[bbgon]

Мне тут на однострочниках Not Ginger написала на мою заявку "Доктор/Мастер. Заперты в тесном замкнутом пространстве, вынужденные прикосновения. Скрывать свое возбуждение. Рейтинг приветствуется." не совсем однострочник, про который я сказала: именно так всё и было!!!
Да-да, Мастер, больно, глупый, сам не знает, чего хочет. Ох.
И ещё не сказала: порадовало, что для разнообразия это не Десятый)). И даже не 11ый)).

Пишет Гость:

25.09.2011 в 03:20

1722 слова

читать дальше, 1/2

Ближе, чем кожа

И кто-то сломан и не хочет быть целым,
И кто-то занят собственным делом,
И можно быть рядом, но не ближе, чем кожа…

Назойливое ощущение мешало собраться с мыслями. Словно досадный звон невидимого в темноте комара. Словно скребущаяся на краю сознания мелочь, которую точно знаешь, но почему-то никак не можешь вспомнить в нужный момент. Словно настырно лезущая в глаза прядь волос, которую раз за разом пытаешься и никак не можешь отвести со лба. Волос тонких, мягких и… светлых?..
- Доктор!
Собственный голос прозвучал сдавленно, незнакомо и жалко, и, раздраженно кашлянув, Мастер почувствовал, как к лицу приливает кровь. Непослушная прядь качнулась, прощально скользнула по щеке и исчезла, но ощущение не проходило, а всё тело постепенно наполнялось неконтролируемым, безотчётным, липким и вязким страхом.
Страхом?..
Он бывал и в более неприятных и безвыходных ситуациях и не сомневался, что выкрутится и на этот раз. Да, его план провалился – из-за Доктора, из-за кого же ещё? - но местные жители не поверили и Доктору тоже. Камера, в которой их обоих заперли, плохо освещалась, но Мастер не боялся темноты. Камера была маленькой и узкой – на заключённых определённо экономили дорогую на этой планете землю – но Мастер не боялся замкнутых ограниченных пространств. Камера была холодной, но Мастер…

В камере было слишком много Доктора.

Доктор был так близко, что они почти наступали друг другу на ноги, а каждый глубокий вдох словно сокращал расстояние между ними вдвое. Доктор ни секунды не стоял спокойно, крутясь и вертясь во все стороны так, что казалось, что он находится повсюду – сверху, снизу, слева и справа, наполняя собой всё пространство их тесной тюрьмы. Скрипом ткани рубашки, шуршанием подошв, неровным шумом своего дыхания, звуком открывающихся и вновь смыкающихся губ, шелестом и шорохами Доктор захватил окружающую их тишину – Мастеру даже казалось, что слышно, как невыносимо часто он сглатывает, и как раздражающе громко опускаются и поднимаются его ресницы. Доктор словно вытеснил собой весь воздух из помещения, оставив лишь пряный резковатый аромат прикреплённого к его пиджаку нелепого растения, лишь постоянно норовящие залезть в глаза волосы, пахнущие солнцем и пылью, и этот непонятный, неведомо откуда взявшийся страх, от которого мокро холодела спина, подгибались колени, и невозможно было собраться с мыслями.
- Мой дорогой Доктор, - начал Мастер снова, и голос окреп, но по-прежнему был чужим, - ты полагаешь, это самое подходящее время и место для акробатических упражнений? Я был бы очень признателен, если бы ты перестал трепыхаться, как бабочка на булавке, и…
- Я полагаю, мы оба хотим как можно скорее покинуть это гостеприимное место, - в отличие от Мастера, Доктор говорил спокойно, чуть насмешливо, и от его умиротворённой беспечной уверенности подступающая паника всё новыми и новыми кольцами перехватывала горло.
- Если я смогу дотянуться до той и вон до той… – не услышав возражений, Доктор изогнулся под причудливым углом и вновь хаотично и бесцеремонно завозился в полумраке, заставляя Мастера вздрагивать от каждого случайного прикосновения и мучительно ожидать следующего. Волосы снова мягко прошлись по щеке, плечо на мгновение дотронулось до плеча, локоть остро уткнулся в грудь и тут же сменился часто вздымающейся грудью, прижавшей Мастера к самой стене. Затем горячий влажный воздух обдал ухо – подбородок – надолго задержался на шее – Доктор продолжал увлечённо излагать свой гениальный план или, может быть, как обычно нёс какой-нибудь нелепый вздор, кажущийся ему чрезвычайно остроумным – смысл его слов ускользал от Мастера, застилаемый всё громче и громче стучащей в ушах кровью. Потом он вдруг задвигался где-то сбоку и снизу – задел ногу, прислонился головой к бедру – внезапная мысль о том, что он, должно быть, стоит перед ним на коленях, раскалённой пулей прошла от вмиг пересохшего горла до низа живота. Мастер хотел было отпустить саркастическое замечание на эту тему, но голос не слушался, и вышло только еле слышное, надтреснутое «Доктор». Раскалённые пули неспешно и болезненно увязали и ворочались в животе, а в памяти непрошено ворочался жаркий галлифрейский день, в котором его лучший друг ворочается в траве, устраивая свою голову у него на ногах – и ему жарко от этого, и жарко внутри, и он осторожно проводит пальцами по его разметавшимся волосам и ворчит: «Тета, спи уже, наконец», но сам почему-то так сладостно-томительно счастлив, что хочет, чтобы это никогда не кончалось, и...

Мастер шевельнул рукой, полностью отдавшись воспоминанию. Пальцы тут же утонули в мягких прядях – барабанная дробь в ушах превратилась в тревожно гудящий протяжный набат, стены тюрьмы тяжело надвинулись на него со всех сторон – и широко раскрытые недоверчивые глаза Доктора вдруг снова оказались прямо напротив его глаз.
- Ты дрожишь, - произнёс Доктор полувопросительно, удивлённо провожая глазами ползущую по его виску каплю пота, и, обеспокоенно нахмурившись, протянул к лицу Мастера руку.

Хотелось отступить, вжаться ещё дальше в стену, отвернуться или хотя бы зажмуриться, чтобы не видеть перед собой эти лицемерно участливые, а на самом деле равнодушные и холодные глаза, но этого было делать никак нельзя. Хотелось покориться властному жесту и позволить коже впервые за много лет ощутить обжигающее тепло чужих пальцев – но этого нельзя было делать тем более. В голове вертелось что-то бессвязное – то ли о бабочке на булавке, то ли о бабочке, летящей на огонь, и он проклинал свою слабость – потому что в мире не было ничего, что он презирал бы сильнее, чем слабость, и проклинал подбирающийся из тёмных углов непонятный страх, и тесную камеру, и эту планету вместе со всеми её бестолковыми жителями, и Доктора – потому что именно Доктор был виноват во всём вышеперечисленном, да и вообще во всём. Но рука Доктора уже остановилась, так и не завершив своё движение, он неловко («Брезгливо», - промелькнуло в голове у Мастера) отвёл («Отдёрнул») её в сторону, и от отсутствующего прикосновения внезапно было больнее, чем от удара.

URL комментария

Пишет Гость:

25.09.2011 в 03:21

читать дальше, 2/2

Она была здесь, как и всегда – стена, возникшая, когда они впервые не протянули друг другу руки при встрече, крепнущая с каждым днём, с каждым словом и шагом, по кирпичику складывающаяся из предательств и обид, насмешек и поражений, одиноких лет в ТАРДИС и напряжённых плечей Доктора под его руками. С тех пор, как один человек умер на траве под радиотелескопом, а другой поднялся с неё, она стала ощутимой, как никогда, и повисла между ними плотным и искрящимся силовым полем – невидимым, но абсолютно непреодолимым… и кто бы объяснил ему, почему от этого вдруг должно быть так больно?..

Часто дыша, кто-то совершенно чужой шевелил сейчас губами в нескольких миллиметрах от его лица – то приоткрывал их, то слегка прикусывал и теребил нижнюю. С волной нарастающего раздражения Мастер понял, что как завороженный наблюдает за этим зрелищем, вдыхая и выдыхая с Доктором в такт и бездумно повторяя все его движения. Закаменевшие губы сводило от напряжения, щипало, кололо невидимыми иголками, они почти болели, а внутри всё падало и падало – медленно и тягуче – и хотелось схватиться за что-нибудь, чтобы удержаться на внезапно ослабевших ногах и прекратить это мучительное падение.

Он не заметил, как резко подался вперёд, но когда не ожидавший этого Доктор слегка покачнулся, непроизвольно взмахнул руками и скользнул ими по рукавам Мастера, на миг задержав пальцы на открытых запястьях, его захлестнуло нестерпимым желанием. Сделать что-нибудь. Немедленно, сейчас. Убить. Уничтожить. Причинить боль – такую же сильную, как та, что тяжёлым горячим узлом скручивала сейчас все внутренности, утягивая вниз и мешая дышать. Встряхнуть расстегнутый ворот рубашки, сжать пальцы в том месте, где на беззащитной шее пульсирует жилка. Держать и не отпускать. Отвести со лба волосы, пробиться сквозь стену, втиснуться, вломиться, ворваться внутрь, быть ближе, ещё ближе, чем сейчас – ближе, чем кожа, ближе, чем слова, ближе, чем мысли, ближе, чем это вообще возможно. Увидеть, что там – за ненавистными, неприступными, обманчиво нежными чертами этой регенерации. Узнать, дрожит ли он так же внутри, сводит ли такой же болезненной судорогой его губы, осталось ли хоть что-то его в этом чужом незнакомом человеке, или же Мастер всё выдумал, и никогда не было чутких пальцев на висках, мягко избавляющих от приступа нестерпимой мигрени, привычного тепла локтя за партой в Академии, крепко сцепленных рук и твёрдых коленей, потяжелевшей от разморившей полуденной дремоты головы на затекшем плече и спутавшихся взмокших волос, прилипших к щеке и пахнущих солнцем и пылью – всего, что когда-то принадлежало только ему одному, а сейчас…
…Доктор одобрительно треплет по спине рыжего мальчишку, его ладонь ласково оборачивается вокруг руки девчонки с Тракена, а вторая девчонка, темноволосая, прикасается к его так легко розовеющей гладко выбритой щеке губами, и Доктор смеётся, и все они смеются – заразительно, весело и счастливо, смеются все вместе, смеются над…
- Мастер, что… - требовательно вторгся в захватившие его воображение образы Доктор и вдруг снова замолчал. Жадно всматриваясь в расширившиеся зрачки своего заклятого врага, Мастер не мог понять, что он видит в них сейчас – тоскливую пропасть чужого взгляда или всего лишь отражение своих собственных глаз.

Что-то смутное свинцовой тяжестью наливалось на онемевших губах и кончиках пальцев, тёмной, неясной тенью формировалось в глубине ноющей груди, готовое сорваться в любой момент, сметая всё на своём пути и грозясь целиком и полностью поглотить его. И Мастер не знал, плохо или хорошо ему будет от этого – рядом с Доктором никогда не было ни плохо, ни хорошо, а всегда была лишь болезненная пьянящая эйфория напополам с горечью и что-то ещё, не оформляющееся в слова, но больше всего похожее на ожидание и на холодные камни, застрявшие где-то между горлом и грудью. Он только чувствовал странную неполноту и незавершённость, и отсутствие устойчивости, и казалось, что нужно сделать что-то само собой разумеющееся, удивительно простое, чтобы снова стать целым и обрести равновесие. Казалось, что он вот-вот поймёт что-то очень важное или вспомнит ту самую очевидную мелочь, но она скреблась на краю сознания, выскальзывая из рук, и то ли кровь в ушах, то ли проклятые барабаны, то ли их сердца испуганно и сбивчиво отстукивали, отсчитывали, отмеряли, кричали и голосили – нельзя, стой, прекрати, перестань, остановись, опасность, опасность, опасность…

- Потерял дар речи, мой дорогой Доктор? - услышал он собственный язвительный голос. – Ты не мог бы заняться делом и как можно скорее избавить меня от своего, несомненно, приятного, но уже успевшего несколько утомить меня общества?
Доктор ещё несколько секунд смотрел на него остановившимся, неожиданно раненым взглядом – растерянно, словно не веря в то, что слышит, затем слегка тряхнул головой – волосы снова щёкотно задели щёку, а губы чуть дрогнули и тут же сложились в упрямую непримиримую стену.
Внутри что-то умирало, и пока Доктор ровным и спокойным голосом упражнялся в ответ в остроумии, пока, напряжённо стараясь избегать лишних прикосновений, дотягивался до «той» и «вон до той штуки», что-то отвинчивал и соединял, пока они бежали вместе по извилистым коридорам, и Доктор, разумеется, не давал убить охранников, и читал нотации, и болтал, и делал массу всего бессмысленного, Мастер чувствовал себя обессилевшим, как от долгой борьбы, разбитым и абсолютно пустым.

…Назойливое, раздражающее ощущение мешало собраться с мыслями. Запуская свою ТАРДИС в полёт, Мастер несколько раз сердито провёл рукой по лицу, словно смахивая несуществующую прядь волос, настырно лезущую в глаза.
Его не оставляло чувство, будто он что-то потерял, но никак не может вспомнить, что именно.

URL комментария

@темы: Сериалы - Doctor Who, Высокие, высокие агрессорско-виктимские отношения!, Слэш, Фанфики

Comments

[Мэлис Крэш]

Это Пятый))

[bbgon]

Я догадалась)).

[Not Ginger]

Мой любимый ))