно стало чаще посещать его - и вёл непринужденную светскую беседу, имевшую отдалённой целью повышение Александра Юрьевича в должности. И всё складывалось так удачно, пока он вдруг не поперхнулся вином и неприлично закашлялся. Организм среагировал раньше, чем он успел сообразить, в чём дело: пульс двести и кровь в виски. Организм Александра Юрьевича приобрёл с недавних пор привычку встречать фанфарами появление Романа Дмитриевича. А уж если такая встреча происходила прилюдно, то к фанфарам примешивался частый испуганный стук барабанов. Сегодня же на него обрушилась целая какофония, потому что злость взметнулась хрипом ржавой трубы и обиженно взвизгнули скрипки.

Александр Юрьевич зажал ладонями уши и зарылся пальцами в волосы, чтобы отголоски адского концерта не мешали рассуждать здраво. Свет на Романе клином не сошёлся. Вообще, если бы не воля дурацкого случая, они никогда бы не обратили друг на друга пристального внимания. Ладно, Рома бы не обратил, потому что Александру Юрьевичу давно хотелось проверить, на чём основан успех того у женской половины населения. Что мешает отмотать плёнку назад, сделать вид, что не было ночей, вечеров, пробуждений и слов, которые при свете дня являют собой образец пошлости? Ничего не мешает. Роман никому не расскажет, это и не в его интересах тоже; былое канет в Лету и можно будет снова выбирать среди трёх миллиардов, среди шести миллиардов человек на планете.

"Рома, я считаю, что пора прекратить наши отношения. Нам - нет, слишком много "нас" - мне они больше не нужны, тебе тоже. Мы достаточно - да что ж такое! - достаточно мы - я - развлеклись - развлёкся. Нам не стоит - чёрт! - не приходи больше, тчк, стоп, финита ля комедия".

Хорошая речь, польстил себе Александр Юрьевич, убедительная. Дело осталось за малым: дождаться, чтобы Роман сам пришёл, а потом высказать ему, высказать!.. Александр Юрьевич вспомнил пергидрольную блондинку. Высказать, выставить его за дверь и посмотреть на выражение его лица - то есть посмотреть и выставить!

Дззинь! Организм сделал финт с фанфарами, испуганными барабанчиками и леденящим стуком металлических тарелочек. "Мы должны... должны мы... не мы... не приходи, уходи", - как школьник перед экзаменом, он хотел было вспомнить свою заготовку, но тщетно. Александр Юрьевич открыл дверь. Первым его побуждением было закричать "Уходи", раз это было единственное, что он ещё помнил, и захлопнуть дверь.

- Что это... - слишком удивлённые слова для расставания. - ...за веник?

- Ты же ведёшь себя, как девица на выданье, краснеешь, бледнеешь и вот-вот грохнешься в обморок. Так что в самый раз! - в голосе Романа не было и тени раскаяния или извинения.

- Уходи, - в памяти вовремя всплыла заготовленная фраза. - Уходи и не возвращайся, или... - он хотел запустить в Рому веником.

- Убива-а-ю-у-ут! - воскликнул тот тонким голосом и ловко скрылся за дверью, закрыв её с обратной стороны. Пёстрый веник остался у Александра Юрьевича в руках.


Александр Юрьевич лежал на кровати, закинув руки за голову. В полутьме лимонно-жёлтые цветы светились голубовато-лунным оттенком, оранжевые отливали фиолетовым, а красные были глубокого синего цвета. Клоунский букет, большие, яркие цветы - кто такое дарит? Кто такое дарит ему? Слишком аляповатые, слишком не к месту, слишком издевательски. Но ночью они были красивы. Красивая ложь.