We're all just stories in the end.
Апдейт от 03.06.2014: Продолжение в комментариях.
Апдейт от 30.05.2014: Вы не поверите: я решила продолжать писать "Общество анонимных отцов". Поскольку все уже знают, как я пишу, т.е. в год по чайной ложке, и выкладываюсь нерегулярно, вопрос: это кому-нибудь надо вообще?))) И выкладывать ли в процессе, или не бесить общественность?))
Голосовалка внизу.
***
Хы, сначала хотела писать слэш, потом передумала, некоторые моменты в тексте так и остались, но исправлять уже не стала)). Смешно теперь самой)).
Фандом: Не родись красивой
Название: Общество анонимных отцов
Автор: bbgon
О ком: Саша, Рома, Вика и ребенок, остальные обитатели "Зималетто"
О чем: Вика на самом деле беременна. Кто-то попал... POV Воропаева
Рейтинг: PG-13, про отношения, но не слэш!
Скачать одним файлом
осторожно, многобуквГлава первая,
которая приносит мне неожиданное открытие
Я, казалось, придумал идеальный вариант: Милан, солнце, модная столица Италии. Но Вика тянула с ответом, она не говорила ни да, ни нет, и я физически чувствовал, как истоньшаются мои нервы. Я стал пить больше кофе и больше курить - да так, что за неделю почувствовал все отрицательные последствия вредных привычек, о которых и не думал раньше. У меня стала болеть голова; я просыпался и засыпал с головной болью, и в сердце как-то неприятно закололо. Я читал журналы о детях. Каждая статья, в которой с гипнотической настойчивостью повторялось, что для будущей мамочки необходимо создавать наилучшие условия и что малышу требуется всё ваше время и силы, ложилась тяжким грузом на мои плечи. Мне стали являться кошмары наяву, в которых Вика, оборванная и в лохмотьях, грозила мне нашим ребенком и обещала отобрать у меня всё. Я забеспокоился о своем рассудке. Марина стала каждое утро интересоваться моим здоровьем, не спрашивая меня отменяла или переносила все не слишком важные встречи и однажды даже предложила мне успокоительное, "качественное и совершенно натуральное". Лекарство я взял.
Я звонил Вике каждый день и спрашивал, приняла ли она решение. Я давил на нее, как мог. Наконец, я назначил крайний срок - ближайший понедельник - и пригрозил, что если в этот день она не сядет на самолет до Милана, я отправлю ее в Гондурас. Вика только смеялась. Она была хозяйкой положения. Она могла в красках расписать мне, как ей плохо, как ее мучают тошнота и моё равнодушие, и я не спал полночи, покрываясь холодным потом от каждого скрипа или автомобильного сигнала на улице, принимая их за крик младенца. Что там, я даже начал сочувствовать ребенку - моему ребенку, в конце концов! - что ему приходится круглые сутки сожительствовать с Клочковой.
Я звонил Кире, чтобы узнать от стороннего наблюдателя, не собирается ли Вика увольняться из "Зималетто" и не пакует ли чемоданы. Повышенное внимание к Викиной беременности не могло не вызвать у моей сестры подозрения. Она всё чаще спрашивала о причинах моего интереса и её слова о том, что "отец отказывается признавать ребенка" звучали издевательским намеком.
Наконец, я решился задать главный вопрос:
- А... кто отец? - спросил я непринужденно. Вернее, я постарался спросить непринужденно, но в последнее время у меня плохо получалось контролировать свой голос.
- Малиновский, конечно. Ты разве не в курсе?
Я в прямом смысле не поверил своим ушам. Мне казалось, что вокруг меня снова сгустился один из снов наяву. Я больше ожидал услышать: "Ты отец, Саша! Хватит притворяться!"
- Что? - спросил я растерянно.
- Что тебя удивляет? - ответила Кира вопросом на вопрос. – Он, было, даже решил жениться на Вике, но потом протрезвел и передумал.
- Меня его любовные перипетии совершенно не интересуют, - отрезал я, взяв себя в руки. Мне бы хотелось выведать у Киры больше подробностей, но я не хотел навлекать на себя лишних подозрений.
- Конечно, братик, - съязвила Кира. - Целую, пока.
Она повесила трубку.
Внутри у меня всё кричало: "Не я, не я! Отец - Малиновский!" Я достал из шкафчика графин с коньяком и налил себе 50 грамм. Такую новость надо было отпраздновать! Я удобно расположился в кресле, закинув ноги на рабочий стол. Пусть теперь Малиновский отдувается, думал я злорадно. Не надо больше думать, как отослать Викусю в Милан, бояться, что кто-то узнает о наличии у меня внебрачного ребенка. Всё, нет никакого ребенка!
Теперь, когда страх перестал замораживать мой мозг, я сообразил, почему Вика тянула время: она выбирала одного из нас, того, кто предложит ей более выгодные условия. И очевидно, что свадьба с Малиновским прельщала ее куда больше, чем Милан, где ей придется хоть и в хороших условиях, но выкручиваться самой.
Проблема решилась наилучшим образом: я собирался немедленно позвонить Вике и послать ее подальше с ее необоснованными претензиями, ведь не я виновник ее беременности.
Стоп. А почему, собственно, не я? Меня бросило в жар. Я попытался высчитать в уме сроки и вероятности. Сдался. Схватил календарь со стола и стал лихорадочно соображать, когда у меня в последний раз был секс с Викой и через какое время можно определить беременность. С трудом я вспомнил, что секс с ней был месяца два назад. Или месяц? Когда это было? На каком сроке заметна беременность? Неделя, месяц, два - я понятия не имел.
Я вцепился в волосы и застонал. Как бы я ни хотел, как бы ни пересчитывал, ребенок мог быть моим. Впрочем... какое это имеет значение? Я поставлю ее перед фактом: ее беременность меня не касается, пусть окольцовывает Малиновского.
Я набрал номер Викиного мобильного. Она ответила слабым голосом. Ничего, недолго ей осталось изображать для меня умирающего лебедя!
- Меня тошнит, Воропаев, - пожаловалась она.
- Странно, Кира мне сказала, что ты съела на обед пару пирожных и прекрасно себя чувствовала, - я не торопился перейти к основной части нашей беседы.
- Потому что я больше ничего не могу есть! - истерически сказала она. - Ты опять собираешься мне угрожать? Это вредно для ребенка! Для твоего ребенка!
- Для моего? - неторопливо, с расстановкой сказал я. - Я-то думал, что ты собираешься замуж за Романа.
- Ну и что?! - тут же возмутилась она. - Отцом ребенка можешь быть ты!
- А могу и не быть. Поэтому, Викуся, чтобы не остаться ни с чем, тряси Малиновского, он не станет задавать неудобных вопросов. Ведь если окажется, что ребенок не мой, я заберу у тебя всё, и еще потребую компенсацию за моральный ущерб.
Я явственно представлял себе, как у неё на лице отражается трудная внутренняя борьба жадности с осторожностью.
- Соглашайся быстрее, Клочкова! - поторопил я её. - У тебя нет выбора.
Она посопела в трубку, обиженно хмыкнула и отключилась.
У нее действительно не было выбора, но я не спешил праздновать победу. Оставался момент неопределенности, который не давал мне покоя: что, если ребенок правда мой? Малиновский будет растить моего ребенка, даст ему свою фамилию и отчество. А я буду смотреть со стороны? Да, у меня не будет болеть голова из-за Вики. Вместо этого голова у меня будет болеть из-за того, что я позволил Малиновскому, этому раздолбаю, воспитывать моего сына.
Воображение у меня разыгралось. Я представлял себе, как Малиновский приходит с малышом в "Зималетто", все кидаются к нему с игрушками-погремушками и восклицаниями "Ути-пути, какой хорошенький!", а вижу, как ребенок похож на меня, и все это видят, и Малиновский понимает, как я его кинул... позор! Иметь незаконного ребенка неприлично, но если факт, что я от него отказался, получит огласку, это будет вдвое неприличнее, и я могу распрощаться со своей репутацией.
Я трясущимися руками выудил из коробки сигару, сунул ее в рот - и забыл закурить. Никто ничего не узнает, успокаивал я себя. Всё пройдет, и я буду вспоминать об этом, как о забавном происшествии.
Вечером ко мне домой пришла Кира. Нет, не пришла - ворвалась, чуть не расколошматив кнопку дверного звонка.
- Ну, знаешь, братец, - начала она прямо с порога, - я даже от тебя такого не ожидала!
Я похолодел. Среди моих прегрешений за последнее время было только одно, которое могло вывести ее из себя.
- Кирюша, рад тебя видеть! - с трудом улыбнулся я.
Она прошла мимо меня в квартиру.
- Саша, как ты мог так поступить с Викой? - спросила она, уставясь на меня ледяными глазами.
- С Викой? - я изобразил удивление. - А что с ней?
- Саша, хватит! - Кира была в ярости. - Вика беременна, о чём ты прекрасно знаешь!
- Не от меня, - быстро сказал я. - Я даже не стал с ней связываться. Я сразу понял, что с ней не стоит иметь дело...
Под Кириным взглядом мне становилось душно; я поправил и так расстегнутый ворот рубашки. Я никогда не мог ей врать.
- ...у меня с Викой? - я пожал плечами. - Да она не в моем вкусе!
- Саша, ты выглядишь жалко! Найди в себе силы признаться! Ты мужчина, ты должен отвечать за свои поступки!
Я больше не мог смотреть на нее и опустил глаза. А еще пару часов назад я убеждал себя, что никто не узнает, что можно расслабиться. Если мне и бывает стыдно, то только перед Кирой.
Она села в кресло.
- Мне сегодня пришлось час ее успокаивать! Почему ты угрожал Вике? Как ты смел? Она носит твоего ребенка! Саша! - призвала она меня к ответу.
- Малиновского... - возразил я.
- Что?
- Ребенок Малиновского, - сказал я громче.
- Откуда ты знаешь? - Кира отчитывала меня, это было страшно неприятно, но поделать я ничего не мог. - Вы оба хороши, но Рома хотя бы не угрожает беременной женщине!
- А что ты знаешь? Она меня шантажировала! - защищался я.
- Вике нужна поддержка! К кому она могла обратиться, как не к отцу своего ребенка? Она рассчитывала на помощь или хотя бы на понимание. Ей сейчас нужна забота, а не скандалы. А ты — ты хотел послать ее в Гондурас, а сегодня так и вовсе грозил отправить ее побираться!
- Я предложил ей Милан... - я искал все возможные факты, которые могли меня оправдать, - ...хорошую работу, деньги. Она не хочет! Она тянет время! Кира, пойми, мне не нужен этот ребенок, ты подумала о моей карьере?
- Саша, я была о тебе лучшего мнения, - холодно сказала Кира. - Я думала, ты ответственный, заботливый...
Это было несправедливо: я просто не обязан распространять свою заботу на кого попало.
- ...за ребенка отвечают двое, Саша, двое! - продолжала Кира.
- В данной ситуации - трое... - пробормотал я.
- Ты должен немедленно извиниться перед Викой! Неважно, кто отец, ты или Рома, вы оба обязаны заботиться о ней, пока малыш не появится на свет.
- Кира, я смотрю, ты всё за меня решила?
- Да, раз ты сам не способен на ответственные решения! - отрезала она.
Когда Кира ушла, я сначала сидел, возвращаясь в душевное равновесие после порки, которую она мне устроила. Всё, что сказала мне сестренка, было неприятно, тем более неприятно, что я чувствовал ее правоту. Разве не я сегодня думал, что позволить чужому человеку воспитывать моего ребенка – неправильно? Теперь путей к отступлению у меня не было: если знает Кира, о моем отцовстве узнают все. Я уже не смогу незаметно избавиться от Вики. Я вздохнул, осознав всю тяжесть своего положения. Раз так, нести эту тяжесть я буду не один.
Я набрал номер Малиновского. Он сидел дома в тоске и в печали: известие о беременности Клочковой на некоторое время отбило у него охоту к новым приключениям.
- Здравствуй, папаша, - поприветствовал я его.
На том конце провода раздался невнятный кашель. Прошло с минуту, пока Малиновский сипло ответил:
- Не шути так, Воропаев. Ты тоже знаешь?
- Я всё знаю, - сказал я многозначительно. – Я хочу поговорить с тобой о Клочковой. Поэтому советую оторвать свой зад от дивана и приехать ко мне. Это долгий разговор.
Он попробовал сопротивляться, мол, далеко, холодно и вообще «Воропаев, к чему такая срочность?», но я не стал его слушать. На всякий случай назвал адрес и повесил трубку.
Я ждал Малиновского долго и уже начал злиться: он что, не понимает, что Вика — прежде всего его головная боль? Я тут собираюсь предложить ему взаимовыгодный вариант решения его проблем, а он выкаблучивается. Наконец, Малиновский объявился.
- Ну, наконец-то! - сказал я. - Я уж думал, ты заблудился по дороге.
Роман посмотрел на меня, как мне показалось, издевательски:
- Я догадываюсь, почему ты меня вызвал, как на пожар. Что, тоже попал? Колбасит?
Мне захотелось прибить его, но я сдержался: пригодится еще.
- Проходи, располагайся, - сказал я. Я не хотел обсуждать с ним столь щекотливую тему, но выхода не было.
- Не тяни, Воропаев, - поторопил меня Роман. - Неужели наша Викуля и тебя успела припереть к стенке?
- Я тоже могу быть отцом, - признался я.
Малиновский чуть не зааплодировал.
- Йес! Мои ставки упали на 50 процентов. Слушай, ты не в курсе, - с любопытством спросил он, - может, есть и другие кандидаты?
- Не в курсе, - отрезал я. Мне было неприятно наблюдать за его радостью, ведь еще недавно я был так близок к желанной свободе.
- Теперь ты понимаешь, что безопасность в сексе превыше всего? - провозгласил он. Малиновский, видимо, решил, что мое участие в вопросе снимает с него все обязательства, и расслабился.
- Малиновский! Я не собираюсь один разбираться с Клочковой, - спустил я его с небес на землю. - Раз так получилось, мы будем решать проблемы вместе. Поровну, Малиновский, ты меня понял? - я приблизился к нему и заглянул в глаза.
- Боже, Воропаев, к чему пафос? - Малиновский отвернулся и плюхнулся на диван. - Ну, будет ребенок. Не устраивай трагедию на пустом месте.
Он злил меня; ему приходилось объяснять элементарные вещи.
- Для тебя не трагедия. А мне этот ребенок, - слово настолько набило оскомину за день, что меня перекосило, как от целого лимона, - может разрушить репутацию. Карьеру. Мою жизнь. Мне не нужные лишние случайности, поэтому ты будешь делать то, что я скажу.
- Гамлет. Чистый Гамлет, - Роман выудил из вазы на столе яблоко и, комфортно расположившись, откусил кусок. - Сделай глубокий вдох, Саш. Теперь медленно выдохни, - он изобразил, что я должен сделать.
- Малиновский! - прикрикнул я на него. - Слушай меня внимательно. Я хочу, чтобы как можно меньше людей знало о том, что я причастен к этой истории. Если ты будешь болтать направо и налево, я устрою тебе такие неприятности...
Роман жевал яблоко, глядя на меня, как на обезьянку в цирке.
- Ты понял? - спросил я с нажимом.
- Понял, понял, давай дальше, - Малиновский помахал рукой с яблоком, мол, проматывай.
Я даже не буду описывать, как я ненавидел его в тот момент. Я расписываю ему его жизнь на ближайшие девять месяцев, а он развлекается!
- Второе, - продолжил я, - общаться с Клочковой будешь ты. Ты и так видишь ее каждый день, а я не собираюсь зря мотать себе нервы. Если ей будут нужны деньги, на врачей или еще что, я готов заплатить. Но общаться с ней будешь ты.
- Ну-ну, - сказал Роман. Его тон мне не понравился.
- Последнее, - сказал я, - когда ребенок родится, мы сделаем тест на отцовство.
- …и выясним, кому из нас не повезло, - закончил он.
- Тебе всё ясно?
- Да, - понятливо ответил Малиновский. - Я не согласен.
- Что?! - возмутился я.
- Я не согласен, - легко, будто речь шла о выборе закуски в баре, сказал он. - Получается, я должен ее ублажать, а ты будешь только бабки отстегивать? Деньги и у меня есть.
На мой взгляд, разделение обязанностей было справедливым.
- Что тебе не нравится?
- Ты тут распинался, что от этого ребенка зависит вся твоя жизнь. Так вот, я хочу, - мне показалось, что он передразнил меня, - чтобы мы поровну — это тоже твои слова — в нем участвовали.
Я и не подозревал, что Малиновский может быть столь неприятен. Никогда не подозревал в нем ослиного упрямства.
- Ты тоже будешь общаться с Викой, - злорадно сказал он. - Мы оба будем заботиться о матери нашего будущего ребенка. Одного из нас, - поправился он. - Понятно?
Еще несколько месяцев тесных контактов с Клочковой меня доконают, я и так плохо себя чувствовал с известия о беременности.
- Нет, Малиновский, даже не рассчитывай.
- А Воропаев бросил своего ребенка, как не стыдно! - сказал Роман в пространство с интонацией школьного ябеды. - Тебе не стыдно, Воропаев? - спросил он меня.
Мне не было стыдно перед Малиновским, но мысль, что Кира снова будет читать мне нотации, оптимизма не внушала. А ведь потом узнают и остальные... Будут шептаться у меня за спиной, распускать сплетни, обсуждать за глаза. Между лопаток у меня побежали мурашки. Я потер пальцами виски, это помогает мне думать. Что хуже: свихнуться от Викиных капризов или испортить репутацию?
- Деньги тоже пополам, - сказал я, оставив последнее слово за собой.
Роман не посмел спорить:
- По рукам.
Мы сели обсуждать финансовую часть. Сошлись на том, что будем оплачивать Клочковой квартиру и сами выберем врача, который будет ее наблюдать. Выкупать ее Мерседес у банка я наотрез отказался: будущей маме вредно ездить в открытом автомобиле. Я предложил выдавать Вике деньги на жизнь согласно чекам, по которым она будет отчитываться каждый месяц. Малиновский странно посмотрел на меня и сказал, что заставит меня лично считать, сколько литров сока Клочкова выпивает за месяц и сколько тратит на прокладки. От идеи пришлось отказаться, а жаль. Договорились о фиксированной сумме на повседневные расходы.
Малиновский отбросил ручку и потянулся.
- Казначеем будешь ты, - сказал он. - И не жлобься, Саша, это же твой ребенок.
- Твой, - поправил я его.
Малиновский поежился:
- Не каркай.
- Ты сколько раз с ней спал? - спросил я. Во мне взыграла жажда справедливости.
- Я что, считал? - он пожал плечами и посмотрел на меня с неприязнью: - А у тебя-то точно всё записано.
- Значит, много? А я — всего несколько раз. У тебя шансов больше! - довольно заключил я.
- Я предохранялся! - тут же возразил он, как будто его слова что-то могли изменить.
- Я тоже! - сказал я.
Мы замолчали. Роман скрестил руки на груди и небрежно разглядывал листок с расчетами, лежавший на столе. Я закурил. По-видимому, нас обоих посетила одна и та же мысль, и мы ее усердно обдумывали.
- Кто-то третий? - наконец сказал я.
- Не знаю, - сказал Малиновский. - Есть предположения?
- Нет, но можно выяснить.
Мы посмотрели друг на друга, объединенные общим возмущением обманутых любовников. Я почувствовал душевный подъем: ну, если выяснится, что у Вики был кто-то еще, настоящий отец ребенка, ей не поздоровится!
- Как? - спросил Роман.
- Для этого существуют профессионалы, - многозначительно ответил я.
- Расследование? – он оживился. - А я-то думал, ты сам собираешься этим заняться.
- Ты хочешь, чтобы я лично сидел в засаде у Викиного дома? - наивность Малиновского меня поражала.
- А что? - он заговорил таинственным шепотом: - Ночь. Улица. Фонарь. Ты, весь в черном, сидишь в кустах у дома Клочковой. В полевой бинокль ты наблюдаешь за ее окнами. Но что это? Свет гаснет, и через пару минут она выходит из дома, до самых глаз закутанная в красный шарф. К подъезду, свистя тормозами, подкатывает черное купе. Виктория исчезает в нем. Ты бросаешься к автомобилю, я втапливаю педаль газа, и мы мчимся по ночным улицам. Погоня, адреналин!..
Малиновский в лицах изображал свою миниатюру; я его не прерывал.
- ...и вот мы их настигаем! Вот он, момент истины! Кто же таинственный соперник?.. - он сделал драматическую паузу.
- Прекрасно, Малиновский. Но скакать по кустам я не готов, - сказал я. - Я всё устрою.
Он был немного разочарован:
- Скучный ты, Воропаев. Ладно, делай, как знаешь.
На том и порешили. Я отправил Малиновского домой. После разговора с ним я чувствовал себя намного лучше, чем утром: вопрос с Викой приобрел хоть какую-то ясность, и я снова был хозяином положения.
Глава вторая,
в которой я оказываюсь в шкуре доктора Ватсона
На следующий день я приехал в «Зималетто». Без лишних предисловий мы усадили Клочкову в кабинете Малиновского и огласили ей наше решение. Вика была деморализована: в ближайшие месяцы ей не светили ни Милан, ни свадьба, а только строжайший контроль своего здоровья, правильное питание и курсы будущих мам. Она немного утешилась, когда я выдал ей деньги на текущие расходы.
- И это всё?! – попробовала возмутиться она. – Да на это даже Пушкарева не проживет! Мне нужны витамины, мне нужно обновить свой гардероб! Я уже полгода в одном и том же!
- Не нужно, - отрезал я. – Через пару месяцев ты всё равно не сможешь носить модельные вещи, - я показал рукой живот. Вика надулась. Малиновский посмотрел на меня, достал из бумажника еще несколько купюр и отдал ей. Вика тут же ожила.
Что ж, хочет выполнять все её капризы – пусть выполняет, это его дело. Я не собирался отступать от своих решений.
Клочкова убежала; я не сомневался, что жаловаться Кире. Малиновский подошел ко мне вплотную и, понизив голос, хотя мы были одни, спросил:
- Ты нашел профессионала?
Ему нравилось играть в сыщиков.
- Да, - ответил я нормальным голосом. – Когда будут результаты, я тебе сообщу.
Утром я уже успел переговорить с детективным агентством. Меня уверили, что заниматься подобными делами им не впервой и, самое важное, гарантировали конфиденциальность. Посвящать Романа в подробности я не стал.
Вечером мне представили первый отчет по Викиному делу: не была, не имела, не замечена. Её контакты за день ограничивались пределами «Зималетто», Кирой, которая накормила её обедом, и продавцами бутика, из которого она вышла с несколькими пакетами. Последнее мне не понравилось, и я решил обязательно напомнить Вике, что такими темпами она скоро снова останется без средств к существованию.
На следующий день отчет был похож на предыдущий: никаких подозрительных мужчин на горизонте. Распечатка её звонков тоже ничего не дала. Вика звонила Кире, папе в Питер, снова Кире; ей звонили из банка с требованием выплатить кредитные взносы за машину. И на следующий день было то же. Видимо, кроме меня и Малиновского кандидатов на отцовство нет, вынужден был признать я.
А на следующий день мне позвонил Роман и возбужденным голосом сообщил:
- Есть! Приезжай к «Зималетто» к семи!
Объяснять что-либо он отказался, сказав, что я сам всё увижу.
В семь я подъехал к «Зималетто». Малиновский уже ждал меня на улице, подпрыгивая и грея уши руками: вечер выдался морозный.
- Где тебя носит, Воропаев! – приветствовал он меня. – Я весь закоченел.
Я посмотрел на часы:
- Ровно семь. Ну, что ты хотел мне показать?
- Пойдем, - он потянул меня за рукав.
- Пешком? – удивился я.
- Пойдем, здесь близко.
Мы вышли на набережную. С реки тянуло влажным холодным воздухом, и я тоже быстро замерз. Когда постоянно ездишь на автомобиле, отвыкаешь одеваться по погоде; оказывается, мое пальто продувалось всеми ветрами насквозь.
- Далеко еще? – спросил я, стараясь не стучать зубами.
- Пришли, - ответил Малиновский.
Мы стояли около обычного жилого дома. Первый этаж его был переоборудован под какое-то заведение, высокие окна были ярко освещены. Я подошел к одному из них и заглянул внутрь. Это был фитнес-клуб. Штук двадцать женщин разной толщины прыгали под слабо доносившуюся изнутри музыку. Я почувствовал раздражение.
- Малиновский, какого черта ты меня сюда притащил? Меня не привлекает вид перетянутых перезрелых красоток!
Малиновский фыркнул.
- Сюда, - он повел меня вдоль окон, заглядывая в каждое. – А, вот она! – воскликнул он негромко.
Здесь был тренажерный зал. Народу было немного, и я быстро заметил Вику. Она стояла в завлекательной позе, небрежно опершись о поручень беговой дорожки, и смеялась. Рядом с ней торчал какой-то тип в спортивных шортах, с загорелыми мускулистыми ногами, длинноволосый и с аккуратной бородкой, и тоже смеялся.
- Ну? – спросил Роман, наблюдая за моей реакцией. – Как тебе?
- Что это за?..
- Её тренер, - сказал Малиновский с улыбкой. – Они часто видятся. У них довольно близкие отношения, ты не находишь?
Я находил.
- Что будем делать дальше?
- Подождем, - сказал Малиновский. – Он часто провожает её до выхода. Потом задержим его и поговорим. Интересно, он знает о Викиной беременности?
- Поговорим… - сказал я задумчиво. Я думал о светлом будущем, которое вновь открывается передо мной, если мы нашли настоящего отца Викиного ребенка. Вместе с тем, его появление могло внести путаницу в наш с Малиновским стройный и взаимовыгодный договор.
Я поежился и сунул ладони подмышки, чтобы хоть немного согреться. Роман достал сигареты.
- Саш? – он протянул мне пачку.
Обычно я не курю сигарет, но выбора не было: сигары я с собой не ношу. Мы закурили. Стало немного теплее.
- Сколько она еще будет там торчать? – сказал я, начиная злиться.
Малиновский посмотрел в окно, я тоже. Вика всё трепалась с тарзаноподобным тренером. Я бросил окурок на заледеневший асфальт.
- Я пошел внутрь.
- Стой, ты всё испортишь! – драматическим шепотом воскликнул Малиновский. – Она не должна нас увидеть. Мы должны застать его врасплох, так чтобы сразу было понятно, если он врет!
- Малиновский, ты в детстве в казаки-разбойники не наигрался?
Мне были смешны его «шпионские» приёмы, но я остался. Минут через десять я стал опасаться, что как никогда близок к воспалению легких. Только я собирался снова возмутиться, Малиновский поднял руку, чтобы я молчал, и прислушался.
- Идут! – сказал он.
Я вдруг сообразил, что мы стоим на виду у самого крыльца, и это плохо соотносится с планом Малиновского застать тренера врасплох. Роман тоже это понял и потащил меня к дороге, к припаркованным автомобилям. Как назло, там были одни так называемые «женские» автомобильчики, спрятаться за которыми с моим ростом проблематично. Малиновский упал на корточки за желтым Матизом.
- Воропаев! – он дернул меня за полу пальто. Я сел рядом. Я чувствовал себя полным идиотом: сидим, играем в прятки с Клочковой. Видел бы меня сейчас министр! Но насладиться новым ощущением собственной неадекватности я не успел. Дверь клуба распахнулась, и на крыльце появилась Викуся, поддерживаемая за руку своим Тарзаном.
- Осторожней, Виктория, ступеньки скользкие, - предупредительно сказал он.
Малиновский подполз ближе к бамперу нашего укрытия и осторожно выглянул.
Вика что-то ответила, они посмеялись.
- До вторника! – сказал Тарзан. – Не забудьте про тренировку.
- Ну что вы, - кокетливо отозвалась Вика, - я не забуду.
Они наконец-то распрощались, и Клочкова пошла в сторону «Зималетто», одновременно набирая номер на телефоне. «Кира, ты еще на работе?» - донесся до меня её капризный голос. – «Не подбросишь меня домой? Пожалуйста…»
Тренер всё еще стоял на крыльце.
- Пора! – шепнул Малиновский. Он встал и решительно направился к нему. Я постарался подняться со всей возможной непринужденностью, чтобы ни у кого и мысли не могло возникнуть, что я только что позорно прятался за машиной. Ноги у меня затекли, и непринужденность не удалась. На неразгибающихся ногах я поковылял следом за Малиновским.
Викин тренер заметил нас и удивленно смотрел в нашу сторону.
- Здравствуйте! – сказал Малиновский, подойдя к нему. – Разрешите на пару слов?
Тот, видимо, решил, что мы пришли его грабить, и взялся за дверную ручку.
- Да? – ответил он подозрительно.
- Вы тренируете нашу, э-э, знакомую Викторию Клочкову, - продолжал Малиновский.
- Да, - еще более подозрительно ответил Тарзан.
- А вы знаете, что она беременна? - в лоб спросил Малиновский и уставился на тренера, как следователь гестапо.
На лице Тарзана мелькнуло удивление:
- Нет, я не знал, она мне ничего не говорила. Но ведь ей теперь запрещены силовые нагрузки! – воскликнул он с беспокойством. – Спасибо, что предупредили. У нас есть йога для беременных, это именно то, что подойдет Виктории в её положении. Хотите, я расскажу вам подробнее? – предложил он.
- Нет, спасибо, - ответили мы с Малиновским хором. Роман толкнул меня в бок, мол, пора.
- Нам пора, - сказал я.
- До свидания, - с вежливой улыбкой ответил тренер. – Передайте Виктории, чтобы берегла себя!
- Обязательно, - пообещал я мрачно.
- Конечно! – сказал Малиновский.
Мы развернулись и пошли по улице.
- Это не он, - сказал Роман.
- Почему? – коротко спросил я, постукивая зубами.
Малиновский сунул руки в карманы и поднял плечи. Когда шпионская беготня закончилась, он тоже начал мерзнуть.
- Видно же, что он не врет. Ты бы стал беспокоиться о силовых нагрузках, если бы тебе сказали, что твоя подружка беременна?
- Я – нет.
- Вот видишь, - сказал Малиновский. – И потом, когда они прощались, всё было вполне официально.
- Хм, - я вовсе не был уверен в выводах Малиновского.
- Когда я сказал, что Вика беременна, он удивился, а не испугался или забеспокоился, - привел еще одно доказательство Роман.
- Он хороший актер, - возразил я.
Малиновский помотал головой:
- Нет, он не врет, я вижу.
- С какой стати я должен доверять тому, что ты «видишь»? – разозлился я.
- Ну как хочешь, - резко ответил Малиновский. – Если тебе хочется надеяться, что это он, пожалуйста. Трать свое время, расследуй! Всё равно в итоге окажется, что ребенок твой. Или мой.
Мне действительно хотелось думать, что у Вики был роман с этим тренером. Тогда я мог бы с чистой совестью обвинить её в нечестности и умыть руки. Принять решение, основываясь на предположениях Малиновского, я не мог, мне нужны были факты.
- Хорошо, я буду расследовать, - сказал я.
Малиновский раздраженно дернул плечами и промолчал.
Через пару десятков метров он сказал:
- Может, зайдем в кафе, согреемся? – он дернул подбородком в сторону заманчиво светившейся вывески на углу.
Я согласился. Я готов был провести в компании Малиновского лишних полчаса, только бы в тепле.
Почти все столики были заняты: пятница. Место мне сразу не понравилось, было слишком шумно и тесно, да к тому же в углу расположилась компания из двух мамаш с тремя детьми самого надоедливого возраста. Дети галдели и спорили из-за мороженого; меня передернуло. Мы протолкались к столику в центре зала. Малиновский плюхнулся на стул, я сел напротив. Официантки не обращали на нас никакого внимания. Пару раз они пробежали мимо с чужими заказами. На второй раз я остановил одну из девушек:
- Кофе принесите.
- Мне чай с лимоном, - поддакнул Малиновский.
- Секундочку, я подойду к вам позже, - попыталась сбежать официантка.
- Девушка, один черный кофе и один чай с лимоном, и быстро, - я был близок к тому, чтобы устроить скандал.
- Девушка, - проворковал Малиновский и похлопал ресницами, - мы устали и замерзли. Не дайте нам погибнуть!
Официантка достала блокнот:
- Еще что-то будете заказывать? – спросила она, глядя на Малиновского.
- Нет, - сказал я. – Иначе мы до завтрашнего утра будем ждать наш заказ.
- Да, - ответил Малиновский, - что вы посоветуете? – он улыбнулся и заглянул ей в глаза.
- У нас есть горячие блюда, украинский борщ, томатный суп-пюре, отбивная, котлета по-киевски, охотничьи колбаски, любые гарниры… - стала перечислять она.
- А что-нибудь побыстрее?
Она на мгновение задумалась:
- Блинчики вас устроят? Сладкие с яблоками, с вишней, с медом, с творогом. С сыром, с ветчиной…
- С мясом что-нибудь, - всё так же улыбаясь, сказал Малиновский.
- С курицей и грибами?..
- Да, - радостно сказал он. – Возвращайтесь скорее, мы будем скучать.
Официантка удалилась бодрой рысцой.
- Вот видишь, Саша, - наставительно сказал Малиновский, - как нужно разговаривать с девушками. А ты «быстро, быстро!» - передразнил он. - Тебе бы в прапорщики идти!
Малиновский явно гордился собой.
- Не учи меня разговаривать с обслугой, - ответил я. Мне не хотелось продолжать эту тему; мне вообще не хотелось говорить. Я устал, и мне надоело, что Малиновский целый вечер поучает меня, что делать.
Роман укоризненно поцокал языком:
- Ты бы еще сказал «с моими рабами». Бедные твои подчиненные, как они с тобой работают?
- Они работаю быстро и качественно, - отрезал я.
- Арбайтен, арбайтен! Арбайт махт фрай!* – провозгласил Малиновский с акцентом фашиста из советских фильмов и изобразил пару ударов плеткой.
- Именно так, - согласился я; спорить мне было лень.
Малиновский захихикал. Я хрустнул пальцами и покрутил головой, чтобы размять шею. Мой кофе всё не несли, и я пожалел, что у меня в самом деле нет плётки.
Я размышлял о сегодняшних приключениях. Они кардинальным образом отличались от того, как я обычно добываю информацию. Обычно я поручаю это малоинтересное и утомительное занятие специальным людям, а сам пользуюсь их сведениями. Кстати, вдруг пришло мне в голову, откуда Малиновский узнал то, чего не выяснили детективы?
- Рома, - спросил я между делом, - как ты узнал про тренера Клочковой?
Он таинственно заулыбался:
- У меня свои источники информации.
- Правда? - я заинтересовался.
Малиновский перегнулся через стол и поманил меня пальцем. Ох уж эта таинственность! Я нехотя подался вперед. Роман посмотрел на меня, как будто собирался раскрыть тайну убийства Кеннеди.
- Женсовет! - сказал он драматическим шепотом.
Я хмыкнул и разочарованно отодвинулся от него. Тоже мне, «источник». Малиновский был доволен произведенным эффектом.
- Саша, никогда не пренебрегай своей секретаршей. Пара комплиментов, немного обаяния - если ты знаешь, что это - и ты в курсе всех сплетен!
- Понятно, - протянул я. Я злился, что поддался на его глупую шутку. - Понятно, кому я обязан тем, что два часа бегал по морозу и прятался от Клочковой, как пятилетний ребенок! И всё равно мы ничего не узнали!
- Не знаю, как ты, Воропаев, а я узнал, что её мачо из качалки ни при чём. Отрицательный результат — тоже результат, - беспечно сказал Малиновский.
- Я смотрю, тебя совсем не беспокоит, если через несколько месяцев тебе придется воспитывать ребенка?
Малиновский пожал плечами:
- Мы же будем делать тест, так? Не мой ребенок - хорошо. Мой - я буду его воспитывать.
Меня раздражало его равнодушие. Если бы Роман бегал и хватался за голову, мне было бы спокойнее.
- Воропаев, не дергайся, ты меня нервируешь! - Малиновский поймал меня за руку и прижал ее к столу. Я сам не заметил, как барабанил по нему пальцами.
- Отпусти! - я выдернул руку и потряс ею, чтобы избавиться от неловкости.
- Представь, Саш, будет у тебя маленький, - продолжил он. - Ты возьмешь его на ручки, посмотришь в его глазки и поймешь, что ты без него жить больше не сможешь.
Малиновский говорил подозрительно гладко, как по писаному.
- Ты где эту чушь прочитал? - спросил я.
Он сконфузился и потер ладонью висок:
- Юлиана сказала.
- Ах, Юлиана! - я почувствовал себя свободней оттого, что Малиновский тоже не испытывал отцовской радости. - На то Юлиана и пиарщица, чтобы внушать людям всякую ерунду! Хочешь, я тебе предскажу твое будущее на ближайшие двадцать лет?
Малиновский не ответил, и я продолжал:
- Вариант первый, пессимистический: ты женишься на Клочковой. В первые несколько лет тебя ждут бессонные ночи, пеленки, распашонки, подгузники. Не забывай, что как только Клочкова получит штамп в паспорте, она превратится в еще большую стерву, и не рассчитывай на секс без подарков. Только за очередную бриллиантовую висюльку. Она будет пилить тебя по поводу и без и контролировать каждый твой шаг. Если ты попробуешь сбежать, она будет шантажировать тебя ребенком.
Пока я говорил, официантка принесла наш заказ, но Малиновский еще ни к чему не притронулся.
- Вариант второй, оптимистический. Что ты, Рома, угощайся, всё остынет! - я заставил его встрепенуться. - Итак, вариант второй: ты не женишься на Клочковой. В этом случае твои перспективы можно назвать радужными. Ты дашь Викусе достаточно денег, чтобы она могла без забот жить где-нибудь в Италии или на солнечном побережье Флориды. Кстати, у тебя хватит? Запросы у Викуси ого-го, - предупредил я. - Изредка ты будешь навещать свое ненаглядное дитя под присмотром няни, и через двадцать лет у тебя будет оболтус, с которым у тебя не будет ничего общего, но требовать с тебя он будет по полной программе: на учебу, квартиру, веселую жизнь. Не сомневайся, мамочка его научит.
Малиновский мрачно жевал блин.
- А чушь про глазки можешь оставить себе. Как утешение, - мне показалось, что я забил последний гвоздь в крышку его гроба.
Роман прожевал кусок.
- Брр! – сказал он и поёжился. – Какие ужасы ты рассказываешь, Воропаев. Стивену Кингу до тебя, как до луны пешком. Ну а что ты предрекаешь себе на ближайшие двадцать лет?
И опять он смеется! Глядя на него, я думаю, что неисправимый оптимизм – это какая-то мозговая плесень.
- Ну так что, - поторопил меня Малиновский, - что прозревает твой третий глаз? – он проделал над своим чаем пассы свободной рукой.
- Третий глаз закрылся, ты забиваешь мои чакры, - ответил я.
- Жаль, - сказал он.
Я стал пить свой кофе. Гадость, как и ожидалось. Сыплют растворимый Нескафе и выдают за настоящий. За сегодняшний вечер я успел изменить нескольким своим привычкам: не вести расследования самому, не общаться с идиотами, не пить мерзкий кофе.
- Теперь я понимаю, - сказал я задумчиво, - почему Жданов всё время попадает в истории. Он дружит с тобой.
Роман расхохотался. Я не понял, что было причиной его веселья. Наконец, он успокоился и объяснил
- Я вспомнил, как ты клялся не скакать по кустам. Ты всё-таки здорово смотрелся там, за машиной. Вид у тебя был…
Я посмотрел на него предостерегающе. Если он сейчас скажет, что я выглядел по-дурацки, я за себя не ручаюсь.
- Нет, - сказал Малиновский, оценивая меня, - ты был еще смешнее.
Я выдохнул и сложил руки на груди: устраивать скандал в кафе ниже моего достоинства.
- Да, - сказал он с видом художника, разглядывающего свое творение. – Почти так.
- Малиновский… - начал я.
- Всё, всё! – он поднял руки. – Я пошутил!
______
* Работать, работать! Работа делает свободным! (нем.)
Глава третья,
в которой в доктора играет Малиновский
Я сидел дома и проклинал Малиновского. Из-за его страсти к шпионским играм выходные были испорчены, а ведь я рассчитывал как следует отдохнуть: последние события изрядно подорвали мои силы.
Горло у меня горело, из носа текло, а градусник показывал безнадежные 37,5. И не здоров, и не пожалуешься толком никому, слишком несерьезно. Доигрался, Шерлок Холмс, думал я с досадой. Надо было отправить Ярослава вместо себя. Но нет, я же хотел своими глазами убедиться в Викиной измене!
Я поднялся из кресла и поплелся за новой чашкой чая. На кухне я включил чайник и в очередной раз принялся потрошить аптечку. Хотелось принять все таблетки разом, чтобы помогло наверняка. Но я уже выпил один шипучий аспирин и боялся, как бы мне не повредило еще одно лекарство. В медицине я совершенно не разбираюсь, признался я себе. Можно было бы довериться народным средствам, но дома, как назло, не было ни меда, ни малины. Поэтому я заварил чай, плеснул в него коньяку и вернулся в кресло.
Я скучал. Спать не хотелось, читать не получалось: тяжелая голова отказывалась воспринимать лишние сведения, телевизор я не смотрю. Я вообще не привык подолгу торчать дома без особой необходимости.
Когда я один, мне в голову лезут неприятные мысли. Вот и сейчас я стал думать о том, что именно для таких случаев нужна жена: подать стакан воды, как говорится, укрыть теплым пледом и развлекать разговорами. Я представил рядом с собой Вику: как она полулежит на диване, да, вон там, откинувшись на подушку, и грызет яблоко. Когда я её вижу, она всегда что-нибудь грызет, то сушку, то пирожное, которым её угостила Кира. На голове у нее бигуди, она с капризным видом оглядывает свой шелковый халатик, как будто это нищенские лохмотья. Несмотря на то, что халатик приоткрывает именно то, что нужно: высокую грудь, и бедра, и стройные коленки, мне не хочется видеть её. Времена, когда её тело возбуждало меня, давно прошли. Я отвернулся.
Вика ударила ладонью по столику, так что я подпрыгнул в кресле. «Воропаев!» - она строго посмотрела мне в глаза и жестко сказала: «Я уже целый месяц в одном и том же! Ты обещал сегодня свозить меня по магазинам! Вставай немедленно, Воропаев, хватит притворяться!»
Брр! Я потряс головой, чтобы отогнать видение. Я же говорил, у меня слишком буйная фантазия. На всякий случай я потрогал лоб: вдруг у меня жар и я начал бредить? Лоб был слегка горячий.
Лучше не думать о плохом, решил я. Как говорил Малиновский, всё устроится. Когда родится малыш, может, жизнь покажется мне не столь ужасной? У меня будет сын, хорошенький и умненький...
Маленький мальчик, похожий на меня, как две капли воды, подергал меня за рукав: «Па-ап, пошли поиг`аем в лошадку! Па-апа, покатай меня!», - сказал он, немилосердно картавя. Я вспомнил логопеда, проклятие моего детства, и по спине у меня прошел озноб. «Па-ап! Я хочу иг`ать!» - требовал мальчик. «Мне плохо», - сказал я ему. «Всё `авно! Иг`ать, иг`ать, иг`ать!» - закричал он. В голове у меня зазвенело. «Отстань!» - приказал я. Он не унимался, он забился в истерике. Я застонал, заткнул уши и пришёл в себя.
Я чувствовал себя слабым и разбитым. Брежу, подумал я. Я встал и, волоча за собой плед, поплелся в спальню. Меня пошатывало от пережитого ужаса. Я упал на кровать и провалился в прерывистый беспокойный сон.
«Уаа! Уаа!» - раздавался где-то крик младенца, и я вздрагивал, тревожно оглядывался и снова засыпал.
«Па-апа! Папа!» - кошмарный мальчик тряс меня за плечо. Я рывком садился на кровати и понимал, что это я запутался в одеяле.
«Александр Юрьевич», - вкрадчиво спрашивала меня журналистка с бегающими глазками за узкой черной оправой очков, - «правда ли, что у вас есть незаконный ребенок?» Я покрывался холодным потом и лепетал «Нет, нет!» Но она жестом фокусника указывала куда-то себе за спину и вопрошала: «А это кто?» Мальчик с хитрыми жестокими глазами смотрел на меня и медленно произносил: «Здравствуй, папа!»
Мой мобильный звонил, не переставая. Я знал, что звонят мне с обвинениями, с расспросами, с укорами, и не смел ответить. Беспрерывное дребезжание телефона заставляло меня цепенеть от ужаса. Не выдержав, я схватил трубку и закричал:
- Что, что?! Отстаньте!
- Воропаев, ты чего?
- А?
Я еще плыл между сном и явью. Ни мальчика, ни журналистов не было, зато телефон у меня в руке был настоящий. Одежда на мне была мокрой от пота. Я постепенно приходил в себя.
- Кто это? - спросил я. Мой голос прозвучал неприятно хрипло, как чужой.
- Это я. Воропаев, ты что, заболел?
Через пару мгновений до меня дошло, что это Малиновский.
- Чего тебе? - спросил я. Я всё ещё был не в своей тарелке: из-за кошмаров я не выспался, наоборот, еще больше устал. Я мучительно пытался собраться с мыслями и вспомнить, не назначено ли на сегодня какое-нибудь важное дело.
- Да ерунда... - начал он неуверенно. - Насчет Клочковой. Мы обсуждали, что хорошо бы найти ей врача, да за остальными делами как-то забылось. Надо бы...
- Ну? - сказал я.
- Что у тебя с голосом? - спросил Роман.
Во мне боролись два желания: пожаловаться на свою болезнь, чтобы Малиновский осознал, на какие жертвы я пошел ради нашего общего дела, и потребовать сочувствия к себе или гордо отвергнуть его жалость и стоически перенести трудности.
- Заболел, - ответил я. - Спасибо тебе, Рома, - сказал я подчеркнуто.
- Очень плохо? - спросил Малиновский, и я услышал виноватые ноты в его голосе.
- Достаточно.
- Э, ну... Я же не знал, что ты такой нежный! - он стал оправдываться.
- Ничего, - сказал я, собрав волю в кулак: не пристало мне плакаться кому попало. - Что ты хотел сказать о Клочковой?
- А, да... - видимо, Малиновский уже забыл, ради чего звонил мне. - Мы будем искать ей врача? Я узнавал, ей нужно сделать разные анализы, УЗИ... - было слышно, что ему неудобно и непривычно произносить медицинские термины.
- Вот и займись этим, - сказал я. Любая мысль о Вике заставляла вспоминать кошмары о мальчике, похожем на меня.
- Я хотел посоветоваться с тобой. Ты же любишь сам всё контролировать! - сказал Малиновский с иронией.
- Выбери несколько вариантов, я потом посмотрю.
- Так точно, шеф! - бодро отрапортовал Малиновский и совсем другим тоном сказал: - Напомни мне, кто говорил, что мы будем вместе решать все проблемы? Поровну?
Я сразу почувствовал себя очень больным. Я заполз под одеяло и ответил:
- Ты хочешь, чтобы я сейчас обзванивал клиники, или что? Я не в том состоянии.
- Ах, умирающий лебедь! - сказал Малиновский. – Что там у тебя, насморк?
- У меня бред и жар, и если я отброшу коньки, ты будешь в этом виноват! – не выдержал я. Мне было обидно, что сочувствие Малиновского испарилось, как только я попросил его взять на себя часть забот. «Лицемер!» – подумал я.
- Что, правда? – спросил он с любопытством. – И что же тебе видится?
- Виктория с младенцем, - признался я.
Малиновский фыркнул:
- А-а, ну это и мне виделось поначалу! Ничего, Воропаев, пройдет. Мужайся!
- Не так, по-настоящему, - сказал я. – Как в гравюрах Гойи.
Малиновский озадачился незнакомым именем.
- Понятно, - проговорил он через несколько мгновений. – Воропаев, ты уверен, что тебе не надо в больницу?
- Я не сошел с ума.
- Мда? – Роман засомневался. – Когда я позвонил, ты что-то кричал… «Отстаньте!» или «Отпустите!»
Щеки у меня загорелись. Мне стало стыдно, что он слышал мой бред. Чего доброго, ляпнет в разговоре со Ждановым и моему авторитету конец.
- Тебе показалось, - ответил я холодно.
- Подожди, ты же сам только что сказал, что у тебя бред? – не понял он.
- Не было ничего, Малиновский, слышишь, не было! – сказал я веско, но он почему-то не верил.
- Так, Воропаев, лежи и никуда не уходи! – велел Роман.
- Да куда ж я денусь… - слабо проговорил я в телефонные гудки.
Я закрыл глаза, а уже через мгновение, как мне показалось, по квартире проскрежетал звук дверного звонка. Я подскочил; в глазах потемнело. Пришлось посидеть с минуту на кровати, приходя в чувство.
Звонок всё надрывался. Пришлось подниматься и идти открывать дверь. На пороге стоял Роман.
- Здорово! Узнаешь меня? - спросил он, явно чтобы проверить, насколько я в своем уме.
- Малиновский, - ответил я вяло.
- Правильно! - сказал он. - Молодец, получишь пирожок! - Роман отодвинул меня в сторону и прошел в квартиру. От него пахнуло холодом, и я плотнее укатался в халат. Меня знобило.
- Что тебе нужно?
Он посмотрел на часы:
- Так, у меня есть минут сорок, от силы час, потом я вынужден буду тебя покинуть.
Я прислонился к стене.
- Шел бы ты, Малиновский... домой.
- Что я, зря приехал? - он поискал выключатель, зажег свет в холле и внимательно посмотрел на меня: - Кошмар, Саш. Семейка Адамс представляет! - он взял меня за плечи и повернул к зеркальной стене. Вид у меня был неважный: на щеках горели красные лихорадочные пятна, гармонировавшие с цветом глаз, волосы всклокочены. Я пригладил торчавшие пряди.
Малиновский, который продолжал держать меня за плечи, мимолетно улыбнулся:
- Да, намного лучше. Саша, марш в постель! - он подтолкнул меня в спину.
В спальню я не пошел: не хватало, чтобы Малиновский видел творившийся там бардак. Я дошел до гостиной и сполз на диван. Любая горизонтальная поверхность казалась мне чертовски привлекательной.
- Врача вызывал? - допрашивал меня Малиновский.
- Нет.
- Почему?
- Не надо.
- Боишься врачей? - спросил с издевкой.
- Иди ты...
- Лекарства дома есть?
- На кухне на столе.
Он ушёл и вернулся с аптечкой.
- Подвинься, - он сел на диван у меня в ногах. Через некоторое время он протянул насмешливо: - Да-а, Воропаев, аспирин, пенталгин и презервативы. Чем из этого ты лечишься?
- Последним, - вяло пошутил я.
- Хороший способ, - одобрил он. - Но сейчас не поможет.
- Откуда ты знаешь, что поможет? - я сильно сомневался в медицинских познаниях Малиновского.
- У меня вся семья — врачи, уж кое-что я понимаю.
- Какая еще семья? - спросил я озадаченно.
- Мама и папа, Воропаев, - он глянул на меня, как на идиота.
- У тебя есть родители?
Я сам понял, что мой вопрос звучит глупо. Я всего лишь имел в виду, что Малиновский никогда и ничего о них не упоминал.
- Нет, я из яйца вылупился!
Кажется, теперь я убедил его, что у меня не всё в порядке с головой.
- На, держи, - Роман сунул мне в руку градусник. Я взял и пару секунд рассеянно смотрел на него. - Температуру померяй! Объяснить, как? - одернул он меня.
- Не надо, - ответил я и засунул градусник подмышку.
Малиновский небрежно крутил в руках презервативы из моей аптечки. Прочитал, шевельнув губами, название, вид и даже срок годности. Открыл пачку и посмотрел, сколько штук осталось. Тут я не выдержал:
- Положи на место! Что за манера лезть, куда не просят?
- Как скажешь, - он улыбнулся и откинулся на спинку дивана, задев мои ноги. Я невольно напрягся.
Градусник пискнул.
- Давай! – Малиновский протянул руку. Я вынул градусник и посмотрел на показания: тридцать восемь. Неудивительно, что пару часов назад я видел страшилки позабористей, чем у Стивена Кинга. В детстве при такой температуре я был уверен, что под кроватью у меня заяц-робот из «Ну, погоди!», а когда стал старше, меня навещали призраки из «Соляриса».
- Давай, - Малиновский нетерпеливо потряс ладонью. – Что ты там изучаешь? Я не буду всю ночь с тобой сидеть.
Он говорил со мной, как с маленьким надоедливым ребенком.
- Тридцать восемь и семь, - сказал я и спрятал градусник в кулаке.
- Воропаев, дай сюда, или я встаю и ухожу!
Я знал, что никуда он не уйдет. Мне вдруг понравилось, что Роман сидит здесь и опаздывает, куда он там собирался. Я взрослый, когда я болею, ко мне давно никто не приходит, не сидит у моей постели, не трогает мне лоб прохладной рукой, не беспокоится, принял ли я лекарства. Пусть он поволнуется обо мне еще чуть-чуть, потом я его отпущу.
- Саша, - укоризненно сказал Роман.
Я помотал головой.
- Отдай!
- Тридцать восемь и семь, - упрямо ответил я.
- Я тебе не верю. У тебя взгляд нездоровый.
Он всерьез встревожился. Он положил ладонь мне на лоб; она приятно холодила.
- Так и оставь, - сказал я. Мне было весело. Возможно, это лишь симптом лихорадки: Кира уверяет, что когда я болен, я становлюсь странно оживленным.
Малиновский руку убрал.
- Я сейчас схожу в аптеку, я видел, в соседнем доме есть. Лежи и… - он, видимо, хотел дать мне еще какое-то наставление, но ограничился: - …и ничего не делай. Дверь не закрывай, я скоро вернусь.
Я покивал. Роман с сомнением посмотрел на меня. Наверное, мой вид внушал опасения, потому что он снова предостерегающе повторил:
- Ничего не делай.
Я широко кивнул и схватился за затылок: голова чуть не отвалилась. Малиновский закатил глаза, но всё-таки ушёл.
Я остался один. Мне сразу стало плохо: заломило тело, везде одновременно, во рту пересохло, и ладони мигом стали сухими, как наждачка. Я потер их друг об друга, раздался громкий резкий шорох. Я услышал тишину в квартире.
А ведь я совсем один, и дверь открыта. Мне стало не по себе. Сейчас сюда войдет… Шлеп-шлеп-шлеп, прошлепали босые ноги по паркету в прихожей. Кто-то стоял там, таясь от меня за выступом стены.
Стоп, сказал я себе. Это только бред. У меня лихорадка, поэтому я брежу.
За стеной никого не было.
Но пусть Малиновский вернется, попросил я.
- Саша, Саша, - позвал меня голос, словно издалека. Когда я успел заснуть? Я осторожно открыл глаза и огляделся. Передо мной стоял Малиновский с кружкой. Я покосился в углы комнаты: там было пусто.
В голове у меня прояснялось. Я вспомнил, какую чушь я нес перед Малиновским полчаса назад, и как я себя вел. Я сел. Не надо было пускать его к себе, нельзя ни с кем общаться, пока ты не вполне отвечаешь за свои поступки. Можно ляпнуть такое, в чем придется раскаиваться.
- Как ты? - спросил Роман. - Лучше?
Разговаривает со мной, как с калекой. Я разозлился.
- Что это? - кивнул я на кружку.
С Малиновского тут же слетел вид заботливой нянюшки.
- Обычный Фервекс. Сам мог бы догадаться выпить жаропонижающее, если тебя от высокой температуры так вставляет. Пей, и я пойду.
Он посмотрел на часы, демонстрируя, как я ему надоел.
Я забрал у него кружку и тут же перехватил ее другой рукой: горячо. Я уже и сам хотел, чтобы он убрался. Тоже мне, стоит тут, незаменимый, и думает, что мне нужно его сочувствие и – страшно сказать – забота. Не нужно, я столько лет живу один и ни разу не умер от простуды.
- Иди, - сказал я ему.
- Угу, - кивнул Малиновский. – Пей, пациент.
Он уже почувствовал удовольствие оттого, что может мной распоряжаться. Хорошо, решил я, уступлю в последний раз, и больше этого не повторится. Я залпом проглотил полчашки, обжегши язык и горло.
- Твою мать, - просипел я. Малиновский закатил глаза и произнес одними губами что-то нелестное в мой адрес.
- Холодной водички принести? – сказал он вслух с издевательским сочувствием.
Я кивнул, чтобы он только исчез с глаз моих и перестал смотреть на меня, как врач на безнадежно больного.
Малиновский пожал плечами и скрылся на кухне. Я слышал, как он хлопает дверцами и стучит стаканом о стол. Какой же он шумный! Всего второй раз у меня в доме, а мне снова кажется, что он успел перевернуть всё вверх дном и устроить на свой лад. Малиновского всегда слишком много.
- Пожалуйста! – он вернулся со стаканом и протянул его мне с вежливейшей из улыбок.
- Спасибо! – попытался сказать я так же, но мне пришлось схватиться за горло. Больно же я обжегся!
- Ну, - решительно сказал Малиновский, - я тебе больше не нужен. Счастливо оставаться! Не буянь тут, - добавил он ехидно. – Увидишь Викусю – знай, что это всего лишь твои глюки.
Я смерил его взглядом, в который вложил всё свое презрение к его гнусным инсинуациям. Малиновский его не заметил.
- Завтра позвоню, проверю. Буэнос ночес!
Когда дверь за ним закрылась, мне пришло в голову, что надо было бы его поблагодарить. Хотя нет, не стоит, тут же передумал я. Роман просто хотел меня задобрить, я нужен ему как союзник. Я вяло поразмышлял на эту тему и пришел к выводу, что я правильно не стал его благодарить. Он бы зазнался, решил, что его маневр удался и окончательно сел мне на шею. Надо держать Малиновского на коротком поводке, постановил я.
Глава четвертая,
в которой меня принуждают заняться самообразованием
В понедельник я сидел на работе, пялясь в монитор и щелкая мышкой. Перед глазами у меня уже рябило от карамельно-розовых сайтов с пухлощекими младенцами-ангелочками по всей странице. Малиновский не приминул позвонить мне с утра и напомнить, что именно я, и никто другой, обязан найти для Викуси персонального врача. Я мог бы перепоручить это дело Марине, но гордость взяла верх. Жаловаться секретарше на личные неурядицы было совсем уж унизительно. Кроме того, мне хотелось доказать себе — и Малиновскому, что я могу справиться с таким несложным заданием. Я уже выставил себя идиотом, когда мы шпионили за Викиным тренером, в то время как Роман в два счета разузнал интересующие нас обстоятельства, потом я свалился с лихорадкой, и теперь не мог допустить очередного провала.
Я открыл еще один сайт; для разнообразия он был цвета детской неожиданности. Я раньше никогда не был на женских форумах и даже не предполагал, какая бездна ужасов таится на веселеньких страницах. Да, я вырос с двумя сестрами, но я и не предполагал, какими вопросами задаются на досуге эти нежные создания. Как заставить мужчину класть носки на место? И несколько десятков страниц советов, которым бы позавидовал доктор Менгеле. Какие участки женского тела следует брить, а с каких — выдирать волосы воском? Я почувствовал легкую дурноту. Вот уж точно, многие знания — многие печали.
В разделе, где будущие мамы советовали друг другу врачей и больницы, творилась та же вакханалия. Через полчаса я уже понял, что кабинет гинеколога представляет собой камеру пыток в миниатюре, каждый врач — либо садист, либо пофигист, а рождение ребенка — подвиг, который следует поощрять как минимум орденом мужества. Я старался проскальзывать взглядом мимо тем, в которых обсуждались физиологические подробности, но тем не менее вскоре готов был сползти под свой стол из дуба, чтобы не думать об этом кошмаре.
Твердой рукой я решительно закрыл браузер и вызвал Марину. Я велел ей рассмотреть варианты и выбрать лучшего врача для Виктории и принести мне кофе, чтобы успокоить мою расшатанную нервную систему. Через минуту она вернулась, как ангел милосердия и поставила передо мной чашку.
Я был вынужден признать свое поражение. Подлый Малиновский! Я не сомневался, что он нарочно заставил меня изучать это... У меня не было слов. Теперь мне неделю будут сниться кровавые кошмары про мучителей-акушеров с огромными блестящими щипцами в руках!
Где-то в глубине шевельнулась мысль о Клочковой. Она чертовски хорошо смотрелась на моих черных простынях, в кружевном белье и чулках, но я никак не мог представить ее с огромным неуклюжим животом и в роддоме. И всё же через полгода это время придет. Какие жертвы ради того, чтобы я (или Малиновский) получил на руки орущее создание, не нужное никому из нас! Меня охватила тоска. Как бессмысленна жизнь, если новый человек приходит в неё по нелепой случайности...
Мои размышления о бренности сущего прервало появление Марины. Она подала мне аккуратный отчет с несколькими фамилиями, контактами и отзывами пациенток.
- Марина, вы — золото, - сказал я, расчувствовавшись. Как бы я смог без нее разгрести авгиевы конюшни и найти среди них крупицу действительно ценной информации. Марина сдержанно заулыбалась. - Можете быть свободны.
Когда она вышла, я занялся изучением предъявленного мне списка. Так, что тут у нас? Две больницы я отмел сразу: далеко, а мне неохота было терять время, если придется мотаться туда с Викусей. Из оставшихся моё внимание привлек медицинский центр, среди клиентов которого значилось несколько широко известных людей. Подойдет, решил я и набрал номер.
Мне ответили с приторнейшей любезностью. Я собрал мужество в кулак и записал Вику на прием, хотя вопрос «Фамилия мамочки?» немного выбил меня из колеи. Хорошо хоть «фамилию папочки» не спросили.
Во второй половине дня я отправился в «Зималетто». В планах у меня было, во-первых, обрадовать Викусю новостью, во-вторых, отомстить Малиновскому за то, что он бессовестно меня подставил.
Вика стояла у ресепшена и препиралась с женсоветом. Пока Андрей позволяет своим сотрудникам болтаться без дела в рабочее время, компания так и будет прозябать, отметил я про себя. Они не сразу меня заметили, поэтому пришлось подойти к ним и мило поздороваться.
Толстая секретарша подпрыгнула и схватилась за сердце, рыжая с декольте уронила ножницы, а бухгалтерша единственная сообразила ответить: «З-здравствуйте, Александр Юрьевич!»
- Малиновский у себя? - спросил я.
- Н-нет, - пробормотала длинная секретарша Романа. - Они с Андреем Палычем совещаются.
- Очаровательный зверек, - сказал я. На секретарше была футболка безумной расцветки с Чебурашкой. - Одно лицо, - я поднял глаза с ее груди на лицо. Она закусила губу.
Так-то лучше. Если она поняла, что к чему, то одним идиотским нарядом в «Зималетто» станет меньше. Когда же эти курицы поймут, что должны соответствовать статусу компании?
Я взял Викусю за локоть и потащил к кабинету Жданова. Она выдернула руку и возмущенно завопила:
- Что ты себе позволяешь?!
Как она меня утомила... Я от всей души пожелал, чтобы счастливым отцом стал Малиновский, иначе я её убью и остаток жизни проведу в тишине и спокойствии тюремной камеры.
- Пойдем, дорогая, - в приемной я указал ей на стол: - Твоё рабочее место здесь. Сиди, повышай квалификацию, - я кивнул в сторону кофе-машины. Вика насупилась, но умнее выглядеть не стала.
Я вошел в президентский кабинет. Жданов, Малиновский и Пушкарева расположились на креслах у двери и шушукались, сдвинув головы. При моем появлении они отпрянули друг от друга, а Пушкарева мгновенно прикрыла бумаги на столе пластиковой папкой. Любопытно.
Я склонил голову набок, разглядывая их: вид у всех троих был виноватый.
- Добрый день, - сказал я.
Андрей натянул на лицо улыбку, встал и пожал мне руку:
- Здравствуй, Саша!
- Здравствуйте, Александр Юрьевич, - пискнула Пушкарева. Руки её продолжали бегать по столу, перебирая карандаши.
- Саша! - Роман протянул мне руку. - Ты никак из-за Вики пожаловал? - спросил он с мерзкой улыбочкой.
Хотя я действительно приехал из-за Клочковой, теперь я намерен был выяснить, за каким преступлением я застал дружную троицу.
- Не только, - ответил я. - Работаете? - я обвел их взглядом. Роман с Андреем смотрели на меня честными глазами, Катерина тоже оторвалась от бумаг:
- Да, Александр Юрьевич!
Я явственно слышал подтекст в ее словах: вы нам мешаете. Поэтому я еще тверже решил остаться.
- Разрешите посмотреть? - я протянул руку к документам, лежавшим на столике.
Андрей нервно засмеялся и закрыл свою помощницу грудью:
- Э, Саша, это рабочие документы, тебе не интересно.
- Почему же, мне очень интересно, - вкрадчиво возразил я. Чем больше Жданов трепыхался, тем яснее мне становилось, что они затевают что-то действительно серьезное, о чем я ни в коем случае не должен был узнать.
Как ни странно, первой в себя пришла Пушкарева. Я с самого начала подозревал, что эта особа может далеко пойти.
- Александр Юрьевич, когда мы закончим, я пришлю вам любую информацию, какую вы потребуете!
В данный момент давить на нее было бесполезно: выслуживаясь перед своим драгоценным шефом, она была готова унести секреты «Зималетто» с собой в могилу.
- Я обязательно потребую, - пообещал я и повернулся к Малиновскому: - На пару слов.
Роман переглянулся со Ждановым и вышел следом за мной.
Апдейт от 30.05.2014: Вы не поверите: я решила продолжать писать "Общество анонимных отцов". Поскольку все уже знают, как я пишу, т.е. в год по чайной ложке, и выкладываюсь нерегулярно, вопрос: это кому-нибудь надо вообще?))) И выкладывать ли в процессе, или не бесить общественность?))
Голосовалка внизу.
***
Хы, сначала хотела писать слэш, потом передумала, некоторые моменты в тексте так и остались, но исправлять уже не стала)). Смешно теперь самой)).
Фандом: Не родись красивой
Название: Общество анонимных отцов
Автор: bbgon
О ком: Саша, Рома, Вика и ребенок, остальные обитатели "Зималетто"
О чем: Вика на самом деле беременна. Кто-то попал... POV Воропаева
Рейтинг: PG-13, про отношения, но не слэш!
Скачать одним файлом
Часть первая
Одно неловкое движение, и вы отец.
(с) М.Жванецкий
(с) М.Жванецкий
осторожно, многобуквГлава первая,
которая приносит мне неожиданное открытие
Я, казалось, придумал идеальный вариант: Милан, солнце, модная столица Италии. Но Вика тянула с ответом, она не говорила ни да, ни нет, и я физически чувствовал, как истоньшаются мои нервы. Я стал пить больше кофе и больше курить - да так, что за неделю почувствовал все отрицательные последствия вредных привычек, о которых и не думал раньше. У меня стала болеть голова; я просыпался и засыпал с головной болью, и в сердце как-то неприятно закололо. Я читал журналы о детях. Каждая статья, в которой с гипнотической настойчивостью повторялось, что для будущей мамочки необходимо создавать наилучшие условия и что малышу требуется всё ваше время и силы, ложилась тяжким грузом на мои плечи. Мне стали являться кошмары наяву, в которых Вика, оборванная и в лохмотьях, грозила мне нашим ребенком и обещала отобрать у меня всё. Я забеспокоился о своем рассудке. Марина стала каждое утро интересоваться моим здоровьем, не спрашивая меня отменяла или переносила все не слишком важные встречи и однажды даже предложила мне успокоительное, "качественное и совершенно натуральное". Лекарство я взял.
Я звонил Вике каждый день и спрашивал, приняла ли она решение. Я давил на нее, как мог. Наконец, я назначил крайний срок - ближайший понедельник - и пригрозил, что если в этот день она не сядет на самолет до Милана, я отправлю ее в Гондурас. Вика только смеялась. Она была хозяйкой положения. Она могла в красках расписать мне, как ей плохо, как ее мучают тошнота и моё равнодушие, и я не спал полночи, покрываясь холодным потом от каждого скрипа или автомобильного сигнала на улице, принимая их за крик младенца. Что там, я даже начал сочувствовать ребенку - моему ребенку, в конце концов! - что ему приходится круглые сутки сожительствовать с Клочковой.
Я звонил Кире, чтобы узнать от стороннего наблюдателя, не собирается ли Вика увольняться из "Зималетто" и не пакует ли чемоданы. Повышенное внимание к Викиной беременности не могло не вызвать у моей сестры подозрения. Она всё чаще спрашивала о причинах моего интереса и её слова о том, что "отец отказывается признавать ребенка" звучали издевательским намеком.
Наконец, я решился задать главный вопрос:
- А... кто отец? - спросил я непринужденно. Вернее, я постарался спросить непринужденно, но в последнее время у меня плохо получалось контролировать свой голос.
- Малиновский, конечно. Ты разве не в курсе?
Я в прямом смысле не поверил своим ушам. Мне казалось, что вокруг меня снова сгустился один из снов наяву. Я больше ожидал услышать: "Ты отец, Саша! Хватит притворяться!"
- Что? - спросил я растерянно.
- Что тебя удивляет? - ответила Кира вопросом на вопрос. – Он, было, даже решил жениться на Вике, но потом протрезвел и передумал.
- Меня его любовные перипетии совершенно не интересуют, - отрезал я, взяв себя в руки. Мне бы хотелось выведать у Киры больше подробностей, но я не хотел навлекать на себя лишних подозрений.
- Конечно, братик, - съязвила Кира. - Целую, пока.
Она повесила трубку.
Внутри у меня всё кричало: "Не я, не я! Отец - Малиновский!" Я достал из шкафчика графин с коньяком и налил себе 50 грамм. Такую новость надо было отпраздновать! Я удобно расположился в кресле, закинув ноги на рабочий стол. Пусть теперь Малиновский отдувается, думал я злорадно. Не надо больше думать, как отослать Викусю в Милан, бояться, что кто-то узнает о наличии у меня внебрачного ребенка. Всё, нет никакого ребенка!
Теперь, когда страх перестал замораживать мой мозг, я сообразил, почему Вика тянула время: она выбирала одного из нас, того, кто предложит ей более выгодные условия. И очевидно, что свадьба с Малиновским прельщала ее куда больше, чем Милан, где ей придется хоть и в хороших условиях, но выкручиваться самой.
Проблема решилась наилучшим образом: я собирался немедленно позвонить Вике и послать ее подальше с ее необоснованными претензиями, ведь не я виновник ее беременности.
Стоп. А почему, собственно, не я? Меня бросило в жар. Я попытался высчитать в уме сроки и вероятности. Сдался. Схватил календарь со стола и стал лихорадочно соображать, когда у меня в последний раз был секс с Викой и через какое время можно определить беременность. С трудом я вспомнил, что секс с ней был месяца два назад. Или месяц? Когда это было? На каком сроке заметна беременность? Неделя, месяц, два - я понятия не имел.
Я вцепился в волосы и застонал. Как бы я ни хотел, как бы ни пересчитывал, ребенок мог быть моим. Впрочем... какое это имеет значение? Я поставлю ее перед фактом: ее беременность меня не касается, пусть окольцовывает Малиновского.
Я набрал номер Викиного мобильного. Она ответила слабым голосом. Ничего, недолго ей осталось изображать для меня умирающего лебедя!
- Меня тошнит, Воропаев, - пожаловалась она.
- Странно, Кира мне сказала, что ты съела на обед пару пирожных и прекрасно себя чувствовала, - я не торопился перейти к основной части нашей беседы.
- Потому что я больше ничего не могу есть! - истерически сказала она. - Ты опять собираешься мне угрожать? Это вредно для ребенка! Для твоего ребенка!
- Для моего? - неторопливо, с расстановкой сказал я. - Я-то думал, что ты собираешься замуж за Романа.
- Ну и что?! - тут же возмутилась она. - Отцом ребенка можешь быть ты!
- А могу и не быть. Поэтому, Викуся, чтобы не остаться ни с чем, тряси Малиновского, он не станет задавать неудобных вопросов. Ведь если окажется, что ребенок не мой, я заберу у тебя всё, и еще потребую компенсацию за моральный ущерб.
Я явственно представлял себе, как у неё на лице отражается трудная внутренняя борьба жадности с осторожностью.
- Соглашайся быстрее, Клочкова! - поторопил я её. - У тебя нет выбора.
Она посопела в трубку, обиженно хмыкнула и отключилась.
У нее действительно не было выбора, но я не спешил праздновать победу. Оставался момент неопределенности, который не давал мне покоя: что, если ребенок правда мой? Малиновский будет растить моего ребенка, даст ему свою фамилию и отчество. А я буду смотреть со стороны? Да, у меня не будет болеть голова из-за Вики. Вместо этого голова у меня будет болеть из-за того, что я позволил Малиновскому, этому раздолбаю, воспитывать моего сына.
Воображение у меня разыгралось. Я представлял себе, как Малиновский приходит с малышом в "Зималетто", все кидаются к нему с игрушками-погремушками и восклицаниями "Ути-пути, какой хорошенький!", а вижу, как ребенок похож на меня, и все это видят, и Малиновский понимает, как я его кинул... позор! Иметь незаконного ребенка неприлично, но если факт, что я от него отказался, получит огласку, это будет вдвое неприличнее, и я могу распрощаться со своей репутацией.
Я трясущимися руками выудил из коробки сигару, сунул ее в рот - и забыл закурить. Никто ничего не узнает, успокаивал я себя. Всё пройдет, и я буду вспоминать об этом, как о забавном происшествии.
Вечером ко мне домой пришла Кира. Нет, не пришла - ворвалась, чуть не расколошматив кнопку дверного звонка.
- Ну, знаешь, братец, - начала она прямо с порога, - я даже от тебя такого не ожидала!
Я похолодел. Среди моих прегрешений за последнее время было только одно, которое могло вывести ее из себя.
- Кирюша, рад тебя видеть! - с трудом улыбнулся я.
Она прошла мимо меня в квартиру.
- Саша, как ты мог так поступить с Викой? - спросила она, уставясь на меня ледяными глазами.
- С Викой? - я изобразил удивление. - А что с ней?
- Саша, хватит! - Кира была в ярости. - Вика беременна, о чём ты прекрасно знаешь!
- Не от меня, - быстро сказал я. - Я даже не стал с ней связываться. Я сразу понял, что с ней не стоит иметь дело...
Под Кириным взглядом мне становилось душно; я поправил и так расстегнутый ворот рубашки. Я никогда не мог ей врать.
- ...у меня с Викой? - я пожал плечами. - Да она не в моем вкусе!
- Саша, ты выглядишь жалко! Найди в себе силы признаться! Ты мужчина, ты должен отвечать за свои поступки!
Я больше не мог смотреть на нее и опустил глаза. А еще пару часов назад я убеждал себя, что никто не узнает, что можно расслабиться. Если мне и бывает стыдно, то только перед Кирой.
Она села в кресло.
- Мне сегодня пришлось час ее успокаивать! Почему ты угрожал Вике? Как ты смел? Она носит твоего ребенка! Саша! - призвала она меня к ответу.
- Малиновского... - возразил я.
- Что?
- Ребенок Малиновского, - сказал я громче.
- Откуда ты знаешь? - Кира отчитывала меня, это было страшно неприятно, но поделать я ничего не мог. - Вы оба хороши, но Рома хотя бы не угрожает беременной женщине!
- А что ты знаешь? Она меня шантажировала! - защищался я.
- Вике нужна поддержка! К кому она могла обратиться, как не к отцу своего ребенка? Она рассчитывала на помощь или хотя бы на понимание. Ей сейчас нужна забота, а не скандалы. А ты — ты хотел послать ее в Гондурас, а сегодня так и вовсе грозил отправить ее побираться!
- Я предложил ей Милан... - я искал все возможные факты, которые могли меня оправдать, - ...хорошую работу, деньги. Она не хочет! Она тянет время! Кира, пойми, мне не нужен этот ребенок, ты подумала о моей карьере?
- Саша, я была о тебе лучшего мнения, - холодно сказала Кира. - Я думала, ты ответственный, заботливый...
Это было несправедливо: я просто не обязан распространять свою заботу на кого попало.
- ...за ребенка отвечают двое, Саша, двое! - продолжала Кира.
- В данной ситуации - трое... - пробормотал я.
- Ты должен немедленно извиниться перед Викой! Неважно, кто отец, ты или Рома, вы оба обязаны заботиться о ней, пока малыш не появится на свет.
- Кира, я смотрю, ты всё за меня решила?
- Да, раз ты сам не способен на ответственные решения! - отрезала она.
Когда Кира ушла, я сначала сидел, возвращаясь в душевное равновесие после порки, которую она мне устроила. Всё, что сказала мне сестренка, было неприятно, тем более неприятно, что я чувствовал ее правоту. Разве не я сегодня думал, что позволить чужому человеку воспитывать моего ребенка – неправильно? Теперь путей к отступлению у меня не было: если знает Кира, о моем отцовстве узнают все. Я уже не смогу незаметно избавиться от Вики. Я вздохнул, осознав всю тяжесть своего положения. Раз так, нести эту тяжесть я буду не один.
Я набрал номер Малиновского. Он сидел дома в тоске и в печали: известие о беременности Клочковой на некоторое время отбило у него охоту к новым приключениям.
- Здравствуй, папаша, - поприветствовал я его.
На том конце провода раздался невнятный кашель. Прошло с минуту, пока Малиновский сипло ответил:
- Не шути так, Воропаев. Ты тоже знаешь?
- Я всё знаю, - сказал я многозначительно. – Я хочу поговорить с тобой о Клочковой. Поэтому советую оторвать свой зад от дивана и приехать ко мне. Это долгий разговор.
Он попробовал сопротивляться, мол, далеко, холодно и вообще «Воропаев, к чему такая срочность?», но я не стал его слушать. На всякий случай назвал адрес и повесил трубку.
Я ждал Малиновского долго и уже начал злиться: он что, не понимает, что Вика — прежде всего его головная боль? Я тут собираюсь предложить ему взаимовыгодный вариант решения его проблем, а он выкаблучивается. Наконец, Малиновский объявился.
- Ну, наконец-то! - сказал я. - Я уж думал, ты заблудился по дороге.
Роман посмотрел на меня, как мне показалось, издевательски:
- Я догадываюсь, почему ты меня вызвал, как на пожар. Что, тоже попал? Колбасит?
Мне захотелось прибить его, но я сдержался: пригодится еще.
- Проходи, располагайся, - сказал я. Я не хотел обсуждать с ним столь щекотливую тему, но выхода не было.
- Не тяни, Воропаев, - поторопил меня Роман. - Неужели наша Викуля и тебя успела припереть к стенке?
- Я тоже могу быть отцом, - признался я.
Малиновский чуть не зааплодировал.
- Йес! Мои ставки упали на 50 процентов. Слушай, ты не в курсе, - с любопытством спросил он, - может, есть и другие кандидаты?
- Не в курсе, - отрезал я. Мне было неприятно наблюдать за его радостью, ведь еще недавно я был так близок к желанной свободе.
- Теперь ты понимаешь, что безопасность в сексе превыше всего? - провозгласил он. Малиновский, видимо, решил, что мое участие в вопросе снимает с него все обязательства, и расслабился.
- Малиновский! Я не собираюсь один разбираться с Клочковой, - спустил я его с небес на землю. - Раз так получилось, мы будем решать проблемы вместе. Поровну, Малиновский, ты меня понял? - я приблизился к нему и заглянул в глаза.
- Боже, Воропаев, к чему пафос? - Малиновский отвернулся и плюхнулся на диван. - Ну, будет ребенок. Не устраивай трагедию на пустом месте.
Он злил меня; ему приходилось объяснять элементарные вещи.
- Для тебя не трагедия. А мне этот ребенок, - слово настолько набило оскомину за день, что меня перекосило, как от целого лимона, - может разрушить репутацию. Карьеру. Мою жизнь. Мне не нужные лишние случайности, поэтому ты будешь делать то, что я скажу.
- Гамлет. Чистый Гамлет, - Роман выудил из вазы на столе яблоко и, комфортно расположившись, откусил кусок. - Сделай глубокий вдох, Саш. Теперь медленно выдохни, - он изобразил, что я должен сделать.
- Малиновский! - прикрикнул я на него. - Слушай меня внимательно. Я хочу, чтобы как можно меньше людей знало о том, что я причастен к этой истории. Если ты будешь болтать направо и налево, я устрою тебе такие неприятности...
Роман жевал яблоко, глядя на меня, как на обезьянку в цирке.
- Ты понял? - спросил я с нажимом.
- Понял, понял, давай дальше, - Малиновский помахал рукой с яблоком, мол, проматывай.
Я даже не буду описывать, как я ненавидел его в тот момент. Я расписываю ему его жизнь на ближайшие девять месяцев, а он развлекается!
- Второе, - продолжил я, - общаться с Клочковой будешь ты. Ты и так видишь ее каждый день, а я не собираюсь зря мотать себе нервы. Если ей будут нужны деньги, на врачей или еще что, я готов заплатить. Но общаться с ней будешь ты.
- Ну-ну, - сказал Роман. Его тон мне не понравился.
- Последнее, - сказал я, - когда ребенок родится, мы сделаем тест на отцовство.
- …и выясним, кому из нас не повезло, - закончил он.
- Тебе всё ясно?
- Да, - понятливо ответил Малиновский. - Я не согласен.
- Что?! - возмутился я.
- Я не согласен, - легко, будто речь шла о выборе закуски в баре, сказал он. - Получается, я должен ее ублажать, а ты будешь только бабки отстегивать? Деньги и у меня есть.
На мой взгляд, разделение обязанностей было справедливым.
- Что тебе не нравится?
- Ты тут распинался, что от этого ребенка зависит вся твоя жизнь. Так вот, я хочу, - мне показалось, что он передразнил меня, - чтобы мы поровну — это тоже твои слова — в нем участвовали.
Я и не подозревал, что Малиновский может быть столь неприятен. Никогда не подозревал в нем ослиного упрямства.
- Ты тоже будешь общаться с Викой, - злорадно сказал он. - Мы оба будем заботиться о матери нашего будущего ребенка. Одного из нас, - поправился он. - Понятно?
Еще несколько месяцев тесных контактов с Клочковой меня доконают, я и так плохо себя чувствовал с известия о беременности.
- Нет, Малиновский, даже не рассчитывай.
- А Воропаев бросил своего ребенка, как не стыдно! - сказал Роман в пространство с интонацией школьного ябеды. - Тебе не стыдно, Воропаев? - спросил он меня.
Мне не было стыдно перед Малиновским, но мысль, что Кира снова будет читать мне нотации, оптимизма не внушала. А ведь потом узнают и остальные... Будут шептаться у меня за спиной, распускать сплетни, обсуждать за глаза. Между лопаток у меня побежали мурашки. Я потер пальцами виски, это помогает мне думать. Что хуже: свихнуться от Викиных капризов или испортить репутацию?
- Деньги тоже пополам, - сказал я, оставив последнее слово за собой.
Роман не посмел спорить:
- По рукам.
Мы сели обсуждать финансовую часть. Сошлись на том, что будем оплачивать Клочковой квартиру и сами выберем врача, который будет ее наблюдать. Выкупать ее Мерседес у банка я наотрез отказался: будущей маме вредно ездить в открытом автомобиле. Я предложил выдавать Вике деньги на жизнь согласно чекам, по которым она будет отчитываться каждый месяц. Малиновский странно посмотрел на меня и сказал, что заставит меня лично считать, сколько литров сока Клочкова выпивает за месяц и сколько тратит на прокладки. От идеи пришлось отказаться, а жаль. Договорились о фиксированной сумме на повседневные расходы.
Малиновский отбросил ручку и потянулся.
- Казначеем будешь ты, - сказал он. - И не жлобься, Саша, это же твой ребенок.
- Твой, - поправил я его.
Малиновский поежился:
- Не каркай.
- Ты сколько раз с ней спал? - спросил я. Во мне взыграла жажда справедливости.
- Я что, считал? - он пожал плечами и посмотрел на меня с неприязнью: - А у тебя-то точно всё записано.
- Значит, много? А я — всего несколько раз. У тебя шансов больше! - довольно заключил я.
- Я предохранялся! - тут же возразил он, как будто его слова что-то могли изменить.
- Я тоже! - сказал я.
Мы замолчали. Роман скрестил руки на груди и небрежно разглядывал листок с расчетами, лежавший на столе. Я закурил. По-видимому, нас обоих посетила одна и та же мысль, и мы ее усердно обдумывали.
- Кто-то третий? - наконец сказал я.
- Не знаю, - сказал Малиновский. - Есть предположения?
- Нет, но можно выяснить.
Мы посмотрели друг на друга, объединенные общим возмущением обманутых любовников. Я почувствовал душевный подъем: ну, если выяснится, что у Вики был кто-то еще, настоящий отец ребенка, ей не поздоровится!
- Как? - спросил Роман.
- Для этого существуют профессионалы, - многозначительно ответил я.
- Расследование? – он оживился. - А я-то думал, ты сам собираешься этим заняться.
- Ты хочешь, чтобы я лично сидел в засаде у Викиного дома? - наивность Малиновского меня поражала.
- А что? - он заговорил таинственным шепотом: - Ночь. Улица. Фонарь. Ты, весь в черном, сидишь в кустах у дома Клочковой. В полевой бинокль ты наблюдаешь за ее окнами. Но что это? Свет гаснет, и через пару минут она выходит из дома, до самых глаз закутанная в красный шарф. К подъезду, свистя тормозами, подкатывает черное купе. Виктория исчезает в нем. Ты бросаешься к автомобилю, я втапливаю педаль газа, и мы мчимся по ночным улицам. Погоня, адреналин!..
Малиновский в лицах изображал свою миниатюру; я его не прерывал.
- ...и вот мы их настигаем! Вот он, момент истины! Кто же таинственный соперник?.. - он сделал драматическую паузу.
- Прекрасно, Малиновский. Но скакать по кустам я не готов, - сказал я. - Я всё устрою.
Он был немного разочарован:
- Скучный ты, Воропаев. Ладно, делай, как знаешь.
На том и порешили. Я отправил Малиновского домой. После разговора с ним я чувствовал себя намного лучше, чем утром: вопрос с Викой приобрел хоть какую-то ясность, и я снова был хозяином положения.
Глава вторая,
в которой я оказываюсь в шкуре доктора Ватсона
На следующий день я приехал в «Зималетто». Без лишних предисловий мы усадили Клочкову в кабинете Малиновского и огласили ей наше решение. Вика была деморализована: в ближайшие месяцы ей не светили ни Милан, ни свадьба, а только строжайший контроль своего здоровья, правильное питание и курсы будущих мам. Она немного утешилась, когда я выдал ей деньги на текущие расходы.
- И это всё?! – попробовала возмутиться она. – Да на это даже Пушкарева не проживет! Мне нужны витамины, мне нужно обновить свой гардероб! Я уже полгода в одном и том же!
- Не нужно, - отрезал я. – Через пару месяцев ты всё равно не сможешь носить модельные вещи, - я показал рукой живот. Вика надулась. Малиновский посмотрел на меня, достал из бумажника еще несколько купюр и отдал ей. Вика тут же ожила.
Что ж, хочет выполнять все её капризы – пусть выполняет, это его дело. Я не собирался отступать от своих решений.
Клочкова убежала; я не сомневался, что жаловаться Кире. Малиновский подошел ко мне вплотную и, понизив голос, хотя мы были одни, спросил:
- Ты нашел профессионала?
Ему нравилось играть в сыщиков.
- Да, - ответил я нормальным голосом. – Когда будут результаты, я тебе сообщу.
Утром я уже успел переговорить с детективным агентством. Меня уверили, что заниматься подобными делами им не впервой и, самое важное, гарантировали конфиденциальность. Посвящать Романа в подробности я не стал.
Вечером мне представили первый отчет по Викиному делу: не была, не имела, не замечена. Её контакты за день ограничивались пределами «Зималетто», Кирой, которая накормила её обедом, и продавцами бутика, из которого она вышла с несколькими пакетами. Последнее мне не понравилось, и я решил обязательно напомнить Вике, что такими темпами она скоро снова останется без средств к существованию.
На следующий день отчет был похож на предыдущий: никаких подозрительных мужчин на горизонте. Распечатка её звонков тоже ничего не дала. Вика звонила Кире, папе в Питер, снова Кире; ей звонили из банка с требованием выплатить кредитные взносы за машину. И на следующий день было то же. Видимо, кроме меня и Малиновского кандидатов на отцовство нет, вынужден был признать я.
А на следующий день мне позвонил Роман и возбужденным голосом сообщил:
- Есть! Приезжай к «Зималетто» к семи!
Объяснять что-либо он отказался, сказав, что я сам всё увижу.
В семь я подъехал к «Зималетто». Малиновский уже ждал меня на улице, подпрыгивая и грея уши руками: вечер выдался морозный.
- Где тебя носит, Воропаев! – приветствовал он меня. – Я весь закоченел.
Я посмотрел на часы:
- Ровно семь. Ну, что ты хотел мне показать?
- Пойдем, - он потянул меня за рукав.
- Пешком? – удивился я.
- Пойдем, здесь близко.
Мы вышли на набережную. С реки тянуло влажным холодным воздухом, и я тоже быстро замерз. Когда постоянно ездишь на автомобиле, отвыкаешь одеваться по погоде; оказывается, мое пальто продувалось всеми ветрами насквозь.
- Далеко еще? – спросил я, стараясь не стучать зубами.
- Пришли, - ответил Малиновский.
Мы стояли около обычного жилого дома. Первый этаж его был переоборудован под какое-то заведение, высокие окна были ярко освещены. Я подошел к одному из них и заглянул внутрь. Это был фитнес-клуб. Штук двадцать женщин разной толщины прыгали под слабо доносившуюся изнутри музыку. Я почувствовал раздражение.
- Малиновский, какого черта ты меня сюда притащил? Меня не привлекает вид перетянутых перезрелых красоток!
Малиновский фыркнул.
- Сюда, - он повел меня вдоль окон, заглядывая в каждое. – А, вот она! – воскликнул он негромко.
Здесь был тренажерный зал. Народу было немного, и я быстро заметил Вику. Она стояла в завлекательной позе, небрежно опершись о поручень беговой дорожки, и смеялась. Рядом с ней торчал какой-то тип в спортивных шортах, с загорелыми мускулистыми ногами, длинноволосый и с аккуратной бородкой, и тоже смеялся.
- Ну? – спросил Роман, наблюдая за моей реакцией. – Как тебе?
- Что это за?..
- Её тренер, - сказал Малиновский с улыбкой. – Они часто видятся. У них довольно близкие отношения, ты не находишь?
Я находил.
- Что будем делать дальше?
- Подождем, - сказал Малиновский. – Он часто провожает её до выхода. Потом задержим его и поговорим. Интересно, он знает о Викиной беременности?
- Поговорим… - сказал я задумчиво. Я думал о светлом будущем, которое вновь открывается передо мной, если мы нашли настоящего отца Викиного ребенка. Вместе с тем, его появление могло внести путаницу в наш с Малиновским стройный и взаимовыгодный договор.
Я поежился и сунул ладони подмышки, чтобы хоть немного согреться. Роман достал сигареты.
- Саш? – он протянул мне пачку.
Обычно я не курю сигарет, но выбора не было: сигары я с собой не ношу. Мы закурили. Стало немного теплее.
- Сколько она еще будет там торчать? – сказал я, начиная злиться.
Малиновский посмотрел в окно, я тоже. Вика всё трепалась с тарзаноподобным тренером. Я бросил окурок на заледеневший асфальт.
- Я пошел внутрь.
- Стой, ты всё испортишь! – драматическим шепотом воскликнул Малиновский. – Она не должна нас увидеть. Мы должны застать его врасплох, так чтобы сразу было понятно, если он врет!
- Малиновский, ты в детстве в казаки-разбойники не наигрался?
Мне были смешны его «шпионские» приёмы, но я остался. Минут через десять я стал опасаться, что как никогда близок к воспалению легких. Только я собирался снова возмутиться, Малиновский поднял руку, чтобы я молчал, и прислушался.
- Идут! – сказал он.
Я вдруг сообразил, что мы стоим на виду у самого крыльца, и это плохо соотносится с планом Малиновского застать тренера врасплох. Роман тоже это понял и потащил меня к дороге, к припаркованным автомобилям. Как назло, там были одни так называемые «женские» автомобильчики, спрятаться за которыми с моим ростом проблематично. Малиновский упал на корточки за желтым Матизом.
- Воропаев! – он дернул меня за полу пальто. Я сел рядом. Я чувствовал себя полным идиотом: сидим, играем в прятки с Клочковой. Видел бы меня сейчас министр! Но насладиться новым ощущением собственной неадекватности я не успел. Дверь клуба распахнулась, и на крыльце появилась Викуся, поддерживаемая за руку своим Тарзаном.
- Осторожней, Виктория, ступеньки скользкие, - предупредительно сказал он.
Малиновский подполз ближе к бамперу нашего укрытия и осторожно выглянул.
Вика что-то ответила, они посмеялись.
- До вторника! – сказал Тарзан. – Не забудьте про тренировку.
- Ну что вы, - кокетливо отозвалась Вика, - я не забуду.
Они наконец-то распрощались, и Клочкова пошла в сторону «Зималетто», одновременно набирая номер на телефоне. «Кира, ты еще на работе?» - донесся до меня её капризный голос. – «Не подбросишь меня домой? Пожалуйста…»
Тренер всё еще стоял на крыльце.
- Пора! – шепнул Малиновский. Он встал и решительно направился к нему. Я постарался подняться со всей возможной непринужденностью, чтобы ни у кого и мысли не могло возникнуть, что я только что позорно прятался за машиной. Ноги у меня затекли, и непринужденность не удалась. На неразгибающихся ногах я поковылял следом за Малиновским.
Викин тренер заметил нас и удивленно смотрел в нашу сторону.
- Здравствуйте! – сказал Малиновский, подойдя к нему. – Разрешите на пару слов?
Тот, видимо, решил, что мы пришли его грабить, и взялся за дверную ручку.
- Да? – ответил он подозрительно.
- Вы тренируете нашу, э-э, знакомую Викторию Клочкову, - продолжал Малиновский.
- Да, - еще более подозрительно ответил Тарзан.
- А вы знаете, что она беременна? - в лоб спросил Малиновский и уставился на тренера, как следователь гестапо.
На лице Тарзана мелькнуло удивление:
- Нет, я не знал, она мне ничего не говорила. Но ведь ей теперь запрещены силовые нагрузки! – воскликнул он с беспокойством. – Спасибо, что предупредили. У нас есть йога для беременных, это именно то, что подойдет Виктории в её положении. Хотите, я расскажу вам подробнее? – предложил он.
- Нет, спасибо, - ответили мы с Малиновским хором. Роман толкнул меня в бок, мол, пора.
- Нам пора, - сказал я.
- До свидания, - с вежливой улыбкой ответил тренер. – Передайте Виктории, чтобы берегла себя!
- Обязательно, - пообещал я мрачно.
- Конечно! – сказал Малиновский.
Мы развернулись и пошли по улице.
- Это не он, - сказал Роман.
- Почему? – коротко спросил я, постукивая зубами.
Малиновский сунул руки в карманы и поднял плечи. Когда шпионская беготня закончилась, он тоже начал мерзнуть.
- Видно же, что он не врет. Ты бы стал беспокоиться о силовых нагрузках, если бы тебе сказали, что твоя подружка беременна?
- Я – нет.
- Вот видишь, - сказал Малиновский. – И потом, когда они прощались, всё было вполне официально.
- Хм, - я вовсе не был уверен в выводах Малиновского.
- Когда я сказал, что Вика беременна, он удивился, а не испугался или забеспокоился, - привел еще одно доказательство Роман.
- Он хороший актер, - возразил я.
Малиновский помотал головой:
- Нет, он не врет, я вижу.
- С какой стати я должен доверять тому, что ты «видишь»? – разозлился я.
- Ну как хочешь, - резко ответил Малиновский. – Если тебе хочется надеяться, что это он, пожалуйста. Трать свое время, расследуй! Всё равно в итоге окажется, что ребенок твой. Или мой.
Мне действительно хотелось думать, что у Вики был роман с этим тренером. Тогда я мог бы с чистой совестью обвинить её в нечестности и умыть руки. Принять решение, основываясь на предположениях Малиновского, я не мог, мне нужны были факты.
- Хорошо, я буду расследовать, - сказал я.
Малиновский раздраженно дернул плечами и промолчал.
Через пару десятков метров он сказал:
- Может, зайдем в кафе, согреемся? – он дернул подбородком в сторону заманчиво светившейся вывески на углу.
Я согласился. Я готов был провести в компании Малиновского лишних полчаса, только бы в тепле.
Почти все столики были заняты: пятница. Место мне сразу не понравилось, было слишком шумно и тесно, да к тому же в углу расположилась компания из двух мамаш с тремя детьми самого надоедливого возраста. Дети галдели и спорили из-за мороженого; меня передернуло. Мы протолкались к столику в центре зала. Малиновский плюхнулся на стул, я сел напротив. Официантки не обращали на нас никакого внимания. Пару раз они пробежали мимо с чужими заказами. На второй раз я остановил одну из девушек:
- Кофе принесите.
- Мне чай с лимоном, - поддакнул Малиновский.
- Секундочку, я подойду к вам позже, - попыталась сбежать официантка.
- Девушка, один черный кофе и один чай с лимоном, и быстро, - я был близок к тому, чтобы устроить скандал.
- Девушка, - проворковал Малиновский и похлопал ресницами, - мы устали и замерзли. Не дайте нам погибнуть!
Официантка достала блокнот:
- Еще что-то будете заказывать? – спросила она, глядя на Малиновского.
- Нет, - сказал я. – Иначе мы до завтрашнего утра будем ждать наш заказ.
- Да, - ответил Малиновский, - что вы посоветуете? – он улыбнулся и заглянул ей в глаза.
- У нас есть горячие блюда, украинский борщ, томатный суп-пюре, отбивная, котлета по-киевски, охотничьи колбаски, любые гарниры… - стала перечислять она.
- А что-нибудь побыстрее?
Она на мгновение задумалась:
- Блинчики вас устроят? Сладкие с яблоками, с вишней, с медом, с творогом. С сыром, с ветчиной…
- С мясом что-нибудь, - всё так же улыбаясь, сказал Малиновский.
- С курицей и грибами?..
- Да, - радостно сказал он. – Возвращайтесь скорее, мы будем скучать.
Официантка удалилась бодрой рысцой.
- Вот видишь, Саша, - наставительно сказал Малиновский, - как нужно разговаривать с девушками. А ты «быстро, быстро!» - передразнил он. - Тебе бы в прапорщики идти!
Малиновский явно гордился собой.
- Не учи меня разговаривать с обслугой, - ответил я. Мне не хотелось продолжать эту тему; мне вообще не хотелось говорить. Я устал, и мне надоело, что Малиновский целый вечер поучает меня, что делать.
Роман укоризненно поцокал языком:
- Ты бы еще сказал «с моими рабами». Бедные твои подчиненные, как они с тобой работают?
- Они работаю быстро и качественно, - отрезал я.
- Арбайтен, арбайтен! Арбайт махт фрай!* – провозгласил Малиновский с акцентом фашиста из советских фильмов и изобразил пару ударов плеткой.
- Именно так, - согласился я; спорить мне было лень.
Малиновский захихикал. Я хрустнул пальцами и покрутил головой, чтобы размять шею. Мой кофе всё не несли, и я пожалел, что у меня в самом деле нет плётки.
Я размышлял о сегодняшних приключениях. Они кардинальным образом отличались от того, как я обычно добываю информацию. Обычно я поручаю это малоинтересное и утомительное занятие специальным людям, а сам пользуюсь их сведениями. Кстати, вдруг пришло мне в голову, откуда Малиновский узнал то, чего не выяснили детективы?
- Рома, - спросил я между делом, - как ты узнал про тренера Клочковой?
Он таинственно заулыбался:
- У меня свои источники информации.
- Правда? - я заинтересовался.
Малиновский перегнулся через стол и поманил меня пальцем. Ох уж эта таинственность! Я нехотя подался вперед. Роман посмотрел на меня, как будто собирался раскрыть тайну убийства Кеннеди.
- Женсовет! - сказал он драматическим шепотом.
Я хмыкнул и разочарованно отодвинулся от него. Тоже мне, «источник». Малиновский был доволен произведенным эффектом.
- Саша, никогда не пренебрегай своей секретаршей. Пара комплиментов, немного обаяния - если ты знаешь, что это - и ты в курсе всех сплетен!
- Понятно, - протянул я. Я злился, что поддался на его глупую шутку. - Понятно, кому я обязан тем, что два часа бегал по морозу и прятался от Клочковой, как пятилетний ребенок! И всё равно мы ничего не узнали!
- Не знаю, как ты, Воропаев, а я узнал, что её мачо из качалки ни при чём. Отрицательный результат — тоже результат, - беспечно сказал Малиновский.
- Я смотрю, тебя совсем не беспокоит, если через несколько месяцев тебе придется воспитывать ребенка?
Малиновский пожал плечами:
- Мы же будем делать тест, так? Не мой ребенок - хорошо. Мой - я буду его воспитывать.
Меня раздражало его равнодушие. Если бы Роман бегал и хватался за голову, мне было бы спокойнее.
- Воропаев, не дергайся, ты меня нервируешь! - Малиновский поймал меня за руку и прижал ее к столу. Я сам не заметил, как барабанил по нему пальцами.
- Отпусти! - я выдернул руку и потряс ею, чтобы избавиться от неловкости.
- Представь, Саш, будет у тебя маленький, - продолжил он. - Ты возьмешь его на ручки, посмотришь в его глазки и поймешь, что ты без него жить больше не сможешь.
Малиновский говорил подозрительно гладко, как по писаному.
- Ты где эту чушь прочитал? - спросил я.
Он сконфузился и потер ладонью висок:
- Юлиана сказала.
- Ах, Юлиана! - я почувствовал себя свободней оттого, что Малиновский тоже не испытывал отцовской радости. - На то Юлиана и пиарщица, чтобы внушать людям всякую ерунду! Хочешь, я тебе предскажу твое будущее на ближайшие двадцать лет?
Малиновский не ответил, и я продолжал:
- Вариант первый, пессимистический: ты женишься на Клочковой. В первые несколько лет тебя ждут бессонные ночи, пеленки, распашонки, подгузники. Не забывай, что как только Клочкова получит штамп в паспорте, она превратится в еще большую стерву, и не рассчитывай на секс без подарков. Только за очередную бриллиантовую висюльку. Она будет пилить тебя по поводу и без и контролировать каждый твой шаг. Если ты попробуешь сбежать, она будет шантажировать тебя ребенком.
Пока я говорил, официантка принесла наш заказ, но Малиновский еще ни к чему не притронулся.
- Вариант второй, оптимистический. Что ты, Рома, угощайся, всё остынет! - я заставил его встрепенуться. - Итак, вариант второй: ты не женишься на Клочковой. В этом случае твои перспективы можно назвать радужными. Ты дашь Викусе достаточно денег, чтобы она могла без забот жить где-нибудь в Италии или на солнечном побережье Флориды. Кстати, у тебя хватит? Запросы у Викуси ого-го, - предупредил я. - Изредка ты будешь навещать свое ненаглядное дитя под присмотром няни, и через двадцать лет у тебя будет оболтус, с которым у тебя не будет ничего общего, но требовать с тебя он будет по полной программе: на учебу, квартиру, веселую жизнь. Не сомневайся, мамочка его научит.
Малиновский мрачно жевал блин.
- А чушь про глазки можешь оставить себе. Как утешение, - мне показалось, что я забил последний гвоздь в крышку его гроба.
Роман прожевал кусок.
- Брр! – сказал он и поёжился. – Какие ужасы ты рассказываешь, Воропаев. Стивену Кингу до тебя, как до луны пешком. Ну а что ты предрекаешь себе на ближайшие двадцать лет?
И опять он смеется! Глядя на него, я думаю, что неисправимый оптимизм – это какая-то мозговая плесень.
- Ну так что, - поторопил меня Малиновский, - что прозревает твой третий глаз? – он проделал над своим чаем пассы свободной рукой.
- Третий глаз закрылся, ты забиваешь мои чакры, - ответил я.
- Жаль, - сказал он.
Я стал пить свой кофе. Гадость, как и ожидалось. Сыплют растворимый Нескафе и выдают за настоящий. За сегодняшний вечер я успел изменить нескольким своим привычкам: не вести расследования самому, не общаться с идиотами, не пить мерзкий кофе.
- Теперь я понимаю, - сказал я задумчиво, - почему Жданов всё время попадает в истории. Он дружит с тобой.
Роман расхохотался. Я не понял, что было причиной его веселья. Наконец, он успокоился и объяснил
- Я вспомнил, как ты клялся не скакать по кустам. Ты всё-таки здорово смотрелся там, за машиной. Вид у тебя был…
Я посмотрел на него предостерегающе. Если он сейчас скажет, что я выглядел по-дурацки, я за себя не ручаюсь.
- Нет, - сказал Малиновский, оценивая меня, - ты был еще смешнее.
Я выдохнул и сложил руки на груди: устраивать скандал в кафе ниже моего достоинства.
- Да, - сказал он с видом художника, разглядывающего свое творение. – Почти так.
- Малиновский… - начал я.
- Всё, всё! – он поднял руки. – Я пошутил!
______
* Работать, работать! Работа делает свободным! (нем.)
Глава третья,
в которой в доктора играет Малиновский
Я сидел дома и проклинал Малиновского. Из-за его страсти к шпионским играм выходные были испорчены, а ведь я рассчитывал как следует отдохнуть: последние события изрядно подорвали мои силы.
Горло у меня горело, из носа текло, а градусник показывал безнадежные 37,5. И не здоров, и не пожалуешься толком никому, слишком несерьезно. Доигрался, Шерлок Холмс, думал я с досадой. Надо было отправить Ярослава вместо себя. Но нет, я же хотел своими глазами убедиться в Викиной измене!
Я поднялся из кресла и поплелся за новой чашкой чая. На кухне я включил чайник и в очередной раз принялся потрошить аптечку. Хотелось принять все таблетки разом, чтобы помогло наверняка. Но я уже выпил один шипучий аспирин и боялся, как бы мне не повредило еще одно лекарство. В медицине я совершенно не разбираюсь, признался я себе. Можно было бы довериться народным средствам, но дома, как назло, не было ни меда, ни малины. Поэтому я заварил чай, плеснул в него коньяку и вернулся в кресло.
Я скучал. Спать не хотелось, читать не получалось: тяжелая голова отказывалась воспринимать лишние сведения, телевизор я не смотрю. Я вообще не привык подолгу торчать дома без особой необходимости.
Когда я один, мне в голову лезут неприятные мысли. Вот и сейчас я стал думать о том, что именно для таких случаев нужна жена: подать стакан воды, как говорится, укрыть теплым пледом и развлекать разговорами. Я представил рядом с собой Вику: как она полулежит на диване, да, вон там, откинувшись на подушку, и грызет яблоко. Когда я её вижу, она всегда что-нибудь грызет, то сушку, то пирожное, которым её угостила Кира. На голове у нее бигуди, она с капризным видом оглядывает свой шелковый халатик, как будто это нищенские лохмотья. Несмотря на то, что халатик приоткрывает именно то, что нужно: высокую грудь, и бедра, и стройные коленки, мне не хочется видеть её. Времена, когда её тело возбуждало меня, давно прошли. Я отвернулся.
Вика ударила ладонью по столику, так что я подпрыгнул в кресле. «Воропаев!» - она строго посмотрела мне в глаза и жестко сказала: «Я уже целый месяц в одном и том же! Ты обещал сегодня свозить меня по магазинам! Вставай немедленно, Воропаев, хватит притворяться!»
Брр! Я потряс головой, чтобы отогнать видение. Я же говорил, у меня слишком буйная фантазия. На всякий случай я потрогал лоб: вдруг у меня жар и я начал бредить? Лоб был слегка горячий.
Лучше не думать о плохом, решил я. Как говорил Малиновский, всё устроится. Когда родится малыш, может, жизнь покажется мне не столь ужасной? У меня будет сын, хорошенький и умненький...
Маленький мальчик, похожий на меня, как две капли воды, подергал меня за рукав: «Па-ап, пошли поиг`аем в лошадку! Па-апа, покатай меня!», - сказал он, немилосердно картавя. Я вспомнил логопеда, проклятие моего детства, и по спине у меня прошел озноб. «Па-ап! Я хочу иг`ать!» - требовал мальчик. «Мне плохо», - сказал я ему. «Всё `авно! Иг`ать, иг`ать, иг`ать!» - закричал он. В голове у меня зазвенело. «Отстань!» - приказал я. Он не унимался, он забился в истерике. Я застонал, заткнул уши и пришёл в себя.
Я чувствовал себя слабым и разбитым. Брежу, подумал я. Я встал и, волоча за собой плед, поплелся в спальню. Меня пошатывало от пережитого ужаса. Я упал на кровать и провалился в прерывистый беспокойный сон.
«Уаа! Уаа!» - раздавался где-то крик младенца, и я вздрагивал, тревожно оглядывался и снова засыпал.
«Па-апа! Папа!» - кошмарный мальчик тряс меня за плечо. Я рывком садился на кровати и понимал, что это я запутался в одеяле.
«Александр Юрьевич», - вкрадчиво спрашивала меня журналистка с бегающими глазками за узкой черной оправой очков, - «правда ли, что у вас есть незаконный ребенок?» Я покрывался холодным потом и лепетал «Нет, нет!» Но она жестом фокусника указывала куда-то себе за спину и вопрошала: «А это кто?» Мальчик с хитрыми жестокими глазами смотрел на меня и медленно произносил: «Здравствуй, папа!»
Мой мобильный звонил, не переставая. Я знал, что звонят мне с обвинениями, с расспросами, с укорами, и не смел ответить. Беспрерывное дребезжание телефона заставляло меня цепенеть от ужаса. Не выдержав, я схватил трубку и закричал:
- Что, что?! Отстаньте!
- Воропаев, ты чего?
- А?
Я еще плыл между сном и явью. Ни мальчика, ни журналистов не было, зато телефон у меня в руке был настоящий. Одежда на мне была мокрой от пота. Я постепенно приходил в себя.
- Кто это? - спросил я. Мой голос прозвучал неприятно хрипло, как чужой.
- Это я. Воропаев, ты что, заболел?
Через пару мгновений до меня дошло, что это Малиновский.
- Чего тебе? - спросил я. Я всё ещё был не в своей тарелке: из-за кошмаров я не выспался, наоборот, еще больше устал. Я мучительно пытался собраться с мыслями и вспомнить, не назначено ли на сегодня какое-нибудь важное дело.
- Да ерунда... - начал он неуверенно. - Насчет Клочковой. Мы обсуждали, что хорошо бы найти ей врача, да за остальными делами как-то забылось. Надо бы...
- Ну? - сказал я.
- Что у тебя с голосом? - спросил Роман.
Во мне боролись два желания: пожаловаться на свою болезнь, чтобы Малиновский осознал, на какие жертвы я пошел ради нашего общего дела, и потребовать сочувствия к себе или гордо отвергнуть его жалость и стоически перенести трудности.
- Заболел, - ответил я. - Спасибо тебе, Рома, - сказал я подчеркнуто.
- Очень плохо? - спросил Малиновский, и я услышал виноватые ноты в его голосе.
- Достаточно.
- Э, ну... Я же не знал, что ты такой нежный! - он стал оправдываться.
- Ничего, - сказал я, собрав волю в кулак: не пристало мне плакаться кому попало. - Что ты хотел сказать о Клочковой?
- А, да... - видимо, Малиновский уже забыл, ради чего звонил мне. - Мы будем искать ей врача? Я узнавал, ей нужно сделать разные анализы, УЗИ... - было слышно, что ему неудобно и непривычно произносить медицинские термины.
- Вот и займись этим, - сказал я. Любая мысль о Вике заставляла вспоминать кошмары о мальчике, похожем на меня.
- Я хотел посоветоваться с тобой. Ты же любишь сам всё контролировать! - сказал Малиновский с иронией.
- Выбери несколько вариантов, я потом посмотрю.
- Так точно, шеф! - бодро отрапортовал Малиновский и совсем другим тоном сказал: - Напомни мне, кто говорил, что мы будем вместе решать все проблемы? Поровну?
Я сразу почувствовал себя очень больным. Я заполз под одеяло и ответил:
- Ты хочешь, чтобы я сейчас обзванивал клиники, или что? Я не в том состоянии.
- Ах, умирающий лебедь! - сказал Малиновский. – Что там у тебя, насморк?
- У меня бред и жар, и если я отброшу коньки, ты будешь в этом виноват! – не выдержал я. Мне было обидно, что сочувствие Малиновского испарилось, как только я попросил его взять на себя часть забот. «Лицемер!» – подумал я.
- Что, правда? – спросил он с любопытством. – И что же тебе видится?
- Виктория с младенцем, - признался я.
Малиновский фыркнул:
- А-а, ну это и мне виделось поначалу! Ничего, Воропаев, пройдет. Мужайся!
- Не так, по-настоящему, - сказал я. – Как в гравюрах Гойи.
Малиновский озадачился незнакомым именем.
- Понятно, - проговорил он через несколько мгновений. – Воропаев, ты уверен, что тебе не надо в больницу?
- Я не сошел с ума.
- Мда? – Роман засомневался. – Когда я позвонил, ты что-то кричал… «Отстаньте!» или «Отпустите!»
Щеки у меня загорелись. Мне стало стыдно, что он слышал мой бред. Чего доброго, ляпнет в разговоре со Ждановым и моему авторитету конец.
- Тебе показалось, - ответил я холодно.
- Подожди, ты же сам только что сказал, что у тебя бред? – не понял он.
- Не было ничего, Малиновский, слышишь, не было! – сказал я веско, но он почему-то не верил.
- Так, Воропаев, лежи и никуда не уходи! – велел Роман.
- Да куда ж я денусь… - слабо проговорил я в телефонные гудки.
Я закрыл глаза, а уже через мгновение, как мне показалось, по квартире проскрежетал звук дверного звонка. Я подскочил; в глазах потемнело. Пришлось посидеть с минуту на кровати, приходя в чувство.
Звонок всё надрывался. Пришлось подниматься и идти открывать дверь. На пороге стоял Роман.
- Здорово! Узнаешь меня? - спросил он, явно чтобы проверить, насколько я в своем уме.
- Малиновский, - ответил я вяло.
- Правильно! - сказал он. - Молодец, получишь пирожок! - Роман отодвинул меня в сторону и прошел в квартиру. От него пахнуло холодом, и я плотнее укатался в халат. Меня знобило.
- Что тебе нужно?
Он посмотрел на часы:
- Так, у меня есть минут сорок, от силы час, потом я вынужден буду тебя покинуть.
Я прислонился к стене.
- Шел бы ты, Малиновский... домой.
- Что я, зря приехал? - он поискал выключатель, зажег свет в холле и внимательно посмотрел на меня: - Кошмар, Саш. Семейка Адамс представляет! - он взял меня за плечи и повернул к зеркальной стене. Вид у меня был неважный: на щеках горели красные лихорадочные пятна, гармонировавшие с цветом глаз, волосы всклокочены. Я пригладил торчавшие пряди.
Малиновский, который продолжал держать меня за плечи, мимолетно улыбнулся:
- Да, намного лучше. Саша, марш в постель! - он подтолкнул меня в спину.
В спальню я не пошел: не хватало, чтобы Малиновский видел творившийся там бардак. Я дошел до гостиной и сполз на диван. Любая горизонтальная поверхность казалась мне чертовски привлекательной.
- Врача вызывал? - допрашивал меня Малиновский.
- Нет.
- Почему?
- Не надо.
- Боишься врачей? - спросил с издевкой.
- Иди ты...
- Лекарства дома есть?
- На кухне на столе.
Он ушёл и вернулся с аптечкой.
- Подвинься, - он сел на диван у меня в ногах. Через некоторое время он протянул насмешливо: - Да-а, Воропаев, аспирин, пенталгин и презервативы. Чем из этого ты лечишься?
- Последним, - вяло пошутил я.
- Хороший способ, - одобрил он. - Но сейчас не поможет.
- Откуда ты знаешь, что поможет? - я сильно сомневался в медицинских познаниях Малиновского.
- У меня вся семья — врачи, уж кое-что я понимаю.
- Какая еще семья? - спросил я озадаченно.
- Мама и папа, Воропаев, - он глянул на меня, как на идиота.
- У тебя есть родители?
Я сам понял, что мой вопрос звучит глупо. Я всего лишь имел в виду, что Малиновский никогда и ничего о них не упоминал.
- Нет, я из яйца вылупился!
Кажется, теперь я убедил его, что у меня не всё в порядке с головой.
- На, держи, - Роман сунул мне в руку градусник. Я взял и пару секунд рассеянно смотрел на него. - Температуру померяй! Объяснить, как? - одернул он меня.
- Не надо, - ответил я и засунул градусник подмышку.
Малиновский небрежно крутил в руках презервативы из моей аптечки. Прочитал, шевельнув губами, название, вид и даже срок годности. Открыл пачку и посмотрел, сколько штук осталось. Тут я не выдержал:
- Положи на место! Что за манера лезть, куда не просят?
- Как скажешь, - он улыбнулся и откинулся на спинку дивана, задев мои ноги. Я невольно напрягся.
Градусник пискнул.
- Давай! – Малиновский протянул руку. Я вынул градусник и посмотрел на показания: тридцать восемь. Неудивительно, что пару часов назад я видел страшилки позабористей, чем у Стивена Кинга. В детстве при такой температуре я был уверен, что под кроватью у меня заяц-робот из «Ну, погоди!», а когда стал старше, меня навещали призраки из «Соляриса».
- Давай, - Малиновский нетерпеливо потряс ладонью. – Что ты там изучаешь? Я не буду всю ночь с тобой сидеть.
Он говорил со мной, как с маленьким надоедливым ребенком.
- Тридцать восемь и семь, - сказал я и спрятал градусник в кулаке.
- Воропаев, дай сюда, или я встаю и ухожу!
Я знал, что никуда он не уйдет. Мне вдруг понравилось, что Роман сидит здесь и опаздывает, куда он там собирался. Я взрослый, когда я болею, ко мне давно никто не приходит, не сидит у моей постели, не трогает мне лоб прохладной рукой, не беспокоится, принял ли я лекарства. Пусть он поволнуется обо мне еще чуть-чуть, потом я его отпущу.
- Саша, - укоризненно сказал Роман.
Я помотал головой.
- Отдай!
- Тридцать восемь и семь, - упрямо ответил я.
- Я тебе не верю. У тебя взгляд нездоровый.
Он всерьез встревожился. Он положил ладонь мне на лоб; она приятно холодила.
- Так и оставь, - сказал я. Мне было весело. Возможно, это лишь симптом лихорадки: Кира уверяет, что когда я болен, я становлюсь странно оживленным.
Малиновский руку убрал.
- Я сейчас схожу в аптеку, я видел, в соседнем доме есть. Лежи и… - он, видимо, хотел дать мне еще какое-то наставление, но ограничился: - …и ничего не делай. Дверь не закрывай, я скоро вернусь.
Я покивал. Роман с сомнением посмотрел на меня. Наверное, мой вид внушал опасения, потому что он снова предостерегающе повторил:
- Ничего не делай.
Я широко кивнул и схватился за затылок: голова чуть не отвалилась. Малиновский закатил глаза, но всё-таки ушёл.
Я остался один. Мне сразу стало плохо: заломило тело, везде одновременно, во рту пересохло, и ладони мигом стали сухими, как наждачка. Я потер их друг об друга, раздался громкий резкий шорох. Я услышал тишину в квартире.
А ведь я совсем один, и дверь открыта. Мне стало не по себе. Сейчас сюда войдет… Шлеп-шлеп-шлеп, прошлепали босые ноги по паркету в прихожей. Кто-то стоял там, таясь от меня за выступом стены.
Стоп, сказал я себе. Это только бред. У меня лихорадка, поэтому я брежу.
За стеной никого не было.
Но пусть Малиновский вернется, попросил я.
- Саша, Саша, - позвал меня голос, словно издалека. Когда я успел заснуть? Я осторожно открыл глаза и огляделся. Передо мной стоял Малиновский с кружкой. Я покосился в углы комнаты: там было пусто.
В голове у меня прояснялось. Я вспомнил, какую чушь я нес перед Малиновским полчаса назад, и как я себя вел. Я сел. Не надо было пускать его к себе, нельзя ни с кем общаться, пока ты не вполне отвечаешь за свои поступки. Можно ляпнуть такое, в чем придется раскаиваться.
- Как ты? - спросил Роман. - Лучше?
Разговаривает со мной, как с калекой. Я разозлился.
- Что это? - кивнул я на кружку.
С Малиновского тут же слетел вид заботливой нянюшки.
- Обычный Фервекс. Сам мог бы догадаться выпить жаропонижающее, если тебя от высокой температуры так вставляет. Пей, и я пойду.
Он посмотрел на часы, демонстрируя, как я ему надоел.
Я забрал у него кружку и тут же перехватил ее другой рукой: горячо. Я уже и сам хотел, чтобы он убрался. Тоже мне, стоит тут, незаменимый, и думает, что мне нужно его сочувствие и – страшно сказать – забота. Не нужно, я столько лет живу один и ни разу не умер от простуды.
- Иди, - сказал я ему.
- Угу, - кивнул Малиновский. – Пей, пациент.
Он уже почувствовал удовольствие оттого, что может мной распоряжаться. Хорошо, решил я, уступлю в последний раз, и больше этого не повторится. Я залпом проглотил полчашки, обжегши язык и горло.
- Твою мать, - просипел я. Малиновский закатил глаза и произнес одними губами что-то нелестное в мой адрес.
- Холодной водички принести? – сказал он вслух с издевательским сочувствием.
Я кивнул, чтобы он только исчез с глаз моих и перестал смотреть на меня, как врач на безнадежно больного.
Малиновский пожал плечами и скрылся на кухне. Я слышал, как он хлопает дверцами и стучит стаканом о стол. Какой же он шумный! Всего второй раз у меня в доме, а мне снова кажется, что он успел перевернуть всё вверх дном и устроить на свой лад. Малиновского всегда слишком много.
- Пожалуйста! – он вернулся со стаканом и протянул его мне с вежливейшей из улыбок.
- Спасибо! – попытался сказать я так же, но мне пришлось схватиться за горло. Больно же я обжегся!
- Ну, - решительно сказал Малиновский, - я тебе больше не нужен. Счастливо оставаться! Не буянь тут, - добавил он ехидно. – Увидишь Викусю – знай, что это всего лишь твои глюки.
Я смерил его взглядом, в который вложил всё свое презрение к его гнусным инсинуациям. Малиновский его не заметил.
- Завтра позвоню, проверю. Буэнос ночес!
Когда дверь за ним закрылась, мне пришло в голову, что надо было бы его поблагодарить. Хотя нет, не стоит, тут же передумал я. Роман просто хотел меня задобрить, я нужен ему как союзник. Я вяло поразмышлял на эту тему и пришел к выводу, что я правильно не стал его благодарить. Он бы зазнался, решил, что его маневр удался и окончательно сел мне на шею. Надо держать Малиновского на коротком поводке, постановил я.
Глава четвертая,
в которой меня принуждают заняться самообразованием
В понедельник я сидел на работе, пялясь в монитор и щелкая мышкой. Перед глазами у меня уже рябило от карамельно-розовых сайтов с пухлощекими младенцами-ангелочками по всей странице. Малиновский не приминул позвонить мне с утра и напомнить, что именно я, и никто другой, обязан найти для Викуси персонального врача. Я мог бы перепоручить это дело Марине, но гордость взяла верх. Жаловаться секретарше на личные неурядицы было совсем уж унизительно. Кроме того, мне хотелось доказать себе — и Малиновскому, что я могу справиться с таким несложным заданием. Я уже выставил себя идиотом, когда мы шпионили за Викиным тренером, в то время как Роман в два счета разузнал интересующие нас обстоятельства, потом я свалился с лихорадкой, и теперь не мог допустить очередного провала.
Я открыл еще один сайт; для разнообразия он был цвета детской неожиданности. Я раньше никогда не был на женских форумах и даже не предполагал, какая бездна ужасов таится на веселеньких страницах. Да, я вырос с двумя сестрами, но я и не предполагал, какими вопросами задаются на досуге эти нежные создания. Как заставить мужчину класть носки на место? И несколько десятков страниц советов, которым бы позавидовал доктор Менгеле. Какие участки женского тела следует брить, а с каких — выдирать волосы воском? Я почувствовал легкую дурноту. Вот уж точно, многие знания — многие печали.
В разделе, где будущие мамы советовали друг другу врачей и больницы, творилась та же вакханалия. Через полчаса я уже понял, что кабинет гинеколога представляет собой камеру пыток в миниатюре, каждый врач — либо садист, либо пофигист, а рождение ребенка — подвиг, который следует поощрять как минимум орденом мужества. Я старался проскальзывать взглядом мимо тем, в которых обсуждались физиологические подробности, но тем не менее вскоре готов был сползти под свой стол из дуба, чтобы не думать об этом кошмаре.
Твердой рукой я решительно закрыл браузер и вызвал Марину. Я велел ей рассмотреть варианты и выбрать лучшего врача для Виктории и принести мне кофе, чтобы успокоить мою расшатанную нервную систему. Через минуту она вернулась, как ангел милосердия и поставила передо мной чашку.
Я был вынужден признать свое поражение. Подлый Малиновский! Я не сомневался, что он нарочно заставил меня изучать это... У меня не было слов. Теперь мне неделю будут сниться кровавые кошмары про мучителей-акушеров с огромными блестящими щипцами в руках!
Где-то в глубине шевельнулась мысль о Клочковой. Она чертовски хорошо смотрелась на моих черных простынях, в кружевном белье и чулках, но я никак не мог представить ее с огромным неуклюжим животом и в роддоме. И всё же через полгода это время придет. Какие жертвы ради того, чтобы я (или Малиновский) получил на руки орущее создание, не нужное никому из нас! Меня охватила тоска. Как бессмысленна жизнь, если новый человек приходит в неё по нелепой случайности...
Мои размышления о бренности сущего прервало появление Марины. Она подала мне аккуратный отчет с несколькими фамилиями, контактами и отзывами пациенток.
- Марина, вы — золото, - сказал я, расчувствовавшись. Как бы я смог без нее разгрести авгиевы конюшни и найти среди них крупицу действительно ценной информации. Марина сдержанно заулыбалась. - Можете быть свободны.
Когда она вышла, я занялся изучением предъявленного мне списка. Так, что тут у нас? Две больницы я отмел сразу: далеко, а мне неохота было терять время, если придется мотаться туда с Викусей. Из оставшихся моё внимание привлек медицинский центр, среди клиентов которого значилось несколько широко известных людей. Подойдет, решил я и набрал номер.
Мне ответили с приторнейшей любезностью. Я собрал мужество в кулак и записал Вику на прием, хотя вопрос «Фамилия мамочки?» немного выбил меня из колеи. Хорошо хоть «фамилию папочки» не спросили.
Во второй половине дня я отправился в «Зималетто». В планах у меня было, во-первых, обрадовать Викусю новостью, во-вторых, отомстить Малиновскому за то, что он бессовестно меня подставил.
Вика стояла у ресепшена и препиралась с женсоветом. Пока Андрей позволяет своим сотрудникам болтаться без дела в рабочее время, компания так и будет прозябать, отметил я про себя. Они не сразу меня заметили, поэтому пришлось подойти к ним и мило поздороваться.
Толстая секретарша подпрыгнула и схватилась за сердце, рыжая с декольте уронила ножницы, а бухгалтерша единственная сообразила ответить: «З-здравствуйте, Александр Юрьевич!»
- Малиновский у себя? - спросил я.
- Н-нет, - пробормотала длинная секретарша Романа. - Они с Андреем Палычем совещаются.
- Очаровательный зверек, - сказал я. На секретарше была футболка безумной расцветки с Чебурашкой. - Одно лицо, - я поднял глаза с ее груди на лицо. Она закусила губу.
Так-то лучше. Если она поняла, что к чему, то одним идиотским нарядом в «Зималетто» станет меньше. Когда же эти курицы поймут, что должны соответствовать статусу компании?
Я взял Викусю за локоть и потащил к кабинету Жданова. Она выдернула руку и возмущенно завопила:
- Что ты себе позволяешь?!
Как она меня утомила... Я от всей души пожелал, чтобы счастливым отцом стал Малиновский, иначе я её убью и остаток жизни проведу в тишине и спокойствии тюремной камеры.
- Пойдем, дорогая, - в приемной я указал ей на стол: - Твоё рабочее место здесь. Сиди, повышай квалификацию, - я кивнул в сторону кофе-машины. Вика насупилась, но умнее выглядеть не стала.
Я вошел в президентский кабинет. Жданов, Малиновский и Пушкарева расположились на креслах у двери и шушукались, сдвинув головы. При моем появлении они отпрянули друг от друга, а Пушкарева мгновенно прикрыла бумаги на столе пластиковой папкой. Любопытно.
Я склонил голову набок, разглядывая их: вид у всех троих был виноватый.
- Добрый день, - сказал я.
Андрей натянул на лицо улыбку, встал и пожал мне руку:
- Здравствуй, Саша!
- Здравствуйте, Александр Юрьевич, - пискнула Пушкарева. Руки её продолжали бегать по столу, перебирая карандаши.
- Саша! - Роман протянул мне руку. - Ты никак из-за Вики пожаловал? - спросил он с мерзкой улыбочкой.
Хотя я действительно приехал из-за Клочковой, теперь я намерен был выяснить, за каким преступлением я застал дружную троицу.
- Не только, - ответил я. - Работаете? - я обвел их взглядом. Роман с Андреем смотрели на меня честными глазами, Катерина тоже оторвалась от бумаг:
- Да, Александр Юрьевич!
Я явственно слышал подтекст в ее словах: вы нам мешаете. Поэтому я еще тверже решил остаться.
- Разрешите посмотреть? - я протянул руку к документам, лежавшим на столике.
Андрей нервно засмеялся и закрыл свою помощницу грудью:
- Э, Саша, это рабочие документы, тебе не интересно.
- Почему же, мне очень интересно, - вкрадчиво возразил я. Чем больше Жданов трепыхался, тем яснее мне становилось, что они затевают что-то действительно серьезное, о чем я ни в коем случае не должен был узнать.
Как ни странно, первой в себя пришла Пушкарева. Я с самого начала подозревал, что эта особа может далеко пойти.
- Александр Юрьевич, когда мы закончим, я пришлю вам любую информацию, какую вы потребуете!
В данный момент давить на нее было бесполезно: выслуживаясь перед своим драгоценным шефом, она была готова унести секреты «Зималетто» с собой в могилу.
- Я обязательно потребую, - пообещал я и повернулся к Малиновскому: - На пару слов.
Роман переглянулся со Ждановым и вышел следом за мной.
Вопрос: ОАО, часть вторая
| 1. Интересно, выкладывать в процессе | 6 | (66.67%) | |
| 2. Интересно, выложить законченное | 3 | (33.33%) | |
| Всего: | 9 | ||
@темы: Моё, Не родись красивой, Фанфики, Александр Воропаев
-
-
06.03.2011 в 14:53- Так, - начал я, - Виктория, завтра ты идешь к врачу решать свои женские дела.
Я выдал ей заготовленный адрес медицинского центра и фамилию врача.
- А кто меня туда отвезет? - капризно спросила Клочкова. - Я одна не пойду!
- Съездишь с Кирой, - отрезал я. Таскаться с Клочковой по больницам — ну уж нет, у меня своих дел хватает!
- А если она будет занята? Я не могу ехать на маршрутке, меня укачивает! - заныла Вика.
- Малиновский.
- Ромочка!
Мы оба посмотрели на Романа. Он втянул голову в плечи: ему тоже не хотелось близко знакомиться с достижениями отечественного акушерства и гинекологии.
- Викуля, я завтра должен буду помочь Андрею... - забормотал Роман. Он как никогда был похож на забитого жизнью мужа-подкаблучника. - ...у меня много дел...
- Что для тебя важнее, какая-то фирма или твой собственный ребенок? - в голосе Клочковой зазвенел металл. По лицу Малиновского было видно, что для него важнее, но он сразу сник и спорить не стал.
Внутренне я забавлялся и злорадствовал, оттого что не мне придется изображать папочку и держать Викусю за руку.
Клочкова убедилась, что Роман сломлен, и обратилась ко мне:
- Это всё?
- Всё, Викуся, можешь идти, - я одарил ее самой обольстительной из своих улыбок. Клочкова выпорхнула за дверь. Пусть порхает, пока может. Малиновский тоже хотел сбежать, но я его остановил.
- Кстати, - сказал я, - ты знаешь, как выглядят инструменты гинеколога? - мне не терпелось поделиться с ним своими знаниями. - Вот такие, - я развел руки в стороны, - металлические. Роман страдальчески скривился.
- Да-да, Ромочка, прямо туда! - закрепил я эффект.
Малиновский зажмурился.
- Расскажешь мне завтра, как всё прошло?
Он промычал что-то неразборчивое. Вот так, воздержание ему тоже не повредит.
- До завтра, - я бодро похлопал его по плечу и оставил в конференц-зале одного.
-
-
06.03.2011 в 14:53в которой Малиновского загоняют в угол
В обычный срок деньги на счет мне не пришли. Я милостиво подождал еще час. Ничего. Видимо, Жданов и не думал о своих обязательствах перед акционерами «Зималетто». Я бы не удивился, узнав, что компания давно распродана и Андрюше только чудом удается сохранять видимость нормальной работы. Дела требовали моего немедленного вмешательства.
В президентском кабинете Жданова не было. Он готов шляться где угодно, лишь бы не работать. Поскольку и секретарш на месте не было (в этой компании никогда не будет порядка!), мне пришлось самому отправиться на поиски.
Я нашел их с Малиновским в конференц-зале. Это было зрелище, достойное описания: повсюду, на столе и на стульях были разложены плюшевые медведи, зайцы, открытки, шоколадки, леденцы и какие-то несъедобные на вид кренделя, залитые розовой глазурью. Всё это барахло было украшено сердцами, розами и блестками. И посреди этого великолепия стояли Малиновский и Жданов с плюшевым зверем в рукам, судя по ушам, похожим на зайца.
Андрей засмеялся идиотским смехом и попытался спрятать своего плюшевого друга. Роман сглотнул и заикаясь сказал:
- Д-день добрый.
- Какая прелесть! - я не мог сдержать улыбки. - «Зималетто» теперь будет шить это вместо платьев? Или вы намерены выдавать этим зарплату?
- Ха-ха, - выдавил из себя Андрей. - Забавный, правда? - он покрутил в руках зайца.
- Очень, - не мог не согласиться я.
- Это... это Ромкино! - выкрутился Андрей и всучил Роману измученного зверя. У Малиновского глаза на лоб полезли: он определенно не ожидал такого поворота событий. - Ромка собирает всякую ерунду.
- Я смотрю, в поисках прекрасного ты набрел на барахолку «Всё по 10 рублей».
Малиновский стоял, как пыльным мешком по голове ударенный, а я забавлялся вовсю. Я выбрал из кучи самую нелепую открытку. «Люби меня, как я тебя!!!» - значилось на ней.
- Замечательно! - произнес я с чувством. - И кого же ты намерен осчастливить всем этим богатством?
Жданов незаметно, как он думал, наступил Малиновскому на ногу.
- Вику! - ответил Роман. Кажется, он решил погибнуть, как герой.
- Вику? Клочкову? - от сдерживаемого смеха у меня заболел живот. Я выбрал другую открытку и продекламировал:
«Так ждать, так мучиться нет сил.
Зачем судьба жестока?
Я счастья, радости хочу
И быть с тобою только.
Молчать и думать не хочу
Кричать готово сердце
Ты знаешь, я тебя люблю!
Люблю, люблю, поверь мне!»
- Рома, я не знал, что ты такой романтик!
Малиновский сверлил взглядом пол. Я не знаю, кому на самом деле предназначались убогие безделушки. Но если в них на самом деле заключался секрет популярности Романа у слабого пола, то я в очередной раз убедился, что женщины глупы, когда речь заходит о любви.
- Когда пойдешь вручать Викусе что-то из твоих стратегических запасов, возьми меня с собой, я хочу это видеть! - попросил я. - Кстати, советую подарить ей этого медведя, - я указал на лохматую игрушку с алым сердцем в лапах, - он похож на тебя.
Роман мрачно покосился на медведя:
- Спасибо.
- Так, а теперь серьезно, - прервал я себя. Я бы с удовольствием еще поболтал с Ромой о мишках и зайцах, но делу — время. - Где мои деньги, Андрей?
- По всем финансовым вопросам обращайся, пожалуйста, к моей помощнице Екатерине Пушкаревой, - с улыбкой ответил он. Удивительно, с какой легкостью Жданов подставляет девушку.
- Смотри, Жданов! - я погрозил ему пальцем. Я чуял, что они что-то затевают, и я буду не я, если не выясню подробностей. Я в последний раз глянул на ошарашенного Малиновского, который всё еще обнимался с плюшевым зайцем, и вышел, пока меня не разобрал приступ хохота.
-
-
06.03.2011 в 14:55- Вика, кого я вижу!
- Здравствуй, Саша, - приветствовала она меня довольно сухо. Вообще, когда Вика поняла, что не добьется от меня ни замужества, ни ощутимых привилегий, она резко умерила свой сексуальный пыл. Ну, туда ей и дорога: я тоже не собирался возобновлять интимные отношения с ней.
- Как дела, Виктория? - любезно поинтересовался я.
До следующей выплаты ежемесячного содержания оставалось еще две недели, со своими обязанностями по поиску врача я успешно расправился, а остальное предоставил Малиновскому — жизнь вновь приобретала яркие краски! Клочкова, напротив, была мрачнее тучи.
- Кошмарно! - сообщила она капризным тоном. - Но тебе этого не понять... - она страдальчески закатила глаза. В Виктории, еще не родившись, умерла великая актриса. - Ты грубая, черствая, эгоистичная скотина! - она ткнула пальцем мне в грудь.
Если бы за каждое обвинение в эгоизме мне платили, я бы стал Ротшильдом.
Я нежно взял Вику за руку:
- Что, дорогая, гормоны играют? - я даже поцеловал ей руку. Я был исполнен благодушия. - Ничего, еще несколько месяцев, и всё пройдет.
- Отвали от меня, Воропаев! - Вика отстранилась. - Я с ужасом думаю, что это может быть твой ребенок!
- Взаимно, - искренне сказал я. - Из Малиновского получится гораздо лучший папаша. Кстати, - вдруг вспомнил я, - он никогда не писал тебе стихов?
Вика непонимающе уставилась на меня.
- Готовься, Викуся, он собирается скоро порадовать тебя своими нетленками. Может быть, даже сегодня.
- Правда?! - глаза у нее округлились.
- Конечно, - заверил я ее. - Правда, он может не решиться, поэтому ты обязательно должна его подбодрить.
У Вики загорелись глаза. Наверняка она уже видела, как рыцарь Малиновский падает перед ней на одно колено, читает оду и затем предлагает руку и сердце. Уверен, что она не заметила бы рифмы «хочу — люблю» и с радостью сдалась на милость победителя.
Клочкова стояла, сложив руки перед грудью в почти молитвенном жесте, погруженная в мечты о своем светлом будущем. Я мог считать свой долг исполненным.
- Счастливо, Викуся, - я улыбнулся ей и покинул сей обитель влюбленных.
Как просто сделать счастливой какую-нибудь дурочку, вроде Клочковой, думал я. Дать денег на красивые платья, наплести любовной чепухи... Впрочем, последнее было лишним, как я давно узнал на собственном опыте. Денег было достаточно, чтобы женщина сама создала вокруг мужчины ореол романтического героя и не доставала его напоминаниями о букетах и стихах. Зачем Малиновский накупила всякого барахла, предназначенного, несомненно, для соблазнения наивных идиоток? Секс он может получить и так, не напрягаясь. Загадка...
-
-
06.03.2011 в 14:57- Воропаев! - с ходу завопил Роман в трубку. - Какого черта ты сказал Клочковой, что я собираюсь сделать ей предложение? Еще про стихи какие-то наплел! Я еле от нее отвязался! Она полдня бегала за мной и уговаривала не стесняться!
Неисповедимы пути женской логики. Я упоминал Вике только о стихах и в том, что она пришла к выводу о скорой свадьбе, был нисколько не виноват.
- Воропаев, твою мать!
На этом эмоциональном возгласе Малиновский выдохся.
- Я ничего подобного ей не говорил, - спокойно ответил я. - Разве что нечаянно упомянул о твоих стратегических запасах мягких игрушек.
- Что-о?! - Малиновский перешел с крика на сдавленный хрип: - Кто еще это слышал?
О-о, неужели я случайно наткнулся на страшную тайну господ Малиновского и Жданова?
- Ну, - медленно начал я, - если Клочкова в курсе, она наверняка растрепала вашему бабсовету...
Я испугался, что на том конце провода Романа настигла смерть от удушья.
- А-а... - простонал он. - Воропаев, ну всё! Теперь я тебе до конца жизни буду являться во сне и читать стихи про любовь-морковь!
- А что такое? - удивился я. - Неужто тебя настигло серьезное чувство, а я всё испортил? Ай-яй-яй, какая жалость!
- Саша, - сказал Малиновский задушевным голосом, - у меня есть свои военные хитрости. Спасибо тебе, что теперь всё «Зималетто» о них знает!
- Ромочка, - ответил я не менее задушевно, - это не военные хитрости, это военные глупости. Кого ты собирался удивить своим убийственным зайцем?
- Не твое дело! - отрезал он.
Я не мог оставить этот вопрос открытым. Во-первых, Малиновский раззадорил мое любопытство, во-вторых, я чувствовал, что дело тут не простое.
- Значит, так, - начал перечислять я: - твоя пассия из «Зималетто», она общается с Викой и женсоветом, она дура, потому что умная не купится на шоколадки, и она не доступная цель, потому что ты заранее готовишь наступление. Хм, - я задумался. Модели Милко отпадали, потому что любая из них переспала бы с Романом без лишних условий. Это не Вика...
- Рома, неужели ты собрался соблазнить Пушкареву? - естественно, я не думал о ней всерьез, просто в голову мне больше никто не пришел.
Кажется, Малиновскому опять стало нехорошо, но сейчас было не время жалеть его.
- А что, экзотика... - продолжал дразнить я его. - Может, под ее лягушачьей шкуркой скрывается царевна? И есть шанс первым ступить на неизведанные земли. Не думаю, что кто-то уже решался на это.
- Очень смешно, - проворчал Роман.
- Не знал, что у тебя такие широкие сексуальные взгляды, - сказал я.
- Шире, чем ты думаешь, - загадочно ответил он, - но на Пушкареву даже моей фантазии не хватит.
- Тогда остается только кто-то из женсовета, - сделал вывод я. - Если это... как ее, с декольте, с ресепшена? - то ты зря тратишь силы. Сажаешь ее в машину, отвозишь в уединенное место и делаешь с ней, что хочешь. Не забудь потом дать денег на мороженое.
Рома издал неопределенный сдавленный звук, но я не обратил внимания.
- Или это твоя секретарша? М-м, прекрасный выбор! Какие платья с Чебурашками, какие очаровательные манеры! А рост... Она будет носить тебя на руках!
- Воропаев, тебя никогда не били за твой длинный язык? - спросил Малиновский недовольно.
- Нет, - ответил я. Хотя в детстве у нас с Андреем частенько случались стычки именно из-за моих колкостей, но вопрос Малиновского явно был риторическим и не требовал подробного ответа. - А что, ты хочешь попытаться?
- Увидишь, - пообещал Роман.
- Не выйдет, - сказал я, но он уже повесил трубку.
Что ж, будет повод наведаться в «Зималетто» и узнать, что задумал господин Малиновский.
-
-
06.03.2011 в 14:58в которой я встречаюсь с непознанным
Прошло два дня, а денег мне на счет так и не поступило. Я всегда говорил, что доверять Жданову и его команде нельзя. Вот и на этот раз пигалица Пушкарева соврала мне, не моргнув глазов. Мне, одному из главных акционеров!
Едва у меня выдалась свободная минута, я поехал в «Зималетто». Сколько раз еще мне придется мотаться туда, контролируя каждый шаг так называемого президента Жданова и постоянно опасаясь, что он развалит компанию раньше, чем я успею занять президентское кресло?
Естественно, настроение у меня было далеко от радужного. Нехорошие предчувствия одолевали меня: хор под руководством Жданова, соло Пушкаревой и Малиновского, будет петь мне сладкую ложь о том, как прекрасно работается их фирме. От Киры тоже ничего не добьешься: в лучшем случае она будет молчать, а в худшем прикрывать своего жениха. Тоже мне, любимая сестренка. Кира сама прекрасно знает, что он гуляет от нее направо и налево, но при этом все мои попытки вдолбить ей, что давно пора вспомнить о гордости и послать Жданова к чертовой матери, разбиваются о ее упрямство.
Мои опасения оправдались. Выйдя из лифта, я на мгновение засомневался, на тот ли этаж попал. Но нет, знакомые нелепые фигуры секретарш «Зималетто» убедили меня, что всё верно. Женщины толпились вокруг маленького мальчика, тискали его, совали конфеты и сюсюкали, как с имбецилом, а сам он восседал на руках курьера и на кутерьму вокруг внимания не обращал.
- Это что за детский сад?! - прервал я их возню.
Они тут же выстроились рядком, а рыжая обладательница бюста пятого размера с ресепшена подхватила мальчика со словами: «Егорушка, иди сюда». Значит, её отпрыск. Кто бы сомневался: насколько я знал, она была не замужем и находилась в постоянных поисках спонсора. Нагуляла себе ребенка... Впрочем, я не стал развивать мысль в этом направлении, сам хорош.
- Понимаете, Александр Юрьевич, - вступился за нее курьер, - детский сад закрыли, там трубы прорвало, ну и пришлось... - он развел руками. Девушка исподлобья смотрела на меня.
- Дети — цветы жизни, Александр Юрьевич, - сказала она, как мне показалось, осуждающе.
Они что, издеваются надо мной?!
- Быстро по местам! - велел я, и толпа мгновенно рассосалась, остались только мамаша с ребенком и курьер.
- У вас своей работы нет? - обратился я к нему. - Или вас перевели на должность няни?
- Я уже иду, Александр Юрьевич, - он взял со стола шлем. - Уже иду! - он украдкой подмигнул своей красотке и скорчил рожу мальчику.
Еще один клоун! Это даже не детский сад, это цирк! Одни клоуны и фокусники вокруг. Себя я ощущал дрессировщиком.
В еще более раздраженном настроении я направился в кабинет Жданова. То, что я увидел, превзошло все мои ожидания.
- Пушкарева?.. - я не верил глазам своим. Я уже привык к ее старомодным нарядам, дурацким косичкам и уродливым очкам; по крайней мере, они не вызывали во мне того отвращения, какое я испытал при первой встрече. Но это — это было в сто раз хуже. «Попугай», - подумал я. - «Или нет, еще один клоун». Наряд Пушкаревой занял первую строчку в рейтинге самых идиотских вещей, которые я видел в жизни. На ней было напялено нечто лимонно-лиловое, с перьями и бантами. Когда она обернулась ко мне лицом, в глазах у меня зарябило. Что-то фиолетовое на месте глаз, губы, намазанные розовой помадой; ее жидкие волосы стояли торчком на голове, как попугайский хохолок.
- Пушкарева?!
- Здравствуйте, Александр Юрьевич.
- Здравствуйте, - сказал я, приходя в себя. - Вы что, имидж сменили? Надеялись, что я вас не узнаю? - Пушкарева на мой намек не ответила, поэтому я перешел прямо к делу: - Почему-то деньги не поступили на мой счет. Есть разумное объяснение?
- Деньги будут завтра, - ответила она скучающе, глядя в сторону. Эта девица настолько обнаглела от покровительства Жданова, что даже не считала нужным ни быть вежливой со мной, ни вести себя прилично. Я не стал сдерживаться:
- Объясните мне, почему вы позволяете себе являться сюда в таком виде. Вы же не на птицефабрике работаете! В конце концов, вы тоже являетесь лицом «Зималетто». А вот это – это не лицо.
Я бы мог сказать еще многое о ее виде, но и этого было достаточно.
- Александр Юрьевич, - медленно ответила Пушкарева, - воспитанный человек не позволит себе делать замечания о внешности женщины, тем более в такой форме. Это называется хамством.
Ничего себе! Эта курица в перьях еще и смеет меня отчитывать. Как женщина может быть настолько слепой, чтобы не видеть собственного уродства? Нет, надо было непременно донести до нее, насколько она неуместна.
- Меня не интересует, устраивает ли вас форма того, что я вам сказал, главное, чтоб вы поняли суть, - сказал я с нажимом. - То, что здесь не фирма, а цирк, не означает, что надо рядиться дешевым клоуном. И своим видом, Катя, вы позорите «Зималетто»!
Наконец, на нее подействовало. Я всегда знал, что до некоторых людей не доходит сказанное, пока не придашь своим словам больше убедительности. Пушкарева опустила глаза, пытаясь скрыть появившиеся слезы.
- Воропаев, какого черта? - услышал я позади себя до боли знакомый голос. - Кто тебе дал право оскорблять мою помощницу?
А вот и Жданов! Значит, я оскорбляю его драгоценную Катеньку? А то, что она оскорбляет мои эстетические чувства, мы уже не считаем? И этот человек руководит компанией по производству модной одежды... Такой же клоун, как и его подчиненные.
- Ну, вот и директор птицефабрики пожаловал! - поприветствовал я его. - Я говорю, у вас тут интересная птичка образовалась, так вот я никак не могу понять, что это такое: петух, индюк или, может, павлин, Андрюша?
Жданов мгновенно завелся:
- Слушай, ты, птица-говорун, летел бы ты отсюда, пока я не придал тебе ускорение.
Еще одно доказательство того, что у Жданова нет вкуса: на то, как выглядит его помощница, он не обратил никакого внимания. Тут я заметил живописный фингал под его левым глазом. Определенно, «Зималетто» быстро и верно превращается в дурдом!
- Охотно верю, - ответил я.
Разговаривать со Ждановым мне больше было не о чем. Я много раз повторял ему, как важен имидж фирмы, особенно в модном бизнесе, но он же считает себя самым умным. «Зималетто» нужен другой президент, умный, стильный, умеющий себя подать.
-
-
06.03.2011 в 14:58Малиновский был у себя. Когда я вошел, он поприветствовал меня с улыбкой, но я заметил в его глазах недобрый блеск.
- А, Саша! - воскликнул он. - Тебя по всему этажу слышно. Что на этот раз не так?
Я сел на край его стола.
- Ты уже видел Пушкареву?
- О-о! - протянул он. Видно, что воспоминание о ее наряде до сих пор грело его: - Впечатляет, правда?
- На твоем месте, я бы меньше радовался. Помощница президента должна быть лицом фирмы. А у вас не лицо, а физиономия!
Он только отмахнулся:
- Воропаев, не нуди. Наслаждайся моментом! Когда еще такое увидишь?
- Да не дай Бог... - сказал я мрачно. - А Жданова кто разукрасил? Уж не ты ли?
- Я? - удивился Малиновский. - Такой версии я еще не слышал!
- Ты же обещал отомстить мне за мой «длинный язык». Вот я и подумал, что ты тренируешься... на кошках.
Он засмеялся:
- Нет, не я. Еще версии будут?
- Если бы я был оптимистом, я бы сказал, что моя сестричка наконец-то взялась за ум и поговорила с Андрюшей, как следует. Но это вряд ли.
- Хорошо, это самое распространенное мнение. Еще? - он откинулся на спинку кресла и сплел пальцы на груди, внимательно глядя на меня.
- Версия третья, банальная: Жданов опять нажрался до зеленых чертей и подрался в каком-нибудь кабаке.
Я был уверен, что именно так и было дело. Жданов по пьяни никогда не умел держать руки при себе.
- О, нет! - Малиновский значительно поднял вверх указательный палец. - Андрею пришлось биться за свою жизнь и кошелек.
- Угу, - скептически ответил я. - И он один уложил десятерых вооруженных до зубов бандитов. Как всегда, - я уже не раз слышал от Жданова подобные истории и давно потерял к ним интерес. - Теперь они с Пушкаревой отличная парочка: чудовище и чудовище.
Малиновский как-то неловко поерзал в кресле и кивнул: - Да, действительно.
Я вспомнил о непосредственной цели своего визита:
- Так чем ты хотел меня удивить?
- Ах да! - он тут же оживился. - Сейчас, - он развернул ко мне монитор. - Помнишь, мы с Викой ходили на прием?
Я кивнул.
- Так вот, есть такая штука — 3D-УЗИ.
Мне это слово ничего не говорило.
- Я сам офигел, - продолжил Малиновский. - Там можно попросить, и тебе сделают запись. Давно хотел тебе показать. Смотри, папаша, - он запустил видео.
Я и не знал, что такое возможно. На экране как живой был младенец. То есть, он и был живой. Пухлые ручки и ножки, подтянутые к животу. Большая голова с закрытыми глазами. Он сосал палец, и было видно, как шевелятся при этом его губы. Господи...
Видео закончилось.
- Включи еще раз, - сказал я чужим голосом. Малиновский повиновался. Он смотрел не на экран, а на меня. Наверное, я являл собой стоящее зрелище.
Я смотрел и не верил. Клочкова — и это никак не вязались между собой у меня в голове. Неужели мой? Ну, или Малиновского — не важно. До сих пор слово «беременность» ассоциировалось у меня с расходами, Викиными капризами, проблемами, косыми взглядами в мою сторону и абстрактным ребенком где-то в далеком будущем. То, что «беременность» означает реального ребенка здесь и сейчас, я до сих пор не понимал.
- Эй, Воропаев! - Малиновский потянул меня за рукав. - Тебя там что, удар хватил? - спросил он с некоторым беспокойством.
- Всё в порядке, - ответил я, еще под впечатлением от увиденного: - Неужели он такой большой?
Сомнение закралось мне в душу. В самом деле, два месяца прошло — неужели ребенок такой большой?
- Рома? - я угрожающе посмотрел на него.
- Ладно, ладно! - он быстро сдался и поднял руки. - Я пошутил. Видео из интернета скачал.
- Идиот! - сказал я с чувством. Я ведь, было, поверил...
- Но скажи, тебе ведь понравилось? Какая разница, наш такой же будет через три месяца!
- Большая разница, Малиновский! - я был разочарован и зол.
- Я хотел, чтобы ты проникся... Мне надоело одному нянчиться с Викой!
- Иди к черту!
Сборище клоунов, думал я зло. Им всё-таки удалось довести меня! А Малиновский... это уже ни в какие ворота не лезет! Я вскочил со стола и направился к двери.
- Подожди! - Малиновский догнал меня и поймал за плечо. - На, утешься! - он сунул мне квадратный листок, похожий на мутную фотографию.
- Что это за ерунда? - я покрутил листок в руках, но не увидел ничего стоящего.
- Вот так смотреть, - Малиновский повернул фотографию в правильное положение. - Узнаешь?
На более светлом фоне с помехами, как в сломанном телевизоре, было видно небольшое темное пятно. Значит, это и есть настоящее УЗИ? Мда, слабое утешение.
Малиновский повис у меня на плече — есть у него такая манера, висеть на всех, кто находится рядом.
- Правда, похож на тебя? - спросил он умильным голосом, так что мне немедленно захотелось прибить его.
- По-моему, на тебя, - ответил я мстительно. - Такой же маленький и бесполезный.
- Ай-яй-яй, Саша, нехорошо! Спорим, когда он родится, ты первый будешь прыгать вокруг своего наследника?
- Только после вас, - ответил я с холодной вежливостью.
- Спорим? - Роман протянул мне руку.
Я сбросил его со своего плеча.
- Я не азартен. До встречи.
- Фото дарю на память! - сказал мне вслед Малиновский.
-
-
06.03.2011 в 14:59Жданова бы я... я задумался: уволить его нельзя, остальные акционеры не позволят. Придумал! Жданова бы я отправил в длительную командировку организовывать сеть магазинов где-нибудь на Крайнем Севере. Или, на худой конец, сослал на производство, раз он так любит хвастать тем, что сам умеет обращаться с любыми швейными станками.
Малиновского... Сначала я решил отправить его вместе со Ждановым покорять Таймыр, но затем передумал. Малиновский гораздо приятнее Ярослава и намного полезнее! Я бы оставил его своим помощником. И потом, кто-то же должен вместо меня общаться с Викой и заботиться о ребенке?..
После сегодняшней шутки Романа перспектива стать отцом стала вдруг гораздо ближе, чем раньше. До истории с Викой я планировал жениться лет в сорок, когда я успею пресытиться радостями холостой жизни; найти себе подходящую жену, которая не слишком будет меня обременять, и сделать пару наследников заводов, газет, пароходов, чтобы было кому передать дела. На этом мои фантазии о семейной жизни и детях исчерпывались; думать на эту тему было скучно.
Теперь же отцовство стало чем-то ощутимым и реальным. Оно подразумевало не просто ежемесячные алименты Клочковой на содержание ребенка, а что-то более весомое... «Будешь прыгать вокруг наследника», - сказал Малиновский. Я слабо представлял себе, как я могу «прыгать» вокруг кого-нибудь, но что-то же я буду делать? В памяти всплывали только картинки из глупых американских фильмов про «воскресных пап»: футбол-кафе-парк аттракционов. Убожество... Я залпом допил коньяк и приложил бокал ко лбу.
Если бы матерью моего ребенка была не Клочкова, а хотя бы... Юлиана Виноградова или кто-нибудь моего круга, я бы женился. В конце концов, какая разница? Не одна, так другая, жениться всё равно рано или поздно придётся. На то, что на меня снизойдет Большая Любовь, я не рассчитывал. Но Вика... Капризная, самовлюбленная дура. Нет, решительно нет, сказал я себе.
Меня вновь охватила темная, беспросветная тоска.
-
-
06.03.2011 в 14:59в которой я открываю чакры
- Саша! Мне нужны деньги! Я не могу ходить пешком! Саша, ты обязан дать мне эти деньги!
Я отодвинул телефонную трубку подальше от уха. Боже, дай мне сил не убить её. С тех пор, как я согласился содержать Вику, она решила, что может распоряжаться всеми моими финансами. Я мысленно сосчитал до пяти и сказал:
- Виктория, я вчера выплатил тебе твое месячное содержание и не дам больше ни копейки. Будь добра, научись разумно распоряжаться своими деньгами.
- Саша! - возмущенно завопила она. - Ты должен!..
Я прервал её:
- Вика, если бы ты не спускала зарплату в бутиках, ты бы давно выкупила свой автомобиль.
- Не учи меня тратить мои деньги!
- Твои деньги? Хорошо, дорогая, я не буду вмешиваться. Я уверен, что ты сама прекрасно справишься со своими финансовыми проблемами.
- Саша, ну пожалуйста... - заныла она. - Ой! Ой... - вдруг сказала она слабым голосом.
Я уже привык к ее трюкам. Сейчас она скажет, что из-за моей грубости у нее заболела живот, ее тошнит и она вот-вот свалится в обморок.
- Что такое? - спросил я.
- Нет... Ничего... - проговорила Вика, как умирающий лебедь. - Ведь тебе всё равно... Может, я умру...
- Если ты умрешь, я всё равно не дам тебе денег. Почему бы тебе не попробовать разжалобить Малиновского?
- Он обещал спросить у своих друзей, не одолжит ли мне кто-нибудь... - неуверенно ответила Вика.
- Замечательно! - сказал я. - Вот видишь, как всё удачно устроилось. Обязательно найдется добрый человек, готовый сделать взнос в фонд помощи неимущим секретаршам. Удачи, Викуся!
Я повесил трубку и потянулся в кресле. Когда разговор с Клочковой заканчивался, я всегда чувствовал облегчение. Бедный Малиновский! Он-то всегда под обстрелом. Очевидно, что и он не горит желанием оказывать Виктории материальную помощь. Интересно, как он справляется? Я подумал, что справляется Роман неважно: в последние недели две он выглядел уставшим и не таким оживленным, как обычно. Неужели и до него стало доходить, в каком неприятном положении он оказался? А ведь поначалу хорохорился и убеждал меня, что в появлении ребенка нет ничего страшного!
Впрочем, это умозаключение меня не обрадовало. Да, месяц назад я хотел, чтобы Викина беременность не только меня, но и Малиновского повергла в депрессию. Мне было приятно иметь союзника, на фоне которого мои проблемы выглядели бы не такими страшными. Но теперь я изменил свое мнение: мне было гораздо комфортнее, когда вечный оптимист Малиновский успокаивал меня и рисовал картины светлого будущего в роли отца.
Страшно признаться, но иногда я и сам представлял себе нечто неопределенное, но совсем не пугающее, вроде того, как я веду своего сына в школу или учу кататься на велосипеде. Вообразить себя с младенцем я всё еще был не в состоянии: ума не приложу, что можно делать с маленьким бессмысленным существом, да еще и получать от общения с ним удовольствие. Правда, потом в мои мирные фантазии врывалась Клочкова, и они разбивались о суровую реальность. Если бы Вика не была непременным приложением к ребенку...
- Сашенька! Кукусики, дядька! Как я рада тебя видеть!
Едва я успел открыть дверь, на шее у меня повисло что-то шумное, мельтешащее и морозное с улицы.
- Кристина! - я отодрал ее от себя. Я тоже был рад ее видеть, но никак не одобрял ее манеру каждый раз ошарашивать меня своим появлением. - Проходи.
- Сашенька, как я рада за тебя! Представляешь, три дня назад сижу я в Непале на утренней медитации, и вдруг мне в голову так — бум! - в Москву, в Москву! - тараторила она не переставая, одновременно раздеваясь и жестикулируя. - Представляешь, Сашенька? И вот я здесь!
- Удивительно, Кристиночка!
- Подожди! - она извлекла из большого красного мешка подарок в блестящей бумаге: - Это тебе, Сашенька! Если бы я знала, я бы привезла что-нибудь для малыша. Почему ты мне ничего не сказал? Ты знаешь, там, в Непале, делают такие амулетики, чудо! От всего помогает! - она засмеялась.
Я сунул подарок на полку и попытался утихомирить ее:
- Кристина, Кристина, нет еще никакого малыша! Нет!
- Сашенька, ну что ты такое говоришь? - она укоризненно посмотрела на меня. - Малыш всё слышит с момента зачатия. Ты должен ласково с ним разговаривать, петь ему, чтобы он чувствовал твою любовь.
- Кристина! - я закатил глаза. Я. Петь. Существу размером с мой ноготь. Которое находится внутри Вики.
- Сашенька! - Кристина взяла меня за руку и усадила на диван. - Это очень важно! Малыш должен знать, что его ждут, что о нем заботятся. Ты должен...
И опять я что-то кому-то должен! Мне хотелось заорать: я не хотел! Это не мой ребенок! Я не нарочно!
- Кристиночка, перестань, - твердо сказал я. - Я не собираюсь никому ничего петь и ни с кем разговаривать.
- Ребенок — это радость, Сашенька! Не воспринимай его как наказание, - не унималась моя сестра. - Ты боишься, ты слишком напряжен. Я тебя научу, как нужно расслабляться, чтобы ты мог принять малыша в свое сердце!
О нет! Из каждого паломничества за вселенской мудростью моя сестрица привозила очередную порцию это самой мудрости — от чукотских шаманов, буддийских монахов или племени тумба-юмба Центральной Африки — и непременно хотела опробовать свои достижения на всех несчастных, которые попадались ей под руку.
- Не надо, Кристина, - предупредил я её. - Хочешь кофе?
- Не отвлекайся, Сашенька! - провокация не удалась. - Обними энергетический столб! - Кристина изобразила руками круг. - Ну же, Сашенька, ты же хочешь достичь связи с космосом?
- Только связи с космосом мне сейчас не хватало, - пробормотал я.
- Теперь соедини большой и средний палец... Сашенька, ну же!
Я соединил. Чем пререкаться с ней, быстрее было открыть свои чакры.
- А теперь посылаем из чрева в космос звук «ом-м-м!» Ом-м-м! Ом-м-м!
- Ом-м-м, - сказал я вяло. - Всё, Кристина, поиграли и хватит!
- Вот поэтому ты никогда не достигнешь просветления, дядька! - она обиженно ткнула меня пальцем в живот.
- Слава Богу! - сказал я с облегчением. Кажется, на сегодня Кристина разочаровалась в моих способностях к медитации.
- А теперь скажи мне, - Кристина резко перешла от дурачества к серьезности. Я так никогда и не мог понять до конца, верит ли она в учения своих гуру или только притворяется, и что творится у нее в голове, когда она заставляет других дурачиться вместе с собой. - Скажи мне, Саша, ты будешь воспитывать своего ребенка?
- Может, это и не мой ребенок, - устало сказал я. Мне было неприятно объяснить другим неоднозначность положения, в котором я оказался.
- А чей же? - удивилась Кристина. - Кира мне сказала...
- А ты, как всегда, ничего не поняла! Кира не упоминала некого Романа Дмитриевича Малиновского?..
- Ромочка? Постой, Сашенька... - озадачилась Кристина. - Так кто же отец, ты или Ромочка?
- А вот это мы выясним через семь... нет, шесть месяцев, когда сделаем тест на отцовство.
Новое обстоятельство смутило мою сестру лишь на мгновение.
- Знаешь, Сашенька, это же чудесно! - воскликнула она. - Вы можете вдвоем дать малышу в два раза больше любви! Я завтра же расскажу Ромочке, что ему надо делать!
Я посочувствовал Малиновскому, и себе заодно: мало мне было Кириных нотаций, так теперь еще и Кристина присоединится и сделает мою жизнь еще более... разнообразной.
Остаток вечера она развлекала меня рассказами о Непале, Нехай-бабе, о том, как она научилась перевоплощаться и открывать чакры. По-моему, все возможные чакры у моей сестры открыты с самого детства. Я не помню тех времен, когда ее можно было бы назвать нормальной. Я пережил всё: её попытку спрыгнуть с крыши с папиным зонтом, чтобы узнать, как далеко на нем можно улететь; игры в оживление мертвецов (с лопатами) на старом кладбище после просмотра «Вия»; побег на Северный полюс с соседской лайкой. Когда Кристина стала старше, появились ролевики, толкиенисты и буддисты. В общем, нашей семье скучно не было.
-
-
06.03.2011 в 15:00И слава Богу: чтобы нам с Малиновским не пришлось страдать в будущем, уже сейчас надо было приучать Клочкову к тому, что мы не станем раскошеливаться по первому её требованию. Если мы допустим слабину, она будет капризничать всё больше, а мы будем медленно, но верно превращаться в ее мальчиков на побегушках.
На всякий случай я решил сделать Малиновскому внушение: у него нет такой силы воли, как у меня, и он может сдаться под Викиным натиском.
Малиновский ответил вяло и без энтузиазма, что было совсем на него не похоже.
- Да?.. Воропаев, это ты?
- Да, - я хотел немедленно перейти к делу, но с ходу вогнать Малиновского в еще более глубокую тоску разговорами о Клочковой я не смог: - Что случилось?
- У меня сегодня случились Вика, Кристина, Кира и... - он сделал паузу, и я подумал, что сейчас он назовет главную причину своего дурного настроения: - …и вообще, жизнь не удалась, а ведь мне так мало лет! - закончил он с театральным вздохом.
Нет, не может он не шутить! Хотя надо отдать должное его мужеству: он в состоянии шутить после коллективной атаки трех самых опасных женщин в моей жизни.
- Вика просила у тебя денег, - сказал я.
- Конечно. Она всегда просит денег.
- Дал?
- Нет, но я уже устал придумывать отмазки. Может, выкупим этот несчастный автомобиль?
- Ты хочешь сказать, я выкуплю? Не дождешься, Рома. Понимаешь, - стал объяснять я ему свою точку зрения на дрессировку охотниц за кошельками, - если ты дашь ей денег, она поймет, что тобой можно управлять, и будет требовать больше и больше. Так как мы с тобой связаны на ближайшие полгода, не смей давать ей ничего, слышал? Я не собираюсь расплачиваться за твою слабость!
- Понял, понял, независимый ты наш, - ответил он и вдруг спросил: - Что ты сейчас делаешь?
- С тобой беседую.
- Ах, как остроумно! Если ты не занят, давай нажремся, а?
Я удивился такому предложению:
- А как же Жданов? Он гораздо лучше подходит для подобного времяпрепровождения.
- Жданов с Кирой, - объяснил Роман. - Слушай, я устал, мне надо расслабиться. Давай, а?
- Разве Кристиночка не показала тебе, как нужно расслабляться? Ом-м-м, ом-м-м...
- Меня не прельщают энергетические столбы с Нехай-бабами.
«Я тебя прельщаю?» - хотел спросить я, но сдержал свое остроумие.
- Ну, приезжай, - сказал я вместо этого.
Я поставил на стол бутылку коньяка и два бокала. Опять я сижу и жду Малиновского. У меня оставалось ощущение, что он не сказал мне правду о том, что его беспокоит. Может, в «Зималетто» серьезные неприятности? Даже если так, Малиновский всегда делал хорошую мину при плохой игре. В «Зималетто» с самого начала президентства Андрея были проблемы, но Романа они никогда не вгоняли в уныние. Значит, что-то другое.
Я вдруг вспомнил заваленный игрушками и открытками стол в конференц-зале, перекошенное лицо Малиновского при моем появлении, наш последующий разговор, когда он яростно отрицал мои предположения о том, что... неужто он влюбился? Влюбился, попробовал завоевать свою таинственную избранницу, у него ничего не вышло, и теперь он сохнет по ней, да так, что готов напиться в моей компании. Я стал размышлять, насколько реальна моя версия.
С одной стороны, за что я всегда невольно его уважал, Малиновский не склонен к романтическим глупостям. Он видит в них именно то, чем они и являются: средством получить желаемую женщину. Понятие «любовь» было изобретено мужчинами только затем, чтобы с помощью этого волшебного слова получать секс. Мне сложно было представить, что Малиновский настолько заигрался, что на самом деле почувствовал себя влюбленным.
С другой стороны, с любым может случиться сие досадное недоразумение. Да и факты были уж очень красноречивы.
Если Малиновский влюбился, надо выбить из него дурь, думал я. Мне не нужен союзник, у которого в голове амуры: ему некогда будет заботиться о Клочковой, если он будет занят своими переживаниями. В конце концов, с ним просто станет неприятно общаться. У него будет затуманенный взгляд, опилки в голове и полное отсутствие здравого смысла. Мне нужен мой Малиновский, нормальный, с чувством юмора, оптимистичным взглядом на жизнь и даже с его авантюризмом.
-
-
06.03.2011 в 15:00По дороге Малиновский явно повеселел, что не могло меня не радовать.
- Бон суар, - я тоже освежил в памяти иностранные языки.
- Ну, что день грядущий нам готовит... - продекламировал он и по-хозяйски прошел мимо меня. - ...и что-то там, он пьет одно стаканом красное вино.
Малиновский облюбовал мой диван, уселся, подвернув под себя ногу, и уже откупоривал бутылку. Теперь я заметил, что он не весел, как обычно, а чересчур оживлен. У меня так бывает, когда я нервничаю и не хочу этого показывать. Я решил подыграть ему и сел рядом.
- Тебя что-то тревожит, сын мой?
- Тревожит, падре, - он разлил коньяк и вручил мне бокал: - Я спал с Клочковой, и теперь горько раскаиваюсь.
- Не ты один, сын мой. Но если ты будешь возить Викторию к гинекологу два раза в месяц и оплачивать ей обед, я отпущу тебе этот грех.
- Спасибо, падре! - Малиновский изобразил благодарные рыдания на моем плече. - Мне гораздо легче!
- Я вижу, что твое сердце гнетет еще что-то? - спросил я многозначительно.
Малиновский отпал от моей груди и задумался, на сей раз по-настоящему. Он осушил бокал, налил себе еще, потом, словно сформулировав наконец свой вопрос, сказал:
- Есть ли разница между сексом без любви и по любви?
Я чуть не выронил бокал. Вот и приехали! Мои опасения подтвердились: Малиновский влюбился.
- Секс без любви — большой грех, сын мой, - сказал я, не выходя из роли.
- Воропаев, я тебя спрашиваю, - Роман посмотрел на меня. - Ты чувствуешь разницу или нет?
- Ну, ты выбрал подходящего человека, чтобы поговорить о любви! - я быстро соображал, что ответить Малиновскому, чтобы вернуть его на путь истинный: - Внешность имеет значение. Опыт. Профессионализм, в конце концов! А любовь — эта та чушь, которую ты внушаешь женщине, чтобы не платить ей денег.
Малиновский откинул голову на спинку дивана и пару секунд разглядывал потолок; потом он снова повернулся ко мне:
- Воропаев, ты возвращаешь мне веру в человечество! И всё-таки... - он постучал указательным пальцем по губам, в задумчивости: - ...что бы ты выбрал: секс с нереальной красавицей или с... э-э, женщиной с обычной внешностью, но которая тебя очень любит?
Вопрос поставил меня в тупик. Странные мысли посещают Малиновского... Мне никогда не приходило в голову выяснять, как относится ко мне человек, с которым я сплю. Я же не спрашиваю у автомобиля, нравится ли ему меня возить, или у продавца, нравится ли ему меня обслуживать!
Вместо того, чтобы отвечать на бессмысленные вопросы, я спросил:
- Кто она, твоя «женщина с обычной внешностью»?
- Никто, Воропаев! - он тут же ощетинился. С каждым его словом я убеждался в своей правоте.
- Рома, осторожней, - сказал я ему почти на ухо, чтобы мои слова звучали убедительней, - ты уже связался с Викой, и это на всю жизнь. Ты хочешь повесить на себя еще одну обузу? Женщины, они такие: влюбится, и ты от нее уже не отвяжешься. Ты ее будешь гнать, а она будет бегать за тобой. Будет прощать тебе всё, будет плакать и вешаться тебе на шею... Особенно если она не красавица.
Роман слушал внимательно, не перебивая. Я надеялся, что моя речь повлияет на него, и что если у него есть сомнения, он разрешит их не в пользу своей пассии.
- Будет прощать всё, говоришь? - сказал он, оживляясь. - А ведь правда... Ты прав, Саш! - он похлопал меня по плечу. - Любовь — отличная штука! Позволяет делать, что угодно.
Малиновский развеселился. Я не вполне представлял себе ход его мыслей, но мои слова явно произвели не то впечатление, на которое я рассчитывал. Кажется, я наоборот убедил Малиновского в том, что стоит развивать отношения с той самой «обычной женщиной», кем бы она ни была.
- Понимаешь, в чём фокус, Саш, - воодушевленно стал объяснять он. - Я сам только понял... Если ты спишь с женщиной по договоренности, ты обязан доставлять ей удовольствие, так? Ты обязан делать то, чего она от тебя требует...
Я смотрел на него, еще не понимая, куда он клонит.
- Смотри, Саш, ты обязан каждый раз показывать высший класс в постели, даже если тебе хочется по-быстрому, ты обязан ее развлекать, говорить ей комплименты...
- Ну и? - прервал я его.
- А если она тебя любит, ты ничего этого не должен! Она сама будет тебя развлекать, причем не стандартно, а будет запоминать все твои привычки, что ты любишь, чего ты не любишь. Она никогда не будет предъявлять претензий, если ты не повел ее в ресторан, а сразу в постель... И даже в сексе — она никогда не будет тебя критиковать! С ней можно делать всё, что угодно. Всё становится гораздо проще, только если она тебя по-настоящему любит!
- Ты идеалист, Малиновский, - умерил я его пыл. - Женщина всегда будет чем-то недовольна. И потом, с таким же успехом можно заплатить ей денег, и она будет ублажать тебя по высшем разряду.
- Ты не понимаешь, - возразил он. - Профессионалка не будет вникать в тонкости твоих желаний, а любящая женщина — будет, потому что хочет доставить тебе удовольствие.
- Что такого нестандартного ты хочешь вытворить, что тебе непременно нужна влюбленная женщина?
Малиновский закинул руку за голову и лицо его приобрело мечтательное выражение:
- О-о... у меня богатая фантазия! Чего у меня только не было... Но нет предела совершенству! - он засмеялся. Мы выпили больше половины бутылки, и я как раз достиг той стадии, когда не прочь был в подробностях узнать, что и как вытворял Малиновский. Он поднял палец к потолку и провозгласил: - В сексе нужно попробовать всё, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы! Выпьем же за это!
Мы чокнулись.
- Ты хочешь сказать, что пробовал всё? - спросил я.
- Да! - ответил Малиновский хвастливо. - Спорим?
- Спорим, - согласился я, - что я назову такое, чего у тебя не было.
Роман поставил бокал на стол и протянул мне руку:
- В рамках Уголовного кодекса, - уточнил он.
Мы скрепили пари рукопожатием. Я решил начать с чего-нибудь попроще: мне не хотелось заканчивать спор первым же предположением.
- Групповой секс, - сказал я.
Малиновский пожал плечами:
- Конечно.
- С двумя.
- Да.
- С тремя.
- Да.
Я не стал развивать математическую тему:
- Садо-мазо.
- Да.
- Связывание.
Роман кивнул.
- Ты в пассивной роли, - я вошел во вкус. Моя фантазия подсказывала мне множество подходящих ему позиций.
Роман сглотнул и снова кивнул.
- Секс в общественном месте.
- Конечно.
- В людном общественном месте?
- Да, - Малиновский еле заметно покраснел.
- Где? - заинтересовался я.
- В первый раз - на дискотеке в школе.
- А ты рано начал! - оценил я. - С девственницей.
- Было, - Малиновский опустил ресницы в притворном смущении.
- Секс-игрушки.
- Да.
- Виртуальный секс?
- Да. Воропаев, хватит, не трави душу! - взмолился он. - У меня уже давно... - он сглотнул и продолжил, понизив голос: - …с тех пор, как стало известно, что Вика беременна... Саш, как только я собираюсь развлечься, она мне является с ребенком. Я не могу трахаться в таких условиях! Да еще ты со своими рассказами про гинеколога!
Хоть я и сам находился в той же ситуации, мне стало смешно. Отчаяние в голосе Малиновского было таким неподдельным!
- Воропаев, хватит ржать! - обиделся он. - Давай дальше, садист.
- Анальный секс, - сказал я со смаком.
- Да, - ответил Малиновский. По румянцу на его щеках я видел, что в воображении ему являются избранные моменты его сексуальной биографии.
- Минет, - сказал я невинным голосом.
- Ну естественно! - он глянул на меня, как на ребенка, задающего глупые вопросы.
- Ты в активной роли, - нанес я решающий удар.
Малиновский кашлянул и уточнил:
- Мужчине, ты хочешь сказать?
- Да.
Неужели он ответит «Да, было»? Я замер.
- Ты выиграл, - Роман потряс мою руку. - Поздравляю! А на что мы спорили?
Я решил использовать свою победу с толком:
- Ты должен мне сказать, в кого ты влюбился.
- Воропаев, сколько раз тебе повторять! Я не влюбился! Ни в кого!
- Не верю, - я начал загибать пальцы: - Во-первых, открытки со стишатами. Во-вторых, нервничаешь, когда я о ней спрашиваю. В-третьих, говоришь о любви. В-четвертых, странно себя ведешь и впадаешь в депрессию. В-пятых, не можешь заниматься сексом ни с кем, кроме нее. Ну, я прав?
- Знаешь, Саша, - Роман положил мне руку на плечо и доверительно склонился ко мне: - Не рассуждай о чувствах, ты при этом выглядишь та-аким идиотом!
Что-о?! Я готов был треснуть Малиновского по физиономии.
- Но ты мне помог, - быстро добавил он. - Спасибо. Было приятно провести с тобой время.
Он поднялся — и с трудом удержал равновесие.
- Я вызову тебе машину, - сказал я, берясь за телефон. Не хватало еще, чтобы этот оболтус разбился по моей вине; пригодится еще.
Я лежал в постели, и голова у меня приятно кружилась от выпитого. Уже засыпая, я подумал: почему я спросил его только про минет? Надо было спросить про секс с мужчиной вообще... и посмотреть на его лицо. В следующий раз... спрошу... обязательно...
-
-
06.03.2011 в 15:01в которой меня хотят обрадовать до смерти
Наступление Нового года не вызывало во мне никаких трепетных чувств. Я никогда не ждал, что со сменой цифр на календаре начнется новая жизнь — прямо с утра 1 января. На этот раз я особенно ясно ощущал, что в новом году меня ждут те же проблемы, что и в старом: дела в «Зималетто» шли всё хуже, моя сестра всё чаще ссорилась со Ждановым, и в довершение всего передо мной во всей своей мрачной неизбежности вставала перспектива отцовства.
Поэтому я был рад небольшой передышке, когда надо мной не довлели никакие обязательства и от любого из дражайших родственников меня отделяло не меньше тысячи километров.
Днем я катался на лыжах; как ни странно, занятие, начатое скорее по всеобщей моде, меня увлекло. Мне нравилось чувствовать скорость и встречный ветер и возвращаться в номер с приятной усталостью во всем теле. Для многих катание заканчивалось травмами, но меня любые неприятности обходили стороной — и это придавало остроту ощущениям. Я люблю знать, что всё зависит только от меня, от моего умения и владения собой.
Вечером я проводил пару часов с Лизой. Она была англичанкой и разделяла мои взгляды на взаимно приятное и не напрягающее общение. С соотечественницами я связываться зарекся: у них в генах инстинкт любого мужчину считать потенциальным женихом. Мне наконец-то удалось избавиться от постоянного чувства, что Вика следит за мной, и вернуться к нормальному сексу.
Был последний день моего отпуска. Лиза оделась и ушла, чмокнув меня в щеку — это было единственное неудобство, которое мне приходилось терпеть. Я не сказал ей, что завтра уезжаю — на всякий случай, чтобы полностью исключить вероятность слезливых сцен прощания. Я положил руку под голову, устроился удобней и закурил. Хорошо...
Интересно, как обстояли дела с сексом у Малиновского? Он так трогательно огорчался, что назойливые видения мешают ему наслаждаться жизнью! Кстати, где он отдыхает? Перед отъездом я не успел узнать о его планах. Пару раз я позвонил ему, но его телефон был отключен. Ничего, на послезавтра назначено совещание в «Зималетто» по поводу выпуска новой коллекции, там мы и увидимся. Всё-таки приятно, когда есть что-то, что скрашивает возвращение к трудовым будням.
К сожалению, визит в «Зималетто» означал еще и встречу с Викой. Она гордо отказалась от того, чтобы я оплатил ее новогодние каникулы — правда, я и не думал предлагать. Вика заявила, что раз мы с Малиновским не поспешили выкупить ее автомобиль, то и финансировать ее поездку мы недостойны, и вообще, она самостоятельная женщина и справится со своими проблемами сама. Последнее было произнесено с надрывом и слезой в голосе. Я не совсем понял, что это было: то ли ультиматум, то ли попытка надавить на жалость. В любом случае, Клочкова ничего не добилась: я только пожал плечами и оставил «самостоятельную женщину» саму разбираться со своими неприятностями. Я не сомневался, что при первой же нашей встрече буду расплачиваться за этот поступок. Вика будет ныть, как ей нужна поддержка и опора, а я никуда не смогу сбежать под пристальным оком моей сестренки Киры.
Хорошо, что рядом будет Малиновский, с которым можно разделить заботы и за глаза высказать всё, что думаешь о Викусе.
Я подошел как раз к началу производственного совещания. Мне удалось удачно разминуться с Викой в приемной и попасть в конференц-зал без лишних задержек.
- Добрый день, - приветствовал я собравшихся. Здесь были Жданов со своей неизменной очкастой тенью, Кира, Милко, Юлиана, Урядов и Рома.
- Какие люди! - сказал Жданов, скрывая недовольство за бодрым тоном своих слов: - Мы тебя не ждали.
Я действительно обычно не посещаю производственные совещания, это напрасная трата времени, но сегодня я изменил своему правилу.
- Надеялся, что я не приду? - спросил я. - Тебе есть, чем меня порадовать, партнер?
Вместо Жданова отозвался Милко:
- Есть, СашЕнька, есть. Даже такой сУхарь, как ты, не устОит перел мОей новой коллекцией.
- Посмотрим, - сказал я.
Пока шел этот разговор, я обошел круглый стол и выразительно посмотрел на Урядова. Он тут же освободил мне стул, и я занял место рядом с Малиновским. Он был свеж и загорел.
- Хорошо отдохнул? - спросил я его негромко.
- Спасибо, не жалуюсь. Катался в Италии на лыжах, - пояснил он. - А ты?
- А я в Австрии.
- Жаль, - сказал Малиновский с улыбкой, - могли бы вместе покататься.
Я не понял, говорил он всерьез или шутил.
- Ты уже видел нашу... Дульсинею? - спросил Роман.
- Ты хотел сказать, Медузу Горгону? Нет, и не горю желанием.
- А зря, - усмехнулся Малиновский. - Викуля кипит праведным гневом и жаждет с тобой пообщаться.
- По поводу?
- Я думаю, по поводу того, что ты за две недели не соизволил ей позвонить, поздравить с Новым годом и поинтересоваться ее здоровьем.
- Сдалась она мне, - отмахнулся я. - Мне нужно было восстановить свои моральные силы.
- Восстановил? - спросил Малиновский.
Я не успел ответить; Жданов прервал меня:
- Вы пообщались, голубки? Раз все собрались...
- А ты ревнуешь, Андрюша? - не остался я в долгу.
Жданов ограничился убийственным взглядом в мою сторону и продолжил:
- Раз все собрались, я предлагаю начать совещание. Я...
И вновь ему не дали договорить; Жданов не умеет держать внимание аудитории.
- Кукусики! - в конференц-зал ворвалась Кристина. - Как я рада вас видеть!
Она облетела всех, сунула по сувенирчику, чмокнула в щеку, обняла. Казалось, что в комнате появился не один человек, а целая шумная толпа.
- Сашенька, Ромочка, вы не поверите, что я нашла для малыша! - сообщила она мне прямо в ухо.
- Конечно, дорогая, - безнадежно отозвался Малиновский.
- Кристина! - попытался я утихомирить ее, но она воскликнула:
- Сашенька, тебе понравится! - и полетела дальше.
- Может быть, мы всё-таки начнем?! - повысил голос Жданов.
Кристина продлжала ворковать с Милко.
- Кристина! - крикнул Андрей.
- Да-да? - моя сестра послушно уселась, сложив ручки на столе, и захлопала глазами.
- Итак, - в третий раз начал свою речь Жданов, - мы собрались, чтобы одобрить новую коллекцию Милко...
- Что?! - Милко вскочил с места. - Что значит «одобрить»?! Моя кОллекция не нУждается в ничьих одОбрениях!
Он продолжал возмущаться весьма неприятным тоном, Кира, Андрей и Юлиана с переменным успехом усмиряли его буйство. Я думал о том, что если Жданов так ведет собрания, то какой же беспорядок творится у него в делах?
Я наклонился к Малиновскому:
- У вас совещания всегда так проходят? - спросил я его, заранее зная ответ.
Роман неопределенно хмыкнул, покосился на меня и ответил:
- Не всегда.
- Понятно, бывает еще хуже, - сделал вывод я.
Тем временем, порядок был водворен. Помрачневший Жданов оглядел присутствующих и попытался вернуться к теме доклада.
- Мы приурочим выпуск новой коллекции к самому важному событию года... - он сделал драматическую паузу. - ...к Совету директоров! - объявил он с апломбом.
- Что ты такое говоришь, дядька? - затараторила Кристина. - Самое важное событие года — это ваша с Кирочкой свадьба!
- Да-да, - вторил ей Милко, - Совет у нас каждЫй год, а свадьба бЫвает раз в жизни! Ну, или два, три... И не для каждой нЕвесты платье шьет сам Милко!
Я внимательно наблюдал за Ждановым. При упоминании свадьбы лицо его приобрело кислое выражение, которое он тут же попытался скрыть.
-
-
06.03.2011 в 15:01Но и Юлиана обернулась против него:
- Андрюша, а почему бы не поговорить о свадьбе? Это такое важное событие!
Малиновский со Ждановым украдкой переглянулись. Уверен, что Рома в курсе всех настроений своего друга, и Жданов не раз ему говорил, что не хочет свадьбы. Андрей нервно засмеялся:
- Ну, свадьба еще не скоро...
Наконец-то и моя сестренка проснулась; с того момента, как было произнесено слово свадьба, она хмурилась и кусала губы.
- Как это не скоро, Андрюша? - возмутилась Кира. - Свадьба через два месяца, ты забыл?
- Кстати, Кристина давно обещала заняться подготовкой к нашей свадьбе! - выпалил Жданов. Ну-ну, теперь он перекладывает с больной головы на здоровую.
- Ну, знаешь, дядька! - не выдержала и Кристина. - Если бы я не научилась в Непале расслабляться, я бы тебя стукнула! Сколько моих прекрасных идей ты загубил? Воздушный шар, теплоход... - начала перечислять она. - А диггерская свадьба в подземелье с троллями и профитролями? Или тот сценарий, который я написала: «Две равно уважаемых семьи в Вероне, где встречают нас событья...»
Я оценил юмор моей сестры; она не такая дура, как кажется.
- По-моему, это слишком, Кристиночка. Давайте не будем сейчас говорить о свадьбе, тем более, мы еще с Кирой ничего не обсуждали...
Чем больше Жданов юлил, тем больше я злился. Я всегда знал, что он сделал предложение Кире ради ее голоса, но сейчас — сейчас он переходил всякие границы! Как он может прилюдно унижать мою сестру, прилюдно демонстрировать, насколько ему противна мысль о свадьбе?
- Нет, Андрюша, давай поговорим! Если ты не хочешь свадьбы, признай это открыто. Ты трус, Жданов...
Рома обернулся ко мне и прошипел: - Саша!
- Ты трус, Жданов, и выглядишь жалко!
- Саша, Саша, перестань! - умоляюще сказала Кира. - Мы с Андреем сами во всем разберемся, - она бросила на Андрюшу такой взгляд, что можно было не сомневаться: она разберется.
Мне хотелось вытрясти из Жданова душу, чтобы все увидели, насколько она у него мелкая и трусливая. Но Кира продолжала смотреть мне в глаза, и я решил отложить разбирательство.
- Хорошо, Андрюша. Мы с тобой после поговорим.
Так было даже лучше: у меня для Жданова были припасены веские аргументы, которые я не хотел оглашать при всех.
Так называемому президенту наконец-то удалось уговорить собрание обсудить коллекцию. Обсуждение было коротким и малосодержательным: все были погружены в собственные мысли. Жданов — видимо, о том, как ему увильнуть от брачных обязательств, Кира — о том, как заставить Жданова свои обязательства всё-таки выполнить, Милко — о собственной гениальности, а Роман, как и я, быстро оглядывал круг собравшихся. Мы встретились взглядами, и он поднял брови, выразительно вздохнув.
После бездарного совещания настала очередь показа для узкого круга. Модели ходили по подиуму туда-сюда, но я едва обращал внимание на то, что на них надето. Меня больше занимали Жданов и Малиновский, которые с самого начала показа непрерывно шептались. Я подошел ближе и встал позади них, но из-за музыки мне ничего не было слышно. Я был уверен, что они обсуждают, как бы нейтрализовать меня. Их шепот, который я не мог разобрать, раздражал меня всё больше. Я подсел к ним; они тут же замолчали.
- Не помешал? - спросил я. Малиновский помотал головой, хотя было ясно, что вопрос риторический, и уставился в пол, самоустраняясь из разговора. - Андрюш, я тут давно наблюдаю за вами с Кирой… - сказал я, придав голосу как можно больше доверительности. - Честно говоря, вы не слишком подходящая друг другу пара. Я даже скажу: вам незачем жениться вообще.
- Это не твое дело, - сказал он раздельно.
- Мое, - ответил. Я старший брат и некоторым образом отвечаю за своих сестер и никогда не допущу, чтобы Кира сломала свою жизнь ради фирмы или собственной слабости. Понимаешь?
Жданов в упор смотрел на меня, как на врага народа. Я перешел к основной части своей речи, ради которой всё и затевалось:
- То, что вы с Кирой не подходите друг другу, - очевидно. Но ваши отношения затрагивают и деловые договоренности между нашими семьями, - я сделал паузу. - Ежели ты не можешь или не хочешь жениться на моей сестре, я предлагаю разойтись и разделить капиталы.
Малиновский поднял голову и посмотрел на меня большими глазами. Жданов молчал, ему нечего было сказать.
- Подумай об этом, - я похлопал Андрея по плечу и поднялся. Я хотел посмотреть, как и о чем они с Малиновским снова начнут шептаться, но они молчали, упорно не отрывая глаз от подиума.
Показ закончился, и все бросились к Милко с восторгами. Тот стоял с самодовольным видом и наслаждался оказываемыми ему почестями. Я большую часть коллекции не разглядел, потому что был занят своими мыслями, но нужно было и мне выразить свое мнение.
- Прекрасная коллекция, - сказал я.
- Я же говОрил, - удовлетворенно ответил Милко, - что мОи мОдели даже тЕбя не оставят равнодушным.
- Милко, Милко! Это гениально! Ты можешь доверять моему мнению, потому что я всегда прекрасно одеваюсь, правда?
Я и не заметил, откуда в зале появилась Вика. Она подлизывалась к дизайнеру и непрестанно трещала. У этой дуры в голове одни модные тряпки, раздраженно подумал я. Настроение у меня и так было ни к черту, и Клочкова нисколько его не улучшила.
- Викуся, скоро тебе не понадобится модная одежда. Я смотрю, ты уже поправилась.
Если присмотреться, действительно было видно, что ее талия начала терять былую стройность. Клочкова обиженно хмыкнула и, задрав подбородок, вышла из зала.
- Саша! - одернула меня Кристина.
- Что, разве я сказал неправду?
- Ты мог бы более нежно вести себя с матерью своего ребенка!
Остальные тоже как-то косо на меня смотрели. Я пожал плечами: мой ребенок, мои деньги, за которые я содержу Клочкову — думаю, это дает мне право на свободу слова.
- Пойдем, Сашенька, я тебе кое-что покажу, - Кристина взяла меня под руку. - Ромочка, пойдем!
Она притащила нас в кабинет Киры. Я вспомнил, что она обещала мне подарок «для малыша», и похолодел. От моей сестрицы можно было ждать худшего.
Посреди кабинета стояло нечто, упакованное в ткань. Размеры подарка внушили мне еще большие опасения. Малиновский, в предвкушении циркового представления, подался вперед и оперся о мое плечо.
- Смотрите, дядьки! - Кристина сдернула покрывало.
Малиновский заржал и чуть не сполз на пол:
- Воропаев, ты как это домой потащишь?
- Кристиночка, как ты это сюда подняла? - спросил я, еще не отойдя от изумления.
- Мне Петечка помог, мой охранник. Ну как, нравится, дядьки? - гордо сказала она.
Перед нами стояла резная деревянная люлька на старинный манер.
- Кристиночка, если бы я работал в музее, - сквозь смех выдавил Малиновский, - я был бы в восторге.
- Ничего ты не понимаешь, дядька! - надулась моя сестра. - Я на Новый год была в Суздале, и один мастер мне ее сделал. За три дня. Между прочим, я для вас старалась!
- Спасибо, Кристина, - сказал я, стараясь не звучать слишком едко. - Давай так: мы сделаем вид, что ничего не видели, а когда ребенок родится, ты нам снова это подаришь? Понимаешь, у нас пока нет детской, чтобы поставить люльку.
Аргументы обычно хорошо действовали на Кристину.
- Да, я как-то не подумала, - озадаченно сказала она. - Что же мне, обратно к себе ее везти?
Я развел руками:
- Придется, Кристиночка.
- Ну, вот... - разочарованно протянула она. - Я так старалась...
Малиновский наконец отлип от меня:
- Что ты, Кристиночка, - он подошел к ней и обнял за плечи, - нам очень нравится.
- Правда? - спросила она с надеждой.
- Правда, Саша? - посмотрел на меня Роман.
- Конечно, - сказал я. - Мне еще никто не дарил таких оригинальных и полезных подарков.
Кристина снова повеселела:
- Тогда я скажу Петечке, чтобы он отнес люльку обратно в машину! Петечка! - донесся ее голос уже из коридора.
- Мда, - вздохнул Малиновский. - Ты чувствуешь, как приближается Неотвратимое?
Я чувствовал, и от разговоров о ребенке мне становилось не по себе, но я не хотел показывать вид.
- Еще не скоро, - сказал я.
- Время пролетит — ты и не заметишь!
- Малиновский, что за манеру ты взял — меня пугать? Расскажи лучше что-нибудь хорошее.
- Хорошее... А, точно! - воскликнул он. - У меня же для тебя подарок есть. В моем кабинете.
Подарок? Мне? Я и не подумал о том, чтобы привезти кому-нибудь сувениры. Я был приятно удивлен.
У себя в кабинете Малиновский порылся в столе и выудил оттуда большую книгу в глянцевой обложке. На ней красовался улыбающийся беззубый младенец.
- «Наш малыш», - громко прочел название Роман, - «Всё о детях от рождения до трех лет».
Ну да, я еще смел надеяться на нормальный, не издевательский подарок.
- Рома, - сказал я предупреждающе.
Малиновский перевернул книгу и стал с выражением читать аннотацию:
- «Когда на свет появляется новый человечек - столько забот, столько хлопот!»
- Рома, перестань!
Он поднял палец — мол, не перебивай — и продолжал:
- «А уж если это первый ребенок, сколько вопросов возникает у мамы и папы!» - он подчеркнул слово «папы» и посмотрел на меня. - «Найти ответы на них вам поможет наша книга». С Новым годом, Саша! - Роман с милой улыбкой протянул мне фолиант. - Надеюсь, тебе пригодится.
- Знаешь, Малиновский, подарил бы ты это Вике, - сказал я мрачно.
- Думаешь, она умеет читать? Бери, бери, - он сунул книгу мне в руки. - Там есть чудесные моменты. Например, как менять подгузники или что делать при запоре.
- Очень забавно, Рома. Когда ты будешь менять подгузники своему малышу, я буду стоять рядом и смеяться.
- Спасибо, что ты не оставишь меня наедине с тяготами отцовства, - проникновенно сказал Малиновский.
Я покрутил книгу в руках:
- Ну и как я с этим пойду? Дай мне пакет, что ли!
Малиновский вытащил из ящика стола подарочный пакет в сердечках.
- Прекрасно! - сказал я. - Ты обделил свою таинственную Джульетту?
- Джульетта не обеднеет! - бодро ответил Роман. Он сам уложил мне книгу в пакет: - Наслаждайся!
- Спасибо, - сказал я.
У меня в голове уже возник план небольшой мести; Малиновскому следовало напомнить о том, что он тоже может стать отцом.
-
-
06.03.2011 в 15:02самокритичная
На следующий день, как только у меня нашлось свободное время, я приступил к осуществлению своего плана «Поздравь Малиновского». Сначала я хотел подарить ему что-то грандиозное, но затем решил ограничиться символическим презентом, который будет постоянно напоминать ему о грядущих радостных переменах в его жизни. Я остановился на пинетках — скромно и со вкусом. И я обязательно прослежу, чтобы мой подарок лежал у него на рабочем столе, а не был спрятан в дальнем углу.
Через курьерскую службу я отправил Малиновскому пинетки вместе с букетом цветов и запиской «Поздравляю, ты скоро станешь папой». Букет я добавил, чтобы подарок не остался незамеченным в «Зималетто». С чувством исполненного долга я предался мечтам о том, какое выражение лица будет у Романа, когда он получит мое послание. Я бы с удовольствием поприсутствовал при этом сам, но тогда эффект был бы испорчен.
После обеда раздался звонок Малиновского.
- Саша, я был поражен до глубины души! - воскликнул он. Голос у него был веселый. - Цветы, как трогательно! Кстати, как они называются?
- Герберы.
- Я запомню. Весь коллектив «Зималетто» тоже был поражен, - Малиновский уже веселился от души. - Теперь им будет что обсуждать еще недели две. Правда, Виктория почему-то обиделась... Может, стоило послать цветы ей?
- Нет, не стоило, - ответил я. - Учти, что мой подарок должен быть всегда у тебя перед глазами, чтобы ты не забывал о том, что станешь папой.
- Я повешу на ключи эти... штучки, как их?
- Пинетки, - подсказал я.
- О, да ты начинаешь разбираться в детских одежках? - восхищенно протянул Малиновский. - Ты уже изучил мою книгу?
- Нет, - честно говоря, накануне, едва придя домой, я закинул книгу в шкаф с глаз долой.
- Зря, Саш, зря, - сказал Малиновский. - Прочитай. Я проверю!
- Только после того, как ты повесишь пинетки на ключи.
- Сейчас... - в трубке зазвенело: - Слышишь? Это ключи. Вот, повесил, - сообщил Рома через полминуты. - Начинай читать.
- Обязательно, - ответил я. - До скорого.
Хоть мне и не удалось озадачить или опечалить Малиновского, разговор меня немало позабавил. Если бы вся подготовка к рождению ребенка состояла из подобных приятных моментов, отцовство пугало бы меня намного меньше.
Какое бы удовльствие ни доставляли мне мысли о Малиновском, пора было возвращаться на грешную землю. Вчера я велел Жданову подумать о его поведении. Когда я уходил, они с Кирой глядели друг на друга волками, и если до сих пор они не помирились, я напомню Андрюше о разделе фирмы.
Меня злило подвешенное состояние, в котором оказались мы все из-за того, что влюбленные голубки никак не могут свить гнездышко. «Семейность» нашего бизнеса, о которой так любил говорить и мой отец, и Павел Олегович, держалась сейчас на туманной перспективе брака между моей сестрой и Андреем. Чтобы вернуть «Зималетто» стабильность, необходимо было либо в конце концов поженить их, либо разделить капиталы и разойтись. Меня вполне устроил бы первый вариант, если бы Жданов мог сделать мою сестру счастливой, а «Зималетто» обеспечивать стабильную прибыль. Но Андрюша был неспособен ни на то, ни на другое. Раздел компании виделся мне единственной альтернативой нынешнему печальному положению дел. Мне давно предлагали вложиться в один перспективный проект, и если бы я забрал свою долю из тонущего «Зималетто», я с минимальным риском мог бы обеспечить себе прибыль.
Разве что я сам стану президентом «Зималетто»... Я был уверен, что смогу вытянуть компанию из болота, главное, чтобы до тех пор Андрей не утопил ее окончательно.
Итак, необходимо было выяснить положение дел сладкой парочки. Я позвонил Кире.
- Привет, Саш! - судя по голосу, она была довольна.
- Как дела с Андреем? - спросил я прямо.
- Отлично.
- Значит, свадьба состоится?
- Да, Саш, не беспокойся, мы с Андреем можем сами разобраться в наших отношениях.
- Сомневаюсь, - сказал я. - Что он тебе наплел? Что ты ему нужна, что он хочет на тебе жениться? А ведь вчера он практически в открытую сказал, что не хочет свадьбы.
- Саша, перестань, - голос у Киры стал жестким. - Если еще и ты будешь нас ссорить...
- Я хочу, чтобы ты понимала, как он на самом деле к тебе относится.
- Саша, мы с Андреем уже всё обсудили, - пресекла Кира мои объяснения.
И так каждый раз: моя сестра не хочет замечать очевидное, а когда я пытаюсь открыть ей глаза, тут же прекращает разговор. Как легко заморочить женщине голову словами о любви: она полностью теряет способность разумно мыслить. Поэтому я никогда не пользовался мощным оружием под названием «три заветных слова»: оно мешает деловым, ни к чему не обязывающим отношениям.
- Скажи мне лучше, братик, - переменила Кира тему разговора, - это ты послал Малиновскому букет?
- Он подарил мне книгу о младенцах! - возмутился я. - Я не мог просто так этого оставить!
Было слышно, что Кира улыбается:
- И ты решил ему жестоко отомстить? Как дети, честное слово...
Я пропустил ее колкость мимо ушей.
- Как он отреагировал?
- Тебе так интересно? - спросила Кира, как заправский провокатор. - Он покраснел, потом прочитал записку и стал смеяться. Что ты ему написал?
- Это наше семейное дело, - ответил я.
- Ну, не хочешь — не говори, - сказала Кира. Потом добавила со странной интонацией: - Саш, ты...
- Что? - спросил я, не дождавшись продолжения.
- Нет, ничего, - ответила она быстро. - Почему ты не спросишь о Вике?
Опять меня заставляют говорить о Вике... Скоро я начну ненавидеть одно это имя.
- Хорошо, - не стал спорить я, - как поживает Вика?
- Она не очень хорошо себя чувствует, - я услышал упрек в Кириных словах. - Беременность — это большая нагрузка организм, Саш, а вам с Малиновским лишь бы только развлекаться.
- И что я должен сделать? Носить Клочкову на руках и сдувать с нее пылинки? Она мне недавно заявила, что справится со всем без меня. Так я не буду ей мешать! Флаг в руки и барабан на шею!
- Саша, не кричи. Ты можешь хотя бы побеспокоиться о ее здоровье? Хотя бы через меня? От тебя никто не требует подвигов, просто не веди себя по-свински!
Во мне боролись чувство вины, которое Кира умела вызывать во мне, как никто другой, и злость на Клочкову.
- Ладно. Ладно, - я старался говорить спокойно, - передай Викуле, что я звонил и интересовался, не нужно ли ей чего-нибудь. Кроме денег, - предусмотрительно добавил я.
Кира вздохнула:
- Хорошо, герой.
Наверное, она ждала от меня большей самоотверженности, например, оплаты кредита за Викину машину. Но по этому вопросу я уже сказал свое последнее слово и не собирался менять свое мнение.
- Пока, сестренка.
-
-
06.03.2011 в 15:02«Нежеланный ребенок», прочел я заголовок. О Господи, мало того, что меня поучают мои сестрицы и Малиновский, так еще и само мироздание к ним присоединилось, чтобы добить меня!
«...число больных, несчастных, неудачников по большей части пополняют нежеланные дети», - начал читать я. С каждым предложением мне становилось всё хуже: - «Им могут быть присущи чувства одиночества, брошенности и неприкаянности. Они чаще желанных детей испытывают депрессию, аффективные расстройства, немотивированную агрессивность или аутоагрессию (от грызения ногтей до попыток самоубийства), склонность к алкоголизму и другим зависимостям. Согласно некоторым исследованиям, нежеланностью рождения объясняются причины некоторых психических заболеваний».
Только психически неуравновешенного алкоголика-самоубийцы мне не хватало! Если уж у меня будет ребенок, он должен быть лучшим. Он должен быть умным и успешным, чтобы в будущем я мог положиться на него, передать ему дела, в конце концов. А если мой ребенок будет наркоманом или шизофреником — получается, я зря сейчас страдаю и плачу Вике алименты? Нет, проблемы с воспитанием наследника никак не входили в мои планы.
Определенно, ситуацию надо было менять, но единственным решением, которое предлагали эти морализаторы-психологи, было создавать будущей маме Клочковой комфортные условия. И они имели в виду не деньги. То есть, страшно сказать, я должен начать любить Клочкову прямо сейчас, сопереживать ей, держать за ручку и совершать прочие противоестественные поступки. Впрочем, почему именно я? На душе у меня полегчало: у меня же есть Малиновский, профессиональный казанова и укротитель женщин! Уверен, ему будет несложно еще полгода поизображать нежные чувства к Викусе, ведь раньше он делал это по собственной воле. Я взялся за телефонную трубку.
- Малиновский? Вечер добрый. Слушай внимательно, - я приготовился изложить ему свой план.
- Э-э, Воропаев, притормози! - Рома что-то жевал, и голос его звучал расслабленно: - Ты чего такой всполошенный?
Я сам не заметил, что нервничаю. Я глубоко вдохнул и выдохнул.
- Я тут читаю твою книгу.
Малиновский изумленно выдохнул «О-о!»
- Так, слушай меня внимательно, - сказал я. - Цитирую, - я зачитал ему отрывок из главы, которая только что произвела на меня неизгладимое впечатление. - Ты понял?
- Что? - тупо спросил он.
Я набрался терпения и объяснил:
- То, что это светлое будущее нашего с тобой... я хочу сказать, Викиного ребенка, воспитывать которого предстоит либо тебе, либо мне. Тебе нужны проблемы, которые я перечислил?
- Не-а, - сказал Малиновский.
- Тогда необходимо, чтобы Вика чувствовала заботу. Ты меня понял, Рома? Заботу и внимание. Любовь, - произнес я сквозь зубы. - А кто у нас главный специалист по любви? Ты. Значит, ты берешь ноги в руки...
- ...и начинаю любить Вику, да? - он хохотнул. - Знаешь, Воропаев, если ты вдруг когда-нибудь решишь обо мне позаботиться, предупреди за две недели, чтобы я успел добежать до канадской границы.
- Ты сам о себе позаботишься, - отрезал я. - Так, Малиновский, я не вижу здесь ничего сложного: ты подаришь Вике какого-нибудь плюшевого крокодила, напишешь открытку, сводишь ее в ресторан. Я даже не заставляю тебя спать с ней. В чем проблема?
- Если это так просто, почему бы тебе самому этим не заняться?
- Рома, я не могу нести романтическую чушь, а ты можешь. Ты же всегда это делаешь!
- Понимаешь, Саша, - сказал Малиновский так, будто объяснял мне, что дважды два — четыре, - я не могу ухаживать за женщиной, в которой я не заинтересован. А Вика не интересует меня уже давно.
- Так притворись! Она всё равно не заметит разницы!
- Нет.
- Почему нет? - взорвался я. - Почему? Тебе наплевать на собственного ребенка?
- Саш, не шантажируй меня ребенком. Я не буду изображать любовь к Вике.
- Почему? - не сдавался я.
- Потому что это чушь! Потом ты скажешь, чтобы я и женился на ней, чтобы твой ребеночек, не дай Бог, не стал наркоманом!
- Ты эгоист, Малиновский.
- В зеркало посмотри, Воропаев.
Мы замолчали. Я не хотел ссориться с Ромой; без него мне в десять раз сложнее было бы переносить то положение, в котором мы оба оказались. Мне вдруг пришлось столкнуться с ситуацией, разрешить которую привычными мне методами я не мог, а других не знал. От меня стали требовать качеств, которых у меня сроду не было: терпения, нежности и чуть ли не телепатических способностей, чтобы определять, чего Виктория захочет в следующую секунду. И по иронии судьбы, оболтус Малиновский в этой ситуации заслуживал гораздо меньше упреков, и мне было спокойнее от мысли, что если я напортачу, то он сможет исправить мои ошибки. Я должен был признать: он лучше понимает женщин. И если в моем предложении поухаживать за Викой содержится просчет, которого я не вижу, то, может быть, стоит довериться ему?..
- Хорошо, - сказал я примирительно, - что ты предлагаешь?
- Ты непременно хочешь порадовать Викторию? - мне показалось, что он произнес слово «порадовать» с иронией. - Выкупи её автомобиль.
- Нет. Я уже сказал, что не собираюсь давать ей денег сверх ее месячного содержания.
- Ну-у, - протянул Рома, - тогда я даже не знаю! Разве что... - он задумался. - ...хотя бы не оскорбляй ее при встрече.
- Вы сговорились? Что ты, что Кира! Я не оскорбляю, я говорю правду. Мне что, рта не раскрывать?
Малиновский фыркнул:
- Что ты, это было бы слишком жестоко. Ограничься комплиментами.
Это было выполнимо. Фразы «Ты сегодня хорошо выглядишь» и «Милое платье» были вполне безобидны и не могли навлечь на меня неприятностей. Правда, в последнее время Вика поправилась, да и выглядела не очень...
- А Клочкова подурнела, ты не находишь? - сказал я, в продолжение своих мыслей.
- Саша! - сказал Малиновский с театральным отчаянием. - Это не комплимент!
- Не волнуйся, я знаю, что такое комплимент. Что еще?
- Своди ее в зоопарк! - Рома засмеялся. - Воропаев, ну прояви ты фантазию, раз ты дозрел до того, чтобы стать отцом!
- На Клочкову у меня фантазии не хватает, - признал я.
- Спроси у Киры.
- С ней я уже говорил, теперь я спрашиваю тебя. Если бы ты был беременной женщиной, чего бы ты хотел?
- Если бы я был беременной женщиной... - было слышно, что Рома с трудом сдерживает смех. - ...я бы хотел, чтобы ты на мне женился.
- Как только забеременеешь — обращайся, - сказал я. К сожалению, к Клочковой совет Малиновского был неприменим.
- Ты будешь водить меня в зоопарк? - спросил он.
- И в планетарий. И даже в цирк, чтобы ты чувствовал себя, как дома.
- Спасибо, - расстроганным голосом сказал Малиновский. - Я подумаю над твоим заманчивым предложением.
- Обязательно. Не забудь, пожалуйста, подумать и о Виктории, - напомнил я. - Сделать ее счастливой — наша первоочередная задача.
- …на следующую пятилетку! Я повешу этот лозунг на стену, - торжественно пообещал Малиновский. - До скорого!
Я нажал на кнопку сброса и еще с минуту сидел, держа трубку в руке. И только потом понял, что улыбаюсь.
-
-
06.03.2011 в 15:03в которой мои принципы испытывают на прочность
- Саша! С-саша! - Виктория захлебывалась слезами, так что мне пришлось отодвинуть трубку от уха, чтобы не оглохнуть в потоке ее причитаний.
- Что за плач Ярославны? - спросил я, когда Вика на мгновение притихла, чтобы набрать воздуха.
В ответном вопле отчаяния я различил слова «грабят», «машина» и «деньги».
- Так, успокойся! - велел я. - Вика, успокойся и объясни толком, я ничего не понимаю!
«Саша, помоги!» - услышал я сквозь всхлипы и снова что-то про деньги и машину.
- Так, Виктория, если ты сейчас же не успокоишься, я положу трубку и не стану с тобой разговаривать.
Рыдания тотчас же смолкли. Шмыгая носом и иногда всхлипывая, Вика объяснила мне, что ее ненаглядный автомобиль прямо сейчас увозят по решению суда за неуплату по кредиту. Судебные приставы, которых она именовала не иначе как «грабителями», были непреклонны и не соглашались подождать ради ее прекрасных глаз.
- Саша, сделай что-нибудь! - Клочкова была близка к истерике.
- Викуля, - сказал я как можно мягче, - я не дам тебе денег. Я уже сто раз говорил тебе, что деньгами надо уметь распоряжаться, а ты...
- А-а-а! - завопила Вика. - Что вы делаете? Не трогайте мою машинку!
Я понял, что она пытается переубедить приставов.
- Саша, сделай что-нибудь! Саша! Помоги, сделай что-нибудь... - она снова начала плакать.
Так истерить — это наверняка очень вредно для здоровья. Я обещал не давать ей ни копейки. Но кроме того, я обещал радовать её — ради ребенка. Черт!
- Вика, успокойся! - сказал я. - Вика, ты слышишь меня? Успокойся, я сейчас приеду.
Как назло, Малиновского не было в Москве, они с Кирой уехали по делам в Прагу, и утешать женщину на грани нервного срыва предстояло мне одному. Можно себе представить, насколько это неприятная для меня задача. Справляться с Викиными капризами я ещё мог, но видеть ее в соплях и слезах - за границами моего терпения.
Я подъехал к зданию «Зималетто». Место происшествия было видно издалека: вокруг эвакуатора собралась толпа любопытствующих, в центре которой я разглядел Вику в красном пальто и с растрепанными волосами. Она хвостом бегала за приставом, человеком с профессионально бесстрастным лицом, и что-то ему доказывала. Я подошел к стоящим.
Вика заметила меня и тут же бросилась мне на шею:
- Сашенька, как хорошо, что ты приехал! Ты же мне поможешь, правда? - на щеках у нее были черные полосы слез и туши, но сейчас она уже не плакала.
Женсовет «Зималетто», который увлеченно наблюдал за происходящим — им только попкорна не хватало, - зашушукался, обсуждая мое появление. Я решил пока не обращать на них внимания.
- Что здесь происходит? - обратился я к приставу. Он в двух словах объяснил мне то, что я уже знал: у гражданки Клочковой В.А. имеется задолженность по кредиту в размере трех с половиной тысяч долларов, поэтому автомобиль изымается в пользу банка. Но если немедленно погасить задолженность, автомобиль останется владелице.
Три с половиной тысячи... Да, Клочкова явно живет не по средствам. Мне ничего не оставалось делать, как выкупить ее несчастный автомобиль, иначе меня ожидала еще одна продолжительная истерика. Ладно, половину позже спрошу с Малиновского.
Вика нетерпеливо прыгала у меня за спиной, причитая «Саша, ну, Сашенька, ну, пожалуйста».
- Поехали в банк, - сказал я ей. Вика смотрела на меня круглыми глазами и не двигалась с места. - Поехали, у меня мало времени! - я схватил ее за локоть и потащил сквозь строй любопытных. Напоследок я еще обернулся к женсовету, чтобы разогнать их по местам: - Отдыхаете? После увольнения у вас будет много времени для отдыха!
Толпа тут же рассосалась.
В машине Вика полезла ко мне с поцелуями:
- Сашенька, ты правда заплатишь за мой автомобиль?
Я не стал отвечать на столь очевидный вопрос — зачем еще ехать в банк?
- Паспорт с собой? - только спросил я.
Вика кивнула, улыбаясь во весь рот. Выглядела она всё еще ужасно: с расплывшимся макияжем и растрепавшейся прической.
- Приведи себя в порядок, - сказал я. К счастью, это заняло Вику на всю дорогу до банка, и она не досаждала мне.
Когда все формальности были улажены, я повез Вику обратно к «Зималетто». Она светилась от радости. Прав был Малиновский: ей действительно достаточно трех с половиной тысяч долларов для полного счастья. Не понимаю, зачем психологи всё усложняют? Какое-то взаимопонимание, чувства... Деньги! Деньги — вот основа счастливой семейной и личной жизни.
От этой мысли мне вдруг стало так тошно, что я на мгновение подумал: хорошо бы сейчас на полном ходу выкинуть Клочкову из машины и никогда больше не видеть. Всю жизнь буду ей платить, чтобы она была счастлива; чтобы не отыгрывалась на мне за свое недовольство. Я сегодня показал ей свою слабость: что готов платить, чтобы не выносить её истерик. ...золотые цепи, которыми я скован на всю жизнь, вот что это такое.
- Саша... - Вика уже какое-то время с коварной улыбкой гладила мою руку, лежавшую на рычаге коробки передач. Я убрал руку на руль.
- Саш, - промурлыкала она с интонацией, от которой у меня с недавних пор начиналась резь в ушах, - я подумала... может, ты сегодня пригласишь меня в ресторан?
Ну вот, приплыли! Теперь Клочкова уверена, что может вить из меня веревки. Именно поэтому я не хотел идти у нее на поводу, давать ей денег и решать проблемы с банком.
- Что, Викуся, тебе опять нечего есть? - сказал я, чтобы она немедленно обиделась и отстала от меня.
- Саш, мы могли бы провести время вместе...
- Если ты о сексе, то ты меня больше не привлекаешь, - отрезал я.
Вика хмыкнула и надула губы:
- Я хотела просто поговорить!
- О чем мне с тобой говорить? - спросил я с деланым удивлением. - Давай пройдемся снова: в финансовых вопросах ты не разбираешься... - она открыла было рот, но я прервал её: - Не надо про МГИМО, мне надоело это слушать. В искусстве и литературе ты тоже полный ноль, ты не можешь сказать ничего, что могло бы меня заинтересовать, Виктория. О чем ты хочешь со мной говорить?
- Ты еще будешь локти себе кусать! - воскликнула она. - Потому что есть мужчины, которые способны оценить меня по достоинству!
- А эти мужчины в курсе, что ты беременна?
- Да, но ему важен мой внутренний мир, если ты знаешь, что это такое!
Я рассмеялся:
- Внутренний мир, Вика? О чем ты?
- Вот увидишь, Воропаев, когда меня в следующий раз пригласят на свидание, я не откажусь! - с апломбом произнесла Клочкова и отвернулась от меня, привычным жестом задрав подбородок.
Это было настолько глупо, что даже смешно: Вика пыталась заставить меня пригласить её в ресторан, выдумывая каких-то мифических ухажеров. Поистине, её наивность не знает границ!
-
-
06.03.2011 в 15:04Этим утром Кира как раз должна была вернуться с Малиновским из Праги, куда они ездили по поводу открытия там новых фирменных магазинов. Заодно я могу поговорить с Ромой о выкупе Викиного автомобиля. Я увижу Рому; от этой мысли мне стало радостно. Я напомнил себе о том, что мне предстоят два малоприятных разговора — с сестрой и со Ждановской секретаршей. Хорошее настроение никуда не делось. Я каждый день по деловой необходимости общаюсь с массой нудных людей, и если среди них есть единственный, кто меня веселит, почему я не могу порадоваться?
На улице было холодно, и я припарковал автомобиль в подземном гараже. Там меня встретил странноватый охранник - Потапкин, кажется. Помню, как он с непосредственностью недалекого человека рассказывал мне, что здание «Зималетто» необходимо перенести повыше на холм и обустроить амбразуры, чтобы удобней было отстреливаться. Он был по-своему забавен, и мне казалось, что он почему-то питает ко мне расположение. Вот и сейчас он поприветствовал меня с широкой улыбкой на круглом лице:
- Здравствуйте, Александр Юрьевич!
Одновременно он полировал тряпкой огромный черный внедорожник Инфинити. Раньше такого автомобиля я у «Зималетто» не видел; он был явно раза в полтора дороже моего, совсем новый, словно только что из салона. Потапкину не терпелось поделиться со мной своей радостью оттого, что он имеет честь находится рядом со столь совершенным произведением автопромышленности:
- Вот это агрегат, я понимаю! - восхищенно сказал он. Охранник дыхнул на боковое зеркало и с нежностью протер его. - 325 лошадиных сил! Настоящий зверь! Не то, что у Виктории — игрушка, - он кивнул на ее красный кабриолет.
- Да, - согласился я. - Интересно, кто это у вас разъезжает на такой машине?
- Это Екатерина Валерьевна приехали, - сказал он. В его голосе появилось что-то от подобострастия гоголевских персонажей.
Екатерина Валерьевна? Я не мог вспомнить ни одной достаточно важной персоны с таким именем. Небось, Андрюша расстарался для одной из своих вешалок — хотя сейчас он на спичках экономить должен.
- Екатерина Валерьевна? - переспросил я. - Новая пассия Жданова?
- Да нет! Екатерина Валерьевна Пушкарева!
- Пушкарева? - фамилия показалась мне смутно знакомой, но из-за контраста между грандиозностью автомобиля и серостью его хозяйки я не сразу понял: - Пушкарева?!
- Ну да! - радостно подтвердил Потапкин.
- Что?! - я всё ещё не мог поверить в услышанное. - Откуда у нее такие деньги?!
В голове моей с огромной скоростью прокручивались различные финансовые схемы. Жданов с помощью своей секретарши скрывается от налогов? Прячет левые доходы? Чем он занимается?
- Да это не ее деньги! Машину ей жених подарил!
- Жених? У Пушкаревой? - я вспомнил её дурацкие круглые очечки, крысиные косички, клоунские ужимки и ухмылки. Нет, наличие жениха у Пушкаревой представлялось мне еще более фантастичным, чем то, что она этот свой гроб на колесах угнала прямо из салона.
- Ага! - Потапкин кивнул. - Он эту машину вроде как для нее купил, вот она и приехала!
- Значит, у него не одна такая, - сделал вывод я. Серая мышь Пушкарева оказалась полна загадок. Откуда у нее спонсор? Если он может позволить себе раздавать автомобили стоимостью не меньше ста тысяч, каково же его состояние? И чем Пушкарева заслужила такую милость? Красотой она не блещет, значит, умом. Возможно, она помогла некому бизнесмену в некой афере, а автомобиль — плата за услуги? Я всегда подозревал, что Катя не так проста, как кажется, а теперь она оказалась еще и опасна. Мне жизненно необходимо было выяснить, кто же таинственный жених госпожи Пушкаревой.
Я оставил Потапкина вылизывать его новую игрушку со всех сторон, а сам поспешил в офис «Зималетто».
Жданова в президентском кабинете не было, а Пушкареву я застал, как обычно в ее коморке, уткнувшейся в монитор. Я внимательно оглядел ее: не изменилось ли что с появлением богатого поклонника — но на первый взгляд всё было по-прежнему.
- Здравствуйте, Александр Юрьевич, - сказала она. - Вы что-то хотели?
- Да, - я подошел ближе и оперся о ее стол. Многих пугало нарушение личного пространства, но Пушкарева продолжала бесстрастно смотреть мне в глаза. - Я бы хотел узнать, будет ли готов к Совету отчет о работе компании.
- Конечно, Александр Юрьевич, - ответила она. - Не сомневайтесь.
- У меня есть маленькая просьба... - я придвинулся к ней ближе.
Пушкарева бодро ответила: - Слушаю вас, - но я видел, что ей стало слегка не по себе.
- Я бы хотел увидеть в отчете реальные цифры. Это возможно?
Она не отвела глаза и на ее лице никак не отразилось замешательство — если оно было. Да девочка научилась владеть собой! А ведь еще месяц назад от моих слов она заикалась и впадала в ступор.
- Конечно! - сказала Пушкарева. Она взяла со стола папку и протянула мне: - Смотрите! Вот еще, - она раскрыла другую папку.
- Чудесно.
Я не стал проверять содержимое папок: оно в любом случае было неважно. Цифры в этих отчетах либо были идеальны — а значит, поддельны, либо реальны и не вызывали у Пушкаревой беспокойства.
- А вообще вы вовремя вошли, - сказала Катерина с вызовом. - Я как раз собиралась подделать документы. Вы как раз вовремя, Александр Юрьевич.
О, вот тут-то ты себя и выдала, девочка, подумал я удовлетворенно. Ей казалось, что она продемонстрировала мне необоснованность моих обвинений, что она была холодна и безупречна. Но я столько раз видел, как мне пытаются лгать, что прекрасно понимал, что скрывается за ее шуткой на грани фола. Я добился от нее того признания, которое мне было нужно; теперь можно было заняться следующим интересовавшим меня вопросом.
- А вы изменились, Катенька, - сказал я. Любого человека выведут из себя разговоры о том, каков он на самом деле. Она посмотрела на меня с настороженным удивлением. - Это новый автомобиль на вас так влияет? - продолжал я.
- А на вас влияет пакет акций? - резко ответила она. Любопытный всё-таки объект эта Пушкарева: она перестала меня бояться, а значит, чувствует свою власть. Осталось выяснить, в чем источник ее уверенности.
- Возможно, - сказал я. - Только учтите, что есть существенное различие: мои акции — настоящие, а ваш автомобиль вам дали на время.
Она нервно дернула уголком рта. Так, кажется, я попал в еще одну болевую точку. Я пошел в атаку; я схватил Пушкареву за руку и спросил:
- Скажите мне, Катя, кто он? Кто он, ваш жених, мне важно это знать! Как его зовут?
- Его зовут Николай Зорькин, - ответила она.
- Зорькин? Зорькин, Зорькин... - повторил я несколько раз, надеясь, что память подскажет мне, о ком идет речь, но память молчала: - Никогда о нем не слышал.
- Понимаете, Александр Юрьевич, - начала Пушкарева доверительным тоном, - не все люди, которые зарабатывают большие деньги, ведут ваш образ жизни.
Кажется, она хотела уязвить меня.
- Продолжайте, - сказал я с интересом.
- Не всем нравится тратить свою жизнь на вечеринки и тусовки.
Наивная дурочка, она думает, что вечеринки — это развлечение. Это работа, и если ее дружок — бизнесмен, он тоже обязан это понимать.
- Так, - сказал я, глядя на нее. Ей явно нравилось «отчитывать» меня.
- Не всем интересно общаться с людьми вашего круга, - торжествующе закончила Пушкарева. Видимо, по ее представлениям, я должен был тут же пасть к ее ногам в глубочайшем раскаянии.
- Очень любопытно, - резюмировал я свои впечатления. Я выяснил всё, что хотел; теперь разговор со Ждановской красавицей пора было закруглять. - Спасибо, Катя. Не забудьте про отчет.
- До свидания, Александр Юрьевич, - сказала она мне вслед; она тоже явно была рада отделаться от меня.
-
-
06.03.2011 в 15:04Малиновский был не один. Он сидел на письменном столе, а в кресле напротив расположился Жданов; у каждого в руках было по стакану. Как только я вошел, они мгновенно замолчали.
- Добрый день, - сказал я. - Пьете посреди рабочего дня? Что, есть повод?
- Что тебе надо, Воропаев? - тут же взъярился Жданов. Очевидно, он уже был не в себе, а мое появление только спровоцировало его: - Что ты опять вынюхиваешь?
Малиновский предостерегающе посмотрел на него: - Андрей.
- Успокойся, Андрюша, я пришел не к тебе, а к Роме. Мне надо обсудить с ним наши семейные дела, - я присел на край стола рядом с Малиновским и улыбнулся ему. Ромкины глаза бегали между мной и Ждановым. Мне было ясно, что я прервал разговор, который им не терпелось закончить, и это еще больше утвердило меня в намерении оставаться здесь как можно дольше. - Рома, я вчера выкупил автомобиль Клочковой.
- А, да, она уже хвасталась, - ответил он.
- С тебя половина — 1750 в американской валюте. Так и быть, банковские расходы я с тебя брать не буду.
- Я отдам, - сказал Малиновский рассеянно. Он покосился на Жданова: тот изображал Роме пантомиму, смыслом которой, очевидно, было «Пусть Воропаев скорее уберется отсюда!»
- Всё, обсудили? - не выдержал Жданов.
- Нет, не всё, Андрюша, - я твердо решил не уходить. - Кстати, об автомобилях... Вы, часом, не новое транспортное средство Пушкаревой обмываете?
- Нет, нет, - поспешно сказал Андрей.
- А почему бы и нет? Видимо, в «Зималетто» дела идут настолько хорошо, что секретарша может позволить себе авто за сто тысяч долларов.
От моих слов их обоих перекосило. Но Малиновский быстро пришел в себя:
- Ну, не в «Зималетто» же Пушкарева заработала такие деньги! Машину ей жених подарил, - он похлопал меня по плечу, приглашая присоединиться к шутке. Но шутка уже обросла бородой, и мне было не смешно:
- Да, я слышал: Николай Зорькин. Кто это, вы не знаете?
Малиновский со Ждановым синхронно пожали плечами.
- Катин... жених... - сказал Андрей с нервным смешком.
Роман смотрел на меня чистыми глазами. Мне стало ясно, что от этих двоих я больше ничего не добьюсь. Они либо не знают, кто такой Зорькин, либо намерены молчать, как партизаны на допросе.
- Жених... - сказал я задумчиво. - Андрюш, а тебе никогда не приходило в голову, что твоя секретарша занимается махинациями?
Малиновский слева от меня подавился виски; он совершенно не умеет скрывать свои эмоции.
- Нет, Андрюша, - продолжал я, - я имею в виду не твои жалкие фокусы с отчетами. Ты не думал, что она работает на кого-то другого и против «Зималетто»?
Жданов вскочил и вплотную подошел ко мне:
- Я доверяю Кате, - сказал он раздельно, как будто от этого его слова стали убедительнее. Жданов всегда был непрошибаемо уверен, что разбирается в людях, и постоянно попадал впросак.
- Доверяй, Андрюш, доверяй, - сказал я негромко. - Но проверяй. У тебя есть время до Совета директоров, чтобы выяснить, чем на самом деле занимается твоя драгоценная Пушкарева. И я надеюсь, что к тому времени фирма еще будет в наших руках, а не в её.
Мои слова произвели более ошеломляющий эффект, чем я рассчитывал. Жданов побледнел; Малиновский смотрел на меня, как на привидение. Я подождал; немая сцена затянулась. Тогда я поднялся, пожелал им удачного дня и вышел.
Я мог быть доволен результатами своего маленького расследования: я выяснил, что мне нужно обратить особое внимание на загадочного Зорькина Н. и на Пушкареву; если я узнаю, чем занимаются эти двое, Жданов будет у меня на крючке.
Но всё удовольствие от моих дедуктивных способностей портило воспоминание о том, как Малиновский смотрел мимо меня на Жданова. Когда Андрюша не путается под ногами, он ведет себя совсем не так. Лучше. Свободнее. Он не молчит так, как будто навечно делегировал Жданову полномочия вести любые переговоры. Он... В любом случае, мне нужен мой Малиновский, который будет разговаривать со мной.
А когда я вошел, они замолчали, как назло вспомнил я. Мысль об этом причиняла почти физический дискомфорт, сродни зубной боли.
-
-
06.03.2011 в 15:04- Знаешь, дорогая, тебе пора перестать носить облегающие платья, - сказал я.
Вика поджала губы:
- А что я должна носить? Мне надеть нечего!
- Викуля, я предупреждал тебя, чтобы ты не тратила деньги на модельную одежду. Она тебе не нужна.
- Ты и понятия не имеешь, сколько у меня расходов! - завела она привычную песню. - Ты мог позаботиться обо мне!
- Я вчера о тебе позаботился, хотя не обязан был этого делать.
Мне до смерти надоели разговоры о деньгах. Я заранее мог сказать, куда Вика повернет дальше: ей нужна новая одежда, я жадная эгоистичная сволочь, ей нужно больше денег, я над ней издеваюсь...
- Если ты забыл, я ношу твоего ребенка! - заявила она.
«Ненавижу этого ребенка! Ненавижу!» - тут же отозвалось подсознание. Я попытался загнать эту мысль подальше, но раз появившись, она не желала уходить. Я уже устал от того, что моя жизнь теперь привязана к какому-то абстрактному ребенку, а что будет дальше?
Я открыл бумажник и не глядя вынул несколько купюр. Пусть. Если Клочкова будет молчать, пусть берет, я не обеднею.
- Спасибо, Сашенька! - сразу растаяла она. Она торопливо пересчитала деньги и разгладила их рукой. Какая мерзость... Мне вдруг пришло в голову, что Клочкова — это наказание мне за то, что я всегда выбирал глупых женщин. С ними было проще договориться, это правда, но теперь я расплачиваюсь за то, что когда-то предпочел легкий путь. Выбирал бы женщин поумнее, сейчас передо мной сидел бы человек, которого можно хотя бы не презирать.
- Выпьешь кофе? - спросила Вика заботливо.
- Нет, - машинально ответил я. - Подожди... ты что, пьешь кофе? - мне смутно помнилось, что кофе вреден. - Тебе нельзя.
- Воропаев, если ты запретишь мне последнюю радость... - возмутилась было она.
- Так, Вика, я сказал — нельзя. Любезный, - обратился я к бармену, - не подавайте больше этой особе кофе.
Тот кивнул. Я отодвинул от Вики чашку, и бармен ловко заменил ее на чай. Вика насупилась и стала смотреть в чашку, помешивая чай ложечкой.
- Ой, - вдруг сказала она.
- Что? - спросил я равнодушно. Опять она устроит какое-то представление...
- Шевелится, - сказала она со странным выражением.
- Что? - я не понял, о чем она говорит.
- Шевелится, - повторила Вика. До меня дошло, что она говорит про ребенка. - Хочешь потрогать?
- Что?! Нет! - выпалил я не задумываясь. Потом появились мысли: глупо трогать Викин живот на глазах у всего «Зималетто». И что-то из далекого детства: «Сашенька, у тебя будет сестричка!» И - неужели такой большой уже, такой живой? Мне стало необъяснимо страшно. - Нет, - повторил я, и с трудом сдержал желание спрятать руки за спину.
- Ну как хочешь, - сказала Вика. Кажется, она обиделась. - Тебе ведь всё равно...
В эту секунду мне было совсем не всё равно. Я не умел дать определение тому, что я чувствую, но чувства мои были далеки от равнодушия.
Я бы физически сейчас не мог протянуть руку и коснуться её живота. Мне хотелось быть в другом месте, неважно где. Я сполз с барного табурета и пошел прочь, стараясь, чтобы мое лицо выглядело нормально.
- Братик, что с тобой случилось? - Кира поставила передо мной кофе. Как ни старался я, чтобы на моем лице не отражались впечатления от встречи с Клочковой, скрыть их было сложно.
- Со мной случилась Вика, - сказал я мрачно. - Уже три месяца как.
Вместо того, чтобы пожалеть меня, как положено, Кира сказала язвительно:
- Саш, хватит изображать из себя жертву! Бедненький, приходится думать о ком-то, кроме себя!
- Кирюша, мне надоело, что твоя подруга, как только меня видит, начинает ныть о деньгах! У нее рефлекс, как у собаки Павлова!
- Ты же сам обещал ее обеспечивать, - сказала Кира с улыбкой.
- Ты прекрасно знаешь, что Клочковой всегда мало! Я выкупил её машину — никакой благодарности. Вместо этого она предъявляет мне новые претензии!
- Саш, не заводись, - примирительно сказала Кира. - Ты разве не знал, на что идешь, когда встречался с ней?
Когда я спал с Клочковой, я определенно не думал заводить с ней ребенка. Но разве можно это объяснить моей сестре? Все женщины по непонятной мне причине ценят неразумный эмбрион выше уже существующего человека, тем более родного брата. Как будто беременность — это индульгенция, искупающая все прошлые и будущие грехи. О том, как Клочкова торговалась ребенком и водила нас с Малиновским за нос, все благополучно забыли. Зато я всегда буду виноват в том, что не думал, не предусмотрел, не запланировал!
- А ведь это вы с Кристиной заставили меня пригласить её в ресторан, - напомнил я Кире. - Если бы не вы, я бы не оказался к этой дурацкой ситуации!
- А у тебя своей головы нет, братик?
Мы могли бы препираться таким образом еще долго и безрезультатно. Так как я не хотел терять время, я прекратил спор первым:
- Так, ладно, я не Вику обсуждать пришел. Ты не в курсе, кто такой этот Борькин-Хорькин?..
- Зорькин, - улыбнулась Кира. - Пушкаревский жених.
- Любопытно, и каков же он из себя?
- Представь, что ты его тоже знаешь. Пушкарева, только парень, - Кира развеселилась: - Такой ботаник в очечках и дешевом костюме.
- Интересно, - это описание никак не вязалось с автомобилем, который я видел своими глазами. - И откуда же у них столько денег? Автомобиль-то...
- Понятия не имею. Может, они нашли месторождение алмазов?
- Да, или выиграли в лотерею. Кирюша, если будет возможность, узнай, что это за Зорькин такой?
- Хорошо, я постараюсь, - Кира как будто вспомнила о чем-то: - Я поговорю с Викой. Кажется, он приглашал её на свидание, - она внимательно посмотрела на меня. Мда, моя сестрица тот еще провокатор.
- Вику? На свидание? - мне не верилось, что Кира говорит серьезно. Скорее, они с Клочковой сговорились, чтобы позлить меня.
- Да. И она, кажется, согласилась.
Вика тоже говорила про какого-то поклонника, который «ценит её душу». Что, если они не шутят? Что, если... если этот Зорькин и есть тот самый настоящий отец ребенка, которого мы с Романом безуспешно разыскивали? Ко мне вернулась надежда. В самом деле, какой идиот будет ухаживать за беременной женщиной, если она беременна не от него? Этот Зорькин совершенно точно отец Викиного ребенка, а Пушкарева — это только прикрытие. Уж я их выведу на чистую воду!
- Чудесно, - я потер руки от удовольствия. - Кирюш, если ты узнаешь, что Вика собирается встретиться с этим типом, ты мне скажешь?
- Хорошо, братик. А что это ты так развеселился? - она явно ожидала от меня другой реакции на сообщение о Викиной измене.
- Жизнь прекрасна, - сказал я. На душе у меня вновь стало радостно, как утром. - Ах да, сестричка, - я вынул из внутреннего кармана приглашение, - хочу пригласить тебя на презентацию. Вкладываюсь в один выгодный проект.
- Что за проект? - спросила Кира.
- Приходи — узнаешь. Но мне понадобятся деньги, поэтому я решил забрать свою долю из «Зималетто», - произнес я ключевые слова.
- Как? - улыбка сполза с Кириного лица. - Как забрать? Саш, ты серьезно? Ты помнишь, мы втроем договаривались — ты, я и Кристина — что никогда не заберем свою долю из «Зималетто»! Эту компанию создавали наши родители!
Ну вот, опять началась демагогия. Вместо того, чтобы принимать экономически обоснованные решения, наша семейка поминает маму с папой, сыновний долг и прочие моральные обязательства.
- Кира, родители бы сами забрали деньги, если бы знали, как ими распорядился твой женишок. Я открыто объявлю об этом на Совете директоров. Просто решил заранее тебя предупредить.
- Спасибо, - сказала Кира с сарказмом.
Я не намерен был далее продолжать этот бесполезный разговор о семейных ценностях.
- На презентацию придешь?
- Приду, - согласилась Кира.
-
-
06.03.2011 в 15:05в которой я ем бутерброды и мечтаю
Мне не терпелось выяснить, кто такой Зорькин и каким образом он связан с Пушкаревой, Викой и «Зималетто». Как ни странно, очень многое сходилось на этом непримечательном (судя по описанию, данному моей сестрой) человеке. Очевидно, что он был организатором или участником финансовых махинаций, в которых ему помогала Пушкарева. О размерах предприятия я мог судить по стотысячному автомобилю. К тому же, он положил глаз на Вику; и если мне удастся доказать, что именно он — настоящий отец ребенка, я буду свободен!
На следующий день я заехал в «Зималетто», чтобы узнать, нет ли новостей по вышеназванным вопросам. Я застал Киру за подписыванием приглашений на свадьбу. Моя сетренка — оптимистка, подумал я. Жданов практически в открытую отказывается жениться на ней, а она продолжает готовиться к торжеству. Но озвучивать свои мысли я не стал.
- Привет! - я присел на письменный стол.
- Привет, Саш, - Кира продолжала разбирать коробку с приглашениями. - Ты что-то зачастил к нам.
- Проезжал мимо, решил заскочить. Ты бы не могла напомнить Андрюше, чтобы он подготовил подробный отчет о положении дел в компании? Думаю, по случаю моего ухода он не откажет мне в этой маленькой просьбе.
- Саш, ты всё-таки решил забрать деньги? - Кира посмотрела на меня глазами мокрого котенка. В другой ситуации я бы, может, и уступил ей, но не в финансовых вопросах.
- Конечно. А ты думала, твой брат блефует? Я слов на ветер не бросаю.
- Да я знаю, - Кира рассеянно крутила в руках белый квадратик приглашения.
- Как поживает наша Викуся? - спросил я.
- Я слышала, Зорькин пригласил её на свидание.
- Правда? - изобразил я удивление. - Когда же?
- Сегодня.
- М-м-м, а этот Зорькин — решительный парень! Ты не узнала о нем ничего нового? Где он работает?
- «НикаМода». Тебе это название что-нибудь говорит?
Пока оно мне ничего не говорило, но скоро я буду знать всё, что мне нужно.
- Только «Ника» и «мода» по отдельности, - ответил я.
- Андрей говорит, что компания надежная, - нерешительно сказала Кира.
- Тогда точно аферисты какие-нибудь, - сделал вывод я.
Сестра укоризненно посмотрела на меня:
- Саш, ты не меняешься.
- Андрей тоже не меняется, - прервал я ее нравоучения. - Надо будет выяснить, что это за «НикаМода» такая. Не забудь поговорить с Андрюшей о моей доле, - напомнил я.
Кира вздохнула:
- Я передам.
- Малиновский, сегодня вечером ты мне нужен!
Роман сидел в кресле, закинув ноги на стол, и с задумчивостью двоечника на контрольной изучал какую-то папку. Он поднял на меня глаза и слегка улыбнулся:
- А, здравствуйте, Александр Юрьевич! А что за мероприятие планируется сегодня вечером?
- Подвинься, - Малиновский снял ноги со стола, и я сел на его край. - Сегодня вечером мы можем избавиться от Клочковой.
- Ты хочешь её убить? - зловещим шёпотом спросил Роман.
- Хочу, - сказал я. - Но не буду. Я нашёл третьего претендента на отцовство.
Я решил пока не говорить Роману, что подозреваю Зорькина. Мне было ещё не ясно, что им со Ждановым известно об этом типе.
Глаза у Малиновского загорелись:
- Кто?
- Обо всём — вечером, - сказал я загадочно. - У Клочковой с ним свидание.
- Ты хочешь проследить за ней? - спросил он азартно.
- Да.
- Ты же не любишь «скакать по кустам», как ты выражаешься? - ехидно сказал Роман.
- Мы не будем скакать по кустам, мы культурно сядем в автомобиль, проследим за ними и, если понадобится, побеседуем с её воздыхателем.
Меня не слишком вдохновлял собственный план, но я не видел другого способа поймать Клочкову и Зорькина на месте преступления. Я надеялся заодно воспользоваться эффектом неожиданности и вытрясти из Зорькина подробности его махинаций. Если он нелепый ботаник, как описывала Кира, это будет несложно, а я сэкономлю время и деньги на расследовании.
Взгляд Малиновского мечтательно затуманился:
- Погоня!.. Чулки брать?
- Зачем? - не понял я.
- Ну как зачем? Надеть на голову, чтобы никто не узнал! - веселился Роман.
Ко мне в голову закралось подозрение, что он надо мной издевается и вообще не собирается помогать мне в расследовании.
- Так, Рома, я серьезно спрашиваю: ты хочешь знать, за чьего ребенка мы с тобой расплачиваемся?
- Конечно, - сказал он с энтузиазмом.
- Тогда вечером я за тобой заеду. И не вздумай проговориться Клочковой.
- Так точно! - отрапортовал Малиновский. - Можно я не буду вставать?
- Можно, - я встал: - Будь готов.
- Всегда готов! - Роман вскинул руку в пионерском приветствии.
-
-
06.03.2011 в 15:05- Вика ещё не ушла?
- Объект на месте, наносит боевую раскраску. Веду наблюдение из укрытия, - глухо ответил он, очевидно, прикрыв трубку рукой.
- Ты там фикусом, что ли, прикинулся? Так, Рома, спускайся вниз, я справа от выхода.
- Задание понял, выполняю, - сказал он сдавленным шепотом.
- Жду.
Дитя малое, честное слово. И этот человек — вице-президент одного из крупнейших в России модных домов! - подумал я совершенно без возмущения. Я уже смирился с тем, что злиться на Малиновского невозможно.
Минут через пять Роман появился из дверей «Зималетто» чрезмерно непринужденной походкой. Я бы не удивился, если бы он насвистывал веселый мотивчик, чтобы казаться ещё незаметнее. Он огляделся и, наконец, подошел к моей машине. Малиновский уселся на пассажирское сиденье с непробиваемым выражением лица Терминатора в его лучшие годы:
- Юстас — Алексу: объект принял контрольный звонок от некого Николая и готовится проследовать к выходу из здания.
Я закусил губу: не время было смеяться, когда на кону моё будущее.
- Рома, мы не в игры здесь играем, у нас ответственное задание.
- Служу Советскому Союзу, - сказал Роман и перегнулся через меня, чтобы лучше видеть: - Объект прибыл.
Из дверей вышла Виктория. Она остановилась, достала зеркальце и стала поправлять прическу. Интересно, сколько часов в день она проводит за этим увлекательным занятием? Зорькина на горизонте видно не было, зато из-за колонны появился охранник Потапкин и с решительным видом направился к нам. Нет, он и в самом деле ко мне неровно дышит!
Потапкин постучал в боковое стекло, и мне ничего не оставалось, как приоткрыть окно.
- Здравствуйте, Александр Юрьевич! - провозгласил он так громко, что, кажется, было слышно во всем окрестных домах. Тут он заметил и Малиновского: - Здравствуйте, Роман Дмитрич!
- Что вы так кричите? - прошипел я.
- Ой, простите, - сказал Потапкин, не понижая голоса. - Я смотрю, вы всё стоите и стоите, битый час уже. Дай, думаю, подойду, может, вам помощь нужна. С машиной что-то? - участливо спросил он.
- Всё в порядке, - ответил я. - Идите.
- Точно? - переспросил упертый охранник. - А то бы мы с Федей подтолкнули, ежели чего...
- Вы свободны. Спокойной ночи, - сказал я и хотел уже поднять стекло, но Потапкин положил на него руку.
- Или всё-таки случилось чего? - спросил он с любопытством. - Я ведь когда в армии служил...
- Сергей Сергеич, - строго перебил его Малиновский, - вы знаете, что такое военная тайна? - он был как никогда серьезен.
- А то! Знаю, - зачарованно сказал Потапкин.
- Так вот, Сергей Сергеич, то, что мы здесь были — это военная тайна. Вы сейчас отойдете от автомобиля и забудете о том, что нас видели. Понятно?
- Ага, - кивнул тот.
- Выполнять! - приказал Малиновский, и Потапкин, отдав честь, со счастливым видом пошагал на свой пост. - Уф, отделались! - с облегчением сказал Роман, но тут же подскочил: - А где Вика?
Её красного пальто нигде не было видно. Вот чёрт, пока мы препирались с охранником, Зорькин уже увёз её! Я рванул с места.
К счастью, уже на ближайшем перекрестке мы догнали черный внедорожник Инфинити. Я пропустил вперед пару автомобилей, чтобы не бросаться в глаза, и пристроился за ним.
- Йес! - воскликнул Малиновский и сделал жест руками, как в карате: - Вот и погоня! Зря я чулки не взял.
- Да, в чулках ты бы смотрелся отменно, - прокомментировал я. - В другой раз я обязательно оценю.
- Жду с нетерпением! - сказал Малиновский. - Ты точно знаешь, что это он — отец? - Рома указал на автомобиль впереди.
- Ты бы пригласил на свидание сильно беременную женщину? - я посмотрел на Романа. - Думаю, только если ребенок - твой.
- Но ты не знаешь точно? - задумчиво спросил он.
- Нет. Ты же у нас специалист по чтению мыслей потенциальных отцов.
Малиновский усмехнулся:
- Ладно, - он демонстративно хрустнул пальцами, - проверим. Откуда он вообще взялся?
Происхождение нувориша Зорькина меня и самого интересовало.
- Не знаю. Для того, чтобы узнать, мы и следим за ними, Рома.
Тем временем Зорькин подкатил к «Ришелье»: не дурак, повел Викусю в самый модный ресторан Москвы. Я проехал мимо и припарковался чуть дальше по улице. Мы с Малиновским одновременно развернулись, чтобы увидеть, как парочка выйдет из автомобиля. Видно было плохо: во-первых, встал я неудачно, во-вторых, было темно и мешала тонировка на стеклах.
Из черного Инфинити вышел человек, лица которого я разглядеть не мог, и распахнул перед Викой дверцу. Она подала ему руку и выпорхнула из машины.
- Ну! - нетерпеливо сказал Малиновский. - Черт, ничего не видно!
Клочкова под руку с Зорькиным прошествовала в ресторан. Даже издалека по ее походке было видно, как она гордится собой.
Роман повернулся ко мне:
- Ты разглядел его?
- Нет, - ответил я. - Пошли! - я приглашающе тронул его за руку, и мы вышли из автомобиля.
Я непременно хотел увидеть Зорькина поближе и посмотреть, как он ведет себя с Викой.
- Пойдем внутрь? - спросил Малиновский.
- Да. Не шуми и не высовывайся, они не должны нас заметить.
- А я как раз собирался станцевать на столе джигу, - сказал он с иронией. - Я опытный сыщик, за кого ты меня принимаешь?
Я ничего не ответил, потому что мы как раз подошли ко входу. Нас встретил метрдотель:
- Добрый вечер, Александр Юрьевич. Вы заказывали столик?
- Нет, я не буду ужинать.
Малиновский заглянул в зал:
- Вон они! - провозгласил он громким шепотом.
- Тс-с! - я за рукав оттащил Романа в тень колонны. Метрдотель одарил нас удивленным взглядом, но когда я строго посмотрел на него, тут же вновь сделался профессионально-безразличен.
Вика и её поклонник сидели за столиком в центре зала. К счастью, Зорькин сидел лицом ко мне, и я мог хорошо разглядеть его. Что это был за тип! Правильно сказала Кира: мужская версия Пушкаревой. Дохлый ботаник в косо сидящих очках в дешевой оправе, взъерошенный, как воробей на морозе, со сбившимся набок галстуком. Костюм на нем был неплохой, но сидел, будто с чужого плеча или словно Зорькин впервые узрел сегодня сей предмет гардероба. В общем, вид у него был донельзя нелепый. И Вика утверждает, что это и есть влюбленный в неё миллионер? Что за чушь. Я нюхом чуял, что если у этого человека и есть деньги, то достались они ему недавно и он сам не знает, как с ними обходиться.
Малиновский высунулся из-за колонны, чтобы тоже посмотреть на Викиного кавалера.
- Это же!.. - громко сказал он, и мне пришлось зажать ему рот рукой. Я прошептал ему на ухо: - Не ори, ты всё испортишь!
Люди за ближайшим столиком уже обернулись на нас. Не хватало, чтобы Клочкова заметила наше мельтешение. О Зорькине я мало беспокоился: он, во-первых, не знал нас в лицо, во-вторых, так зачарованно смотрел на Вику, что вряд ли его интересовало что-то вокруг.
Малиновский отлепил два моих пальца от своего лица:
- Это же Зорькин!
- А-а, так ты его знаешь? - спросил я с мстительным удовлетворением. А вот не надо было врать мне, что понятия не имеешь, кто это!
- Я его видел. Один раз! - отчаянно прошептал Рома. - Воропаев, отпусти, ты меня задушишь!
Я сжалился. За столиком Вика и Зорькин продолжали нежничать. Кажется, Вика кормила его чем-то из своих рук, я не обратил внимания.
- Всё, пойдем отсюда, - я взял Рому под руку и увел из ресторана. Мы вышли на улицу. Было свежо и хорошо. С неба падали редкие снежинки. Малиновский посмотрел наверх и сказал задумчиво:
- По-моему, Зорькин в неё влюблен.
Я тоже так думал. По крайней мере, в ресторане он не отрывал от неё глаз и слушал, развесив уши, все те глупости, которые она болтала. Кажется, это и называют любовью.
- Что мы будем делать? - спросил Рома.
- Действовать по плану: проследим за ними. Думаю, они поедут либо к нему, либо к Клочковой. Там мы с этим Зорькиным и поговорим.
- Почему не здесь?
- Рома, если устроить скандал у «Ришелье», завтра об этом будет знать пол-Москвы.
Он фыркнул:
- А ты непременно хочешь устроить скандал?
Нет, этого я хотел меньше всего, но вряд ли Зорькин с охотой будет отвечать на мои вопросы, поэтому без шума не обойтись. Такие моськи, как он, обычно любят полаять: другого средства самозащиты у них нет.
- Придется, - коротко ответил я.
Малиновский замолчал и как будто задумался. Я надеялся, что он размышляет о стратегии: как нам успешнее вытянуть из Зорькина необходимую нам информацию. Через минуту он вышел из оцепенения и жалобно сказал:
- Я есть хочу.
- И что я должен сделать? - спросил я. - Разложить скатерть-самобранку?
Малиновский обнял себя за плечи и со вздохом сказал в пространство:
- Я сегодня толком не пообедал.
- У тебя за спиной ресторан, Рома.
Он посмотрел на меня так, как будто я над ним издеваюсь:
- Там Вика.
Я огляделся. Как назло, в пределах видимости не было ни одного кафе, закусочной или хотя бы палатки с пирожками.
- Терпи, - сказал я.
- Угу, - ответил он и стал терпеть. Он ковырял носком ботинка мокрый снег на тротуаре и бросал на двери «Ришелье» голодные взгляды, исполненные отчаяния. Я не мог этого выносить. Я даже вспомнил, что в бардачке у меня завалялись конфеты. Через две минуты я не выдержал:
- Так, Малиновский, подожди меня в машине, - я протянул ему ключи. - Поищи в бардачке леденцы, я сейчас приду.
Роман удивленно посмотрел на меня, но возражать не стал. Он сел в мой автомобиль, я же направился в «Ришелье». Я никогда не чувствовал себя таким идиотом: зайти в дорогой ресторан и попросить что-нибудь с собой, как в МакДоналдсе. Но если Малиновский будет думать только о еде, расследования у нас не получится.
Метрдотель встретил меня вежливой улыбкой:
- Вы всё-таки решили поужинать, Александр Юрьевич?
Я убедился, что из зала меня не видно, и сунул ему в руку купюру:
- Нет. Любезный, организуйте мне несколько бутербродов с собой. И побольше.
Он удивленно поднял брови. Еще бы: сначала мы с Малиновским прятались за колонной, как пионеры на «Зарнице», теперь мне нужен сухой паек. Я вывел метрдотеля из столбняка волшебным словом:
- Быстро!
-
-
06.03.2011 в 15:06Пока он ходил, я не терял время зря. Я осторожно встал так, чтобы видеть зал и стал наблюдать за сладкой парочкой. Зорькин всё так же сидел, раскрыв рот, а Вика что-то говорила ему, размахивая руками и иногда подкладывая в открытый рот своего кавалера оливку или кусочек сыра. Более ничего интересного за их столиком не происходило. Они только-только перешли к горячему, так что ужин должен был длиться ещё долго.
Метрдотель вернулся семенящей походкой и протянул мне бумажный пакет. Я поблагодарил его и поспешил к умирающему от голода Малиновскому.
Я сел в машину; Малиновский со скорбным видом поглощал леденцы.
- По щучьему веленью, по моему хотенью, - я показал ему пакет. У Ромы расширились глаза:
- Воропаев, я тебя обожаю! - он быстро обнял меня за плечи — и отобрал еду.
- Та-ак, что тут у нас? - протянул он с воодушевлением. - Сэндвичи с грудинкой, сыром и помидорами от шеф-повара «Ришелье». Эксклюзив, Саш! - он жадно вгрызся в булку. - М? - протянул он мне пакет с остальными бутербродами. Я не стал отказываться: с обеда прошло достаточно времени, и я успел проголодаться.
Рома жевал так, будто это был последний ужин в его жизни: закатывая глаза от удовольствия и не обращая внимание ни на что вокруг.
- Полное единение человека с бутербродом, - прокомментировал я.
- Не жавидуй, - отозвался Малиновский с набитым ртом. - Угошшайся!
- Спасибо, что б я без тебя делал.
Рома засунул остатки хлеба в рот, облизал пальцы и спросил:
- Ты воды не взял?
- Прости, Ромочка, забыл, - съязвил я. - Сам сходи, если хочешь.
- Я лучше тут посижу. Спасибо, Саш, ты спас меня от голодной смерти! - Малиновский в порыве благодарности схватил меня за рукав и изобразил растроганные всхлипы.
- Не вытирай об меня руки, - ответил я, спасая от него свое пальто.
Мне было приятно. В конце концов, как часто меня благодарят за спасение от смерти? Как часто меня вообще благодарят? Хоть это и было глупо, я чувствовал себя героем.
Малиновский, как только наелся, впал в добродушное настроение. Он потянулся и сказал:
- А может, мы ничего не будем делать? Пусть Клочкова женит на себе этого недотепу, нам же легче. Что мы тут сидим?
- Я должен знать, от кого у Вики ребенок, - ответил я.
Рома посмотрел на меня, прищурившись:
- Зачем? Пару месяцев назад ты был готов отправить её куда угодно, хоть на Северный полюс.
- Не на Северный полюс, а в Милан, - поправил я Романа, хотя по сути он был прав: как бы ни был велик соблазн услать Клочкову с глаз долой, я не мог позволить себе поддаться ему. Она понятия не имеет о воспитании, а я не хочу через двадцать лет получить раздолбая, который сядет мне на шею или испортит репутацию какой-нибудь безумной выходкой. И тем более нельзя оставить воспитание ребенка на откуп крайне подозрительному Зорькину.
- Ты уже не против стать отцом? - с улыбкой спросил Рома. - Я же говорил, что ты первый будешь носиться со своим отпрыском! - в его голосе мне послышалось скрытое торжество.
- Я еще ни с кем не ношусь! - возразил я. Меня злило, что Малиновский самоуверенно предрекает мне будущее, и еще больше меня смущало, что со стороны мои действия и правда могут выглядеть, как чрезмерное беспокойство. А я всего лишь хочу убедиться, что всё под контролем!
Рома наблюдал за мной со всё возраставшим удовлетворением; он даже повернулся ко мне лицом, облокотившись о спинку сиденья:
- Саш, - спросил он доверительным тоном, - ты уже думал, как назовешь своего малыша?
- Нет, - ответил я резко. Малиновский намеренно дразнил меня, и я не собирался поддаваться на его провокации.
- А я думал, - сказал он с нарочито мечтательным видом, - только ничего не выбрал. Как тебе имя Александр?
- Ты хочешь назвать ребенка в мою честь? Боже, как трогательно! - я не мог не улыбнуться.
- Ну вот, наконец-то! - Рома похлопал меня по плечу. - А то с утра загруженный, смотреть страшно.
Неужели Малиновский хотел развеселить меня разговорами о Вике и ребенке? В последнее время я не находил эту тему особенно забавной, но почему-то в устах Малиновского она теряла половину своей неизбежной мрачности.
- Расслабься, Саш, я никому не скажу, что ты смеялся, - сказал Роман задушевным тоном психотерапевта.
И — странное дело — ещё минуту назад я был зол на весь свет, включая Малиновского, а сейчас мне стало легко. Даже мысль о Клочковой не раздражала, как обычно. Мне в самом деле хотелось смеяться. Я подумал, как здорово было бы посадить Рому в карман и повсюду носить с собой, а когда будет грустно — доставать и смотреть.
И как хорошо, что мы следим за Викой: на улице идет снег и белыми крупинками ложится на лобовое стекло, а мы сидим в теплой машине, и у нас есть бутерброды. У одного из нас ребенок — что, в общем-то, тоже неплохо, если подумать.
- Еще один остался, - сказал Рома, заглядывая в пакет. - Будешь?
Я кивнул, он разломил бутерброд пополам. Впереди у нас была целая ночь...
-
-
06.03.2011 в 15:08в которой на прочность испытывают уже мои нервы
- Сколько можно ужинать?! - терпение моё истощилось. Мы битых два часа торчали у ресторана, а Зорькин с Клочковой и не думали закругляться и продолжать вечер в более интимной обстановке. Зная аппетит Виктории, я не особенно удивлялся, но моё раздражение от этого меньше не становилось.
- Хочешь, я их позову? - спросил Роман, открыв один глаз. После того, как мы с ним обсудили всё, что только могли придумать, начиная от футбола и заканчивая искусством Древней Греции, он откинулся в кресле и задремал, предоставив мне наблюдать за дверьми ресторана.
Я готов был согласиться на его предложение. Если парочка проканителится в «Ришелье» ещё час, моего самообладания не хватит на то, чтобы держать себя в руках, и для Зорькина наша встреча окончится плачевно.
- Я сейчас сам пойду внутрь и убью обоих, - пообещал я кровожадно.
Рома открыл второй глаз, посмотрел на меня:
- Спокойствие, только спокойствие! - он похлопал меня по колену. - Сиди, отдыхай, наслаждайся природой, - он взмахнул рукой, указывая на всё усиливавшийся снегопад на улице.
- Отдыхаешь у нас ты, а я мне приходится караулить, - сказал я с укором. За два часа у меня немилосердно затекло всё тело. Я сдвинул кресло назад до упора и потянулся, но это не помогло. Малиновский поднял спинку сиденья:
- Давай поменяемся, - сказал он примирительно.
Я опасался, что если я перестану следить за дверьми, Малиновский обязательно проворонит Клочкову с Зорькиным, и всё наше наблюдение пойдет насмарку.
- Я не хочу спать, - ответил я.
- Хочешь, я спою тебе колыбельную? - начал было Рома, но тут же прервал сам себя: - Смотри, идут! - сказал он громким шепотом, взглянув в зеркало заднего вида.
Из ресторана действительно вышла Виктория под руку с Зорькиным. Я испытал огромное облегчение: наконец-то можно снова действовать, а не ждать, тупо и бессмысленно. Я запустил двигатель. Рома, развернувшись, следил за перемещениями нашей парочки; он закусил губу и глаза у него азартно расширились.
- Едут... - проговорил он, как охотник, напавший на след дичи. - Давай за ними!
- Знаю, - ответил я. Черный внедорожник Зорькина неуклюже тронулся с места. Я пропустил его вперед, и тоже отъехал от ресторана, преследуя автомобиль на безопасном расстоянии в метров пятьдесят. Мы неторопливо катили по улицам, покрытым мокрой снежной кашей; Зорькин явно не был поклонником Формулы-1.
- Они едут к Клочковой, - прошептал Роман через некоторое время. Он всё еще говорил драматическим шепотом, как будто в соседней машине нас могли услышать.
- Знаю, - снова сказал я. Рома подался вперед, не отрывая глаз от черного Инфинити. Он чуть не подпрыгивал от нетерпения. Думаю, ему хотелось настоящей гонки по ночным улицам, а не вялой езды с похоронной скоростью.
- Этот Зорькин там умер, что ли? - воскликнул он. - Вика родить успеет, пока мы доедем!
Лицо у Ромы было обиженное: ещё бы, Зорькин обламывал ему весь кайф от слежки. Мне в голову пришла одна идея.
- Сейчас мы их поторопим, - сказал я.
Малиновский недоуменно посмотрел на меня. Вместо ответа я прибавил газу и стал быстро сокращать расстояние между автомобилями. Наконец, я поравнялся с машиной Зорькина. Тот цеплялся за руль, как будто в первый раз выехал на дорогу; вполне возможно, что он и правда в первый раз был за рулем такого дорогого автомобиля. Ему понадобилось секунд тридцать, чтобы заметить нас. За не тонированными стеклами его Инфинити было хорошо видно, как он косился влево, сначала удивленно, а затем всё более и более испуганно. Нас с Малиновским он за темными стеклами разглядеть не мог, но Вика наверняка узнала мою машину. Она стала трясти Зорькина за плечо, одновременно что-то бурно втолковывая ему. Он покивал — и резко сдал вправо.
- Хочет оторваться! - восторженно сказал Малиновский. – Уйдет!
- Не уйдет, - пообещал я. Я рванул машину вправо; Зорькин свернул на боковую улицу, всю заставленную припаркованными у обочины автомобилями. Мы неслись по узкой дороге; рядом со мной Рома взволнованно дышал и иногда восклицал вполголоса «Да!» или «Ну, давай!»
Мне пришло в голову, что я несколько иначе представлял себе подготовку к отцовству. Врачи, покупка детских вещичек, журналы о младенцах - а никак не сто километров в час по центру Москвы. Кажется, мы с Ромой что-то напутали, подумал я…
Вжжж! Машину Зорькина занесло на свежем снегу, замотало из стороны в сторону, потащило вправо, завизжали тормоза… Бах! Автомобиль приложился правым крылом к припаркованной «шестерке» и остановился. Я на одних инстинктах ударил по тормозам, нас тряхнуло – и каким-то чудом капот моего БМВ замер в сантиметрах тридцати от машины Зорькина.
- Вот черт, - ошарашенно сказал Малиновский, упираясь ладонями в панель.
- Ты живой? – я быстро оглядел его. Он не должен был пострадать. На всякий случай я взял его за плечо и осмотрел внимательнее. Нет, вроде всё в порядке.
- Я-то живой… - он посмотрел на меня круглыми глазами: А Вика! Воропаев, Вика! – Малиновский начал лихорадочно отстегивать ремень. – Черт! – он никак не мог попасть пальцев в кнопку. – Ну же! – он наконец выпутался из ремня.
Тут и до меня дошло: Вика! Я разом вспомнил все проклятия, какие знал. Устроили гонки, шумахеры недоделанные, приключений захотелось, а я тоже хорош – решил поразвлечь Малиновского, о чем я только думал, что будет с моим ребенком?
Я выскочил из машины следом за Ромой. Он уже распахнул пассажирскую дверцу Инфинити:
- Вика, как ты? В порядке?
Клочкова посмотрела на Рому, потом на меня совершенно без выражения, словно ещё не решила, как она себя чувствует.
- Вика? - Малиновский тронул её за плечо и пощелкал пальцами перед её глазами: - Ты меня узнаешь? Может, у неё сотрясение? - спросил он меня.
- Чего, мозга? - съязвил я, не задумываясь, и тут же получил в ответ косой взгляд Малиновского. Вика сложила губы в обиженную гримаску и хмыкнула:
- Ты! Ты хотел меня убить! И еще смеешь издеваться! Не подходи ко мне, маньяк!
- Это вышло случайно, - сказал я.
- Вика, не нервничай, - одновременно сказал Роман.
- Вы, вы оба хотите от меня избавиться! - истерично закричала она. - Отойдите от меня!
Если Клочкова начала возмущаться, значит, ничего страшного с ней не случилось, подумал я.
- Викуля, успокойся, - пытался утихомирить её Рома, - всё хорошо, мы не хотели...
- Убери руки! - Виктория оттолкнула его. - Помогите!
- Вика, перестань! - прикрикнул я на неё, но это не помогло. В поднявшемся шуме я не сразу услышал, как кто-то тычет меня в плечо и что-то лепечет. Я обернулся. Позади меня стоял Зорькин и пыжился, как детсадовец, решивший затеять драку:
- Э-эй! Вы! Немедленно отойдите от Виктории! - он ткнул меня пальцем в грудь и немедленно отдернул руку, обалдев от собственной наглости. - Вы... вы мерзавец!
Я совсем забыл, что моей целью на сегодняшний вечер был именно Зорькин. Сейчас еще не поздно было воспользоваться моментом и его замешательством, чтобы задать пару интересующих меня вопросов. Я оглянулся на Рому: он с переменным успехом успокаивал Вику. Я схватил Зорькина за плечо и оттащил на несколько метров в сторону.
- В-вы! Пустите меня! Пустите! - петушился он, пытаясь высвободиться из захвата.
- Кто ты такой? - спросил я, не отпуская его плеча.
- Не ваше дело! - Зорькин надувал губы и пучил глаза. Сейчас он особенно был похож на свою подельницу Пушкареву.
- Моё дело, - сказал я. - Ты должен знать, что Вика беременна от меня.
Я внимательно смотрел ему в лицо, чтобы не пропустить первую реакцию.
-
-
06.03.2011 в 15:08- Значит, ребенок твой?
Зорькин несколько смешался и отвел глаза, но тут же снова принял боевую стойку:
- Нет, но это неважно! Я... я буду заботиться о нем, как о своем! - он расправил плечи. - В-вот! - решительно добавил он, когда я никак не выразил своего испуга перед лицом великого и ужасного Зорькина.
Он выглядел глупо и смешно, но я не видел, что бы он врал. Да и зачем говорить, что ребенок не твой, если хочешь его усыновить? Такое возможно, только если ты патологически не умеешь лгать. Итак, ребенок мой или Малиновского, сделал вывод я. В любом случае, тест на отцовство покажет. Теперь можно было перейти в более интересному вопросу: связи «НикаМоды» с «Зималетто».
- Вы должны немедленно оставить Викторию в покое! - потребовал Зорькин. - Иначе я... я!.. - он сжал кулаки.
- А у тебя есть деньги, чтобы её содержать? У Викуси запросы немаленькие, - спросил я.
Зорькин покосился на свой побитый автомобиль и ответил заносчиво:
- Есть! Вы меня ещё не знаете!
- Действительно, - сказал я, - я тебя еще не знаю. Я не могу доверить Викторию кому попало, - сказал я вкрадчиво.
И тут Зорькин попался: стоит таким, как он, надавить на самолюбие, как они из кожи вон лезут, чтобы доказать всем, как они круты. Зорькин порылся во внутреннем кармане и с нелепой улыбкой протянул мне визитку.
«Зорькин Николай Антонович, финансовый директор ??? «НикаМода», - прочитал я. Далее значилось два номера телефона: городской и мобильный; адрес указан не был.
- Финансовый директор? - переспросил я. Знаем мы таких директоров: руководит только сам собой и считает себя важной птицей. Я достал телефон и набрал городской номер: посмотрим, что у него за офис. На лице Зорькина отразилось замешательство:
- Э-э, в офисе сейчас никого нет...
- Тогда я никого не побеспокою, - сказал я. В это время в трубке ответил недовольный мужской голос:
- Алло?
- Добрый вечер. Компания «НикаМода»? - спросил я.
- Что? Какая мода? - прокричал в трубку мужчина, как обычно делают люди пожилые. - Ночь на дворе, а звонят, понимаешь!
Зорькин переминался с ноги на ногу и кусал губы. Я смерил его насмешливым взглядом.
- Прошу прощения, - сказал я вежливо, чтобы мой собеседник не бросил трубку раньше времени, - могу я поговорить с Зорькиным, Николаем Антоновичем?
- С Николаем Антонычем? Колькой, что ли? Так нет его, убежал куда-то, деловой, - последнее слово мужчина произнес с иронией.
- Вы, наверное, его отец? - спросил я.
- Да нет, не отец! Пушкарев я, Валерий Сергеевич.
Пушкарев? Значит, отец Ждановской секретарши. Так вот что у «НикаМоды» за офис — квартира Пушкаревой. Следовательно, их компания — один большой пшик и действительно создана для прикрытия левых операций «Зималетто».
Тут мужчина спохватился:
- А вы, собственно, почему звоните? Колька натворил чего? Вот говорил же я, что он доиграется! - сказал он кому-то в сторону.
Мне пришло в голову, что неплохо бы представиться работником детской комнаты милиции и посмотреть на реакцию Пушкарева, но я сдержал свой порыв. Хотя...
- Николай попал в ДТП, - сказал я, придав своему голосу больше официальности. - Нет, не волнуйтесь, с ним всё в порядке.
У Зорькина в ужасе расширились глаза, он замахал руками в попытке заставить меня замолчать.
- Вас беспокоят из страховой компании, - продолжал я. - Вы не знаете, на чьё имя зарегистрирован автомобиль Infiniti QX, номер В400ЕХ, которым управлял гражданин Зорькин?
Зорькин бросился ко мне, на его лице была отчаянная решимость. Он протянул руку к телефону, но я отвернулся и выставил в сторону локоть, чтобы он не мешал мне.
- Ох, знал же я, что чужие деньги до добра не доведут! - рассердился Пушкарев. - Слышь, мать, что Колька натворил! - крикнул он в сторону. - Вот как теперь Катя будет в глаза АндрейПалычу смотреть?
Разговор становился всё интереснее и интереснее. Автомобиль куплен на деньги Жданова, и вся семья Пушкаревых об этом знает. Ну, Андрюша, завтра ты у меня попрыгаешь!
- Так на кого, вы говорите, записан?.. - начал я, одновременно уворачиваясь от Зорькина, но тут он проделал какой-то неожиданный маневр, нырнул под мой локоть и выбил телефон у меня из рук. Мобильник запрыгал по мокрому асфальту.
Зорькин остановился, тяжело дыша и исподлобья глядя на меня.
- Подними, - сказал я. Он упрямо помотал головой. После такого полета телефон можно только выбросить, но это был вопрос принципа.
- Подними, - повторил я тише и указал глазами на лежавший в обледенелой луже телефон. Зорькин сглотнул и медленно пошел к нему. Я смотрел, как он нагибается и двумя пальцами пытается выловить мой мобильник из лужи, и испытывал тайное удовлетворение. Я всё-таки выполнил программу-максимум на сегодняшний вечер и выяснил даже больше, чем намеревался. Отлично!
- Воропаев! - Рома потряс меня за плечо. - Ты закончил? - сказал он с тем непередаваемым выражением, которое заставляло меня думать, что я опять сделал что-то не так.
- Да, - ответил я. Зорькин подошел ко мне и молча протянул мокрый телефон. - Благодарю, - кивнул я ему.
- Саш, Вику надо отвезти в больницу, - сказал Малиновский. При этом он покосился на Зорькина и как-то растерянно улыбнулся ему одними губами.
- Я отвезу! - Зорькин выпятил грудь колесом. Этот парень успел меня утомить. И что он нашел в Клочковой?
- Нет, - прервал я его. Зорькин тотчас сник и перестал петушиться. - Ты сейчас вызовешь ГИБДД, пообщаешься с хозяином «шестерки»... Надеюсь, автомобиль застрахован? - спросил я мягко. У Зорькина на лице отразился ужас. Видимо, автомобиль застрахован не был, и также не было у них с Пушкаревой денег на ремонт. - ...Позвонишь своей подружке Кате и расскажешь, что ты натворил.
Он открыл и закрыл рот, как рыба, вытащенная на сушу. Вот и всё: бесславный конец финдиректора Зорькина.
Я взял Рому за локоть:
- Пойдем.
Клочкова уже сидела на заднем сиденье моего автомобиля, копаясь в сумочке. Она успела поправить макияж и прическу, подпорченные недавней истерикой. Я обернулся назад, положив руку на спинку кресла. Я не мог заметить в Вике никаких признаков того, что ей нужен врач.
- Рома, ты уверен, что нужно везти её в больницу? - спросил я Малиновского, оглядывая Вику ещё раз. Нет, ничего, разве что глаза красные, нос опухший и воспаленная каемка вокруг губ от слез — под толстым слоем пудры. Я почувствовал что-то вроде угрызений совести: я обещал себе не расстраивать Клочкову ради здоровья будущего ребенка, а сам... Рыжий вредный мальчик, который пару месяцев назад являлся мне в кошмарах, снова представился мне. Он сидел рядом с Викторией, нечесаный и в грязной драной куртке. «Эй, па, смотри!» - он лихо открыл зубами бутылку пива и, запрокинув голову, присосался к ней. - «Это ты виноват!» - сказал он нахально и сплюнул на пол моего автомобиля. Затем он достал из-за уха папиросу и закурил, смачно затягиваясь. Я почувствовал тошнотворный запах дешевого табака.
- Саш. Эй, ты с нами? - Малиновский помахал рукой у меня перед глазами. Оказывается, я в оцепенении пялился на пустое место на заднем сиденье. Я помотал головой:
- Да. Едем.
-
-
06.03.2011 в 15:08- Вы отец?
Рома покосился на меня, посмотрел в потолок, потом в пол, тихо вздохнул и ответил:
- Я.
- А вы? - бросила она мне недовольно.
- Он тоже, - ответил Малиновский, прежде чем я успел открыть рот, чтобы придумать более пристойное объяснение. Регистраторша подперла подбородок полной рукой с кольцами и уставилась на нас. Взгляд её выражал презрение ко всему мужскому полу в целом и к нам в частности.
- У нас... э-э, сложная ситуация, - Роман неопределенно взмахнул рукой.
- Да что уж сложного, - сказала регистраторша сквозь зубы. - Для этого ума большого не надо.
Эта тетка как будто перенеслась за белоснежную стойку регистратуры современнейшего медицинского центра из совковой районной поликлиники, где можно было после долгих препирательств получить разве что рыбий жир и направление на анализ мочи. Не знаю, как она удержалась на своем рабочем месте, хамя клиентам. Возможно, днем она была сама любезность, а ночью показывала свою истинную личину оборотня в белом халате.
Я подошел ближе и облокотился о стойку. Регистраторша убрала от лица руку и немного отодвинулась от меня. Я улыбнулся; она часто заморгала.
- Если сейчас этой милой девушке, - я указал себе за спину на Вику, - станет плохо, потому что вы задерживаете нас своими разглагольствованиями, представляете, что ждет вас?
Тетка поджала губы, но затем ответила сухим, раздраженным голосом:
- Поднимайтесь на второй этаж, - она положила передо мной Викину карточку. - Бахилы не забудьте.
Теперь с Викой производили неизвестные мне процедуры за белой дверью кабинета, а мне оставалось только сидеть и ждать, когда врач вынесет вердикт: насколько я напортачил сегодня ночью. Я ощущал себя посторонним в этом пустынном коридоре с веселенькими желтыми стенами, с которых глядели беззубые улыбающиеся младенцы. Эти пухлые ангелоподобные детишки никак не вязались у меня ни с Викой, ни с мегерой в регистратуре, ни с больницей, ни с сексом, который давным-давно был у меня с Клочковой и оставил только смутные воспоминания. Менее всего я мог связать этих младенцев с собой. Я еще мог представить, что у Малиновского будет такой ребенок: ангелочек со светлыми кудрями и голубыми глазами, которого все будут обожать и таскать на руках. Или нет, у его ребенка будет озорная, хулиганская улыбка, и при этом — удивительным образом — наивный взгляд, способный растопить любое сердце. И он будет очень красив, как же иначе. Наверное, сам Рома в детстве и был таким младенцем, как на этих фотографиях...
- Ты чего такой довольный? - Малиновский облокотился о мое плечо и заглянул мне в глаза. Я быстро стер с лица улыбку.
- Так, ничего, - сказал я равнодушно. - Думаю, какой у тебя будет ребенок.
- Почему это у меня? - шутливо возразил он. - Может, у тебя?
- Мой ребенок представляется мне исключительно в пессимистичном свете, - мрачно сказал я. Я как раз вспомнил мальчика из кошмаров: сегодня к его назойливости и мстительности прибавились дурные наклонности.
- Да ладно, - Рома слегка толкнул меня кулаком в бок. - Знаешь, какой у тебя будет сын? Вождь краснокожих, как в фильме. И-и-и! - он издал индейский клич, который гулко разнесся эхом по пустому коридору. - Ой! - Рома тут же прикрыл рот рукой: - Не ожидал. Смотрел? - спросил он меня.
- Даже читал рассказ, - ответил я. Только вождя краснокожих мне не хватало для полного счастья! Гонки за отпрыском по пересеченной местности, вызволение его из неприятностей и регулярная порка никак не входили в мои планы: - Это именно то, что я называю пессимистичным вариантом.
- Зато не соскучишься, Саш, - Малиновский похлопал меня по плечу. Я поймал и сжал его ладонь:
- Спасибо, Ромочка, я и с тобой не скучаю.
Я хотел сказать ещё, что это он втягивает меня в дурацкие приключения, что из-за него мы сегодня чуть не попали в аварию, и из-за него мы торчим здесь, вместо того, чтобы спокойно отдыхать дома... Рома в ответ пожал мне руку:
- Я всегда знал, что ты ко мне неравнодушен, - он широко улыбнулся.
- Очень смешно.
Я отвернулся и отпустил его ладонь. Рома фыркнул мне в ухо и поднялся. Он медленно прошествовал по коридору вдоль плакатов с младенцами, заложив руки за спину, и с сосредоточенным видом разглядывая их. Около одного он остановился.
- Саш! Какой у Вики срок?
- Срок чего? - не понял я.
Он обернулся и постучал пальцем по лбу:
- Беременности!
- А-а... - мне как-то не приходило в голову задумываться о столь банальных вещах. - Посчитай, если тебе интересно!
- Та-ак... - Малиновский почесал голову. - В месяце где-то четыре недели... - Он стал загибать пальцы, шевеля губами. Через минуту он снова позвал меня: - Саш, а от какого момента считать?
- Ну, тебе лучше знать, - ответил я. Рома в задумчивости уставился в пол и через какое-то время озвучил результат своих размышлений:
- Шестнадцать недель уже есть, да?
Я прикинул даты в уме:
- Да, есть. Или даже больше...
- Тогда вот, - Рома поводил пальцем по плакату, перед которым стоял: - «Все органы плода полностью сформированы. Сердце совершает от 115 до 160 ударов в минуту. Плод начинает слышать звуки...» Понял, Воропаев? - он с усмешкой посмотрел на меня. - Когда ты орешь, твой сынуля всё слышит.
- Я не ору.
- Орешь.
- Не нарывайся, - я потянулся и хрустнул пальцами.
- Напугал, - вздохнул Рома. Он вернулся к плакату: - «Ребенок может сжимать руки в кулак, сосать палец, глотать и строить гримасы...» - с выражением прочитал он. - Правда, здорово?
Я никогда не видел Малиновского таким воодушевленным по поводу Викиной беременности — разве что кроме того случая, когда он показывал мне фальшивое УЗИ.
- Угу, - я кивнул. - Что там еще?
- «На УЗИ становятся видны первичные половые признаки». Скоро можно будет узнать, мальчик это или девочка! - перевел он фразу на русский язык.
- Я понял.
Радость Малиновского меня смущала. У него были моменты слабости, когда он соглашался со мной, что неплохо бы спихнуть ребенка на Зорькина. Но я видел, что в целом его больше не пугает мысль об отцовстве и он уже строит радужные планы на будущее. Он говорил об этом будущем со смехом, но в его разговорах мне слышались отголоски восторга и нежности. И, может быть, он прятал их, только чтобы не натолкнуться на моё раздражение. Я же не испытывал к будущему ребенку никаких чувств, кроме иррациональной вины за всё, что я делаю, — и делаю неправильно, и груза ответственности, который с каждым днем становился всё тяжелее.
Роман вернулся ко мне и сел на подлокотник низкого диванчика.
- Кого бы ты хотел, мальчика или девочку? - беззаботно спросил он.
- Никого! - не выдержал я. - Никого я не хочу, - я закрыл лицо руками. Мне как никогда хотелось проснуться и понять, что всё привидевшееся — только сон.
Наступила тишина, в которой я слышал лишь дыхание Малиновского; оно становилось быстрее. Потом он погладил меня по спине:
- Саш, всё наладится.
Рома наклонился к моему уху, и я почувствовал, как его челка щекочет мне висок:
- Знаешь, я подумал... Даже если потом окажется, что это твой ребенок... На кого ж я тебя оставлю? Ты же Клочкову прибьешь ненароком... Не брошу я тебя, не брошу, - он потрепал меня по плечу.
Пусть он говорил шутливым тоном, пусть даже врал, мне разом стало намного легче. Мне хотелось верить, что я не останусь наедине со своими проблемами. Очень хотелось.
-
-
06.03.2011 в 15:09в которой я становлюсь членом клуба
Из кабинета вышел врач, мужчина лет сорока с мешками под глазами и сухой улыбкой. Мы с Романом вскочили. Врач сказал, потирая руки:
- Ну что, товарищи отцы, забираю я вашу красавицу.
- Что? - мы с Ромой переглянулись.
- Положим её на недельку к нам, понаблюдаем. Она пока отдохнет. От вас обоих.
Я не мог понять, говорит он серьезно, или это черный врачебный юмор. Малиновский неуверенно потер висок:
- В каком смысле «отдохнет»?
- Ну, прямой опасности нет, но вы же понимаете: стресс, нервное перенапряжение... - при этом он так посмотрел сначала на Романа, потом на меня, что мне стало не по себе. Представляю, каких ужасов нарассказала ему Вика.
- А-а... Ха, - Малиновский нервно хихикнул.
- Что с ней? - спросил я, чтобы вернуть разговор в деловое русло.
- Повышенный тонус матки, давление высоковато. Завтра с утра сделаем все анализы, когда лаборатория откроется.
Рома сделал умное лицо и кивнул:
- Понятно.
- Значит, я Викторию оставляю, утром привезете ей всё необходимое: туалетные принадлежности, смену белья... Ну, думаю, сами сообразите.
- Ага, - ответил Рома.
Врач наклонился к нам ближе и сказал всё тем же то ли серьёзным, то ли шутливым тоном:
- И я вам настоятельно рекомендую воздержаться от ночных гонок, - после этих слов он вновь скрылся в своем кабинете.
Всё-таки, это я виноват. Опять я виноват. Я так надеялся, что наша авантюра обойдется без последствий, но нет. Опять. Я. Виноват. Меня охватила злость. Опять всё выходит не так, как я хочу. С самого начала всё пошло вкривь и вкось. Этот ребенок, эта Вика!.. А если бы с ребенком что-то случилось — если что-то еще случится — по моей вине? Я всю жизнь буду помнить, как я хотел, чтобы его не стало, как я его ненавидел. Эта мысль меня разъест и не даст покоя. Пусть лучше будет тот кошмарный рыжий хулиган из моих снов. Пусть будет вождь краснокожих, пусть я буду бояться его и за него. Только пусть будет.
Всё это промелькнуло у меня в голове за то мгновение, пока дверная ручка повернулась и защелкнулась с металлическим звуком.
- Мда, Воропаев, напортачили мы с тобой, - сказал Рома задумчиво.
- Ещё ты мне морали почитай! - взорвался я. Злость, обида, стыд, страх — всё это выплеснулось из меня. Я бы прибил первого, кто был передо мной. - Хватит! - я развернулся и пнул диван. - Хватит! - ещё, и ещё!
- Стоп! - Малиновский неожиданно сильно схватил меня сзади за плечи и тряхнул. - Успокойся, - сказал он ровным металлическим голосом. Я даже не знал, что он так может. - Посмотри на меня.
Я нехотя повернулся к нему. Я уже начал приходить в себя, и мне было неприятно, что он стал свидетелем моего срыва.
- Это уже истерика, Воропаев, - Роман скрестил руки на груди и смотрел на меня, как мне казалось, с отвращением. Я опустил глаза. Как назло, заныл палец на правой ноге, которой я ударил по твердой ножке дивана. Да чего же больно...
- Всё, успокоился? - спросил Рома своим обычным мягким голосом. - Не истери, Саш, тебе не идет. Хотя убедительно, - я услышал, что он уже улыбается. Только тогда я поднял взгляд от своих ботинок. - Пойдем, надо еще заехать к Вике... - Рома взял меня под руку. - Пойдем, всё с твоим малышом будет в порядке... - он с усмешкой погладил меня по плечу и потащил по коридору, продолжая болтать всякую успокоительную чепуху.
Под аккомпанемент Ромкиной болтовни мы доехали до Викиного дома. Надо же, когда-то я приезжал сюда, предвкушая пару часов ни к чему не обязывающего развлечения. Сейчас мне казалось, что те несколько вечеров мне приснились, настолько смутно я помнил Викино тело и то, какова она в постели. Я бы даже не мог сказать, хороша она была или плоха. Наверное, так себе, как все они: профессионально поставленные стоны и движения и скучающий взгляд.
Странно устроена моя память: я помнил, какие вопросы задавал ей о «Зималетто» и что она отвечала мне торопливым, запинающимся голосом, боясь, что я уйду раньше, чем она успеет заинтриговать меня какой-нибудь мелкой интрижкой Андрея.
Еще я помнил, как Вика кормила меня отвратительным ужином с дешевым коньяком. И как жалко она врала, что в квартире выбило пробки, когда на самом деле электричество отключили за неуплату. Мне тогда было очень смешно наблюдать за её беспомощными попытками выманить деньги у всех, кто попадался под руку.
Я припарковал автомобиль у подъезда. Интересно, а как мы попадем в квартиру, пришло мне в голову.
- У тебя есть ключ? - спросил я Малиновского. Он поднял палец, чтобы я подождал, и принялся рыться во внутренних карманах.
- А, вот, - он наконец выудил из пиджака связку.
- Вика дала тебе ключи?
- Давно уже, - Рома открыл дверцу. - Идем?
Странно, что Вика дала ключи Малиновскому и не дала мне. А впрочем, ничего странного: с чего бы ей настолько доверять мне? Рома ей гораздо приятнее. Он милый и говорит комплименты, и он наверняка не впадает в столбняк, когда ему предлагают послушать, как шевелится ребенок.
Мы прошли мимо сонного вахтера и вошли в лифт. Я поднял было руку, чтобы выбрать этаж, но понял, что не помню и этажа, на котором живет Клочкова, как будто подсознание методично стирало воспоминания о ней. Рома нажал на кнопку с цифрой «8» и улыбнулся мне. Смеется надо мной: видит, что я тут, как чужой. Я тряхнул рукой и сжал пальцы в кулак: я вовсе не намеревался вызывать этот дурацкий лифт. Мне было неуютно.
-
-
06.03.2011 в 15:09- Малиновский, ты продолжаешь спать с Клочковой?
Он обернулся ко мне, но в квартире было темно, и я не мог разобрать выражение его лица.
- Нет, - сказал он и добавил, по голосу было слышно, что с улыбкой: - А ты за меня беспокоишься или за Вику?
- За себя, - резко ответил я. Я стоял у двери и пытался нашарить на стене выключатель. Ну же, где он? Мне нужно было видеть Рому, чтобы понять, лжет он или нет.
Я прежде не задумывался, насколько близки его отношения с Викой. Мысль о том, что они могут продолжать встречаться, неприятно поразила меня, до отвращения. Вот Малиновский приходит к ней, она открывает дверь, он прижимает её к стене, в том самом месте, где сейчас стою я, и целует её... У меня во рту и на языке вдруг возникло ощущение от поцелуя с Клочковой — она присасывается к губам и просовывает язык глубоко внутрь; я еле удержался, чтобы не вытереть рот. Рома подошел ко мне, я снова почувствовал его сладкий запах, он протянул руку куда-то мне за спину. Щелкнул выключатель, я зажмурился от неожиданно яркого света.
- Да будет свет! - весело провозгласил он.
Я открыл глаза. Рома еще стоял рядом.
- Так ты спишь с Клочковой? - быстро, пока он не отвернулся, спросил я.
- Нет. Мне это уже вот тут, - он чиркнул ладонью по горлу. Он отступил от меня и стал снимать пальто, глядя в сторону. Меня его ответ не убедил. Не дай Бог, Малиновский встречается с Клочковой! Я ненавижу, когда мне врут в лицо.
- Это правда? - спросил я. Я не хотел чувствовать себя обманутым и хотел верить ему. Разве Рома не обещал мне полчаса назад, что он будет на моей стороне?
Роман поднял на меня глаза:
- Я с ней не сплю. Правда.
Я изучал его лицо. Нет, не обманывает. Когда он врет, у него дергаются губы и голос становится такой, будто он простужен.
- Хорошо, - сказал я.
Малиновский коротко кивнул и небрежно скинул ботинки, цепляя носком за пятку. Я тоже разделся, и мы прошли в комнату. Ничего не изменилось: огромное зеркало у входа, кровать под золотистым одеялом, только при мне здесь не было такого беспорядка. Наверняка Вика прибирается только к приходу гостей. На кровати была разбросана одежда, дверцы шкафа раскрыты, посреди комнаты торчала гладильная доска с утюгом на ней. На всякий случай я проверил: утюг был выключен.
- Та-ак, - Рома остановился рядом со мной и оглядел пейзаж, - что нам надо найти? Доктор сказал, туалетные принадлежности...
- В ванной, - сказал я.
- Вперед, - Рома подтолкнул меня в спину.
В ванной нам открылась ужасная картина. Ужасная в том смысле, что задача собрать для Вики вещи оказалась не такой простой, как я думал. На полочках и в шкафчиках было столько всего, что у меня зарябило в глазах.
- Ммм... выбирай! - я отступил в сторону, пропуская Рому вперед.
- Э-эм, - он в нерешительности подергал себя за челку. - Давай ты? У тебя две сестры, ты знаешь, что нужно женщине в экстремальных условиях...
- Рома, когда я жил с сестрами в одной квартире, Кира еще обходилась мылом и зубной пастой.
- Мда, - сказал он. - Ладно, давай рассуждать логически: что Вике точно понадобится?
- Зубная паста и щетка, - сказал я.
- Ищем!
Их мы обнаружили быстро, и у меня появилась надежда, что нам не придется провести в поисках всю ночь.
- Шампунь? - предположил я, вспомнив, сколько времени Клочкова тратит на свою прическу.
- Есть! - отрапортовал Рома. - Э-э, тут еще маски всякие... - нерешительно сказал он после изучения полки над ванной.
- Обойдется, - решил я. - Мыло?
Мы тщательно проглядели все полки.
- Нет, - Рома сел на край ванны и посмотрел на меня снизу вверх.
- Ищи жидкое.
- Хм... Саш, ты читаешь по-французски? «Визаж» - это лицо, а всё остальное?
- «Nettoyant pour le visage»... М-м... - я порылся в памяти в огрызках школьного французского. - Да, сойдет, - я вручил тюбик Роме.
- Что еще?
- Я думаю, всё.
Я не мог придумать, что еще может быть нужно. Рома постучал указательным пальцем свободной руки по губам.
- Может, крем?
Я вздохнул. Так мы всю ночь провозимся! Но я наклонился к полке и стал перебирать баночки и скляночки:
- Крем дневной, крем ночной, крем вокруг глаз, крем от морщин, крем антицеллюлитный...
- Мы много не знаем о Викусе! - прокомментировал Рома со смехом.
- Да уж... - сказал я. - Так, найди какую-нибудь сумку и сложи всё это барахло.
Мы отыскали в одном из шкафчиков для полотенец косметичку, еле запихнули в нее то, чего Вике должно было хватить на неделю для поддержания красоты, прихватили заодно и полотенце и вернулись в единственную Викину комнату.
Малиновский заложил руки за голову, потянулся и зевнул:
- Ну что, быстренько собираем одежду и по домам?
- Я не собираюсь копаться в Викином белье! - отрезал я.
- Ах, какой брезгливый! - зло передразнил меня Роман. - А как трахаться с ней — так всегда пожалуйста!
Мы обменялись взглядами. Злость, как вода, стекла с Ромкиного лица.
- Я устал, - сказал он извиняющимся тоном. Он подошел к кровати, отбросил в сторону одно из валявшихся там платьев, и опустился на нее. Его усталость оказалась заразительна. До сих пор я бегал, наверное, на запасе адреналина, но сейчас ощутил всю тяжесть прошедшего дня. Я уже с утра встал невыспавшимся из-за вчерашней презентации, которая затянулась допоздна. Потом меня дергали в министерстве, потом мне пришлось тратить время на «Зималетто», потом мы с Ромой сидели в засаде... Да еще и нервотрепка с аварией, Зорькиным и больницей, а теперь и с Викой. Была уже глубокая ночь. Я сел на кровать рядом с Малиновским:
- Я тоже устал.
Рома похлопал меня по спине:
- Насыщенный выдался вечер, а? - сказал он с мимолетной улыбкой. - Может, оставим остальное до завтра?
- Завтра показ в «Зималетто», а перед ним совещание, - напомнил я. - Вы со Ждановым подготовились?
Рома закрыл глаза руками и мешком упал на одеяло.
- Са-аш, - сказал он со стоном. - Давай не будем о делах? У меня башка уже не варит.
- Ты мне одно только скажи… - начал я, одновременно разгребая Викины запасы шмоток, чтобы освободить себе место. – Как дела в «Зималетто»? – я лег на спину, подложив руку под голову.
- Всё в порядке, - сказал Рома без выражения.
Мне, в общем-то, было всё равно, что он ответит. Я понимал, что правды мне не добиться: Малиновский будет молчать до конца, сохраняя верность Жданову. Я лениво разглядывал потолок; там не было ничего интересного. Рома лежал, всё так же не отнимая ладони от лица.
- Это правда? – спросил я. Молчание длилось несколько секунд. Затем Рома ответил:
- Нет.
С меня слетела вся сонливость. Неужели он расскажет мне об истинном положении дел?
- Как «нет»?! – я повернул к нему голову. Рома убрал руки от лица и тоже посмотрел на меня:
- Если бы я сказал «да», ты бы мне не поверил, правильно?
На его лице не было улыбки, но я чувствовал, что он смеется надо мной. Я снова уставился в потолок.
- Знаешь, Рома… Я скоро узнаю, что происходит. Нет смысла врать мне. Если в «Зималетто» есть проблемы, почему бы вам со Ждановым не рассказать мне? У меня большие связи, я бы мог помочь.
Я говорил и сам начинал верить своим словам. В самом деле, если бы Жданов – или лучше Малиновский - пришли ко мне с просьбой, если бы они сказали, что не могут справиться без меня, если бы от меня зависела судьба компании, неужели бы я сидел, сложа руки?
- Я бы непременно помог. Мне нет смысла разорять «Зималетто», мои сестры зависят от него. Я бы… Рома, не смейся!
Малиновский беззвучно и как-то истерично смеялся, зажав рот ладонью.
- Из… извини, - проговорил он. – Сейчас, - он глубоко вдохнул и выдохнул и сказал уже более ровным голосом: – Я так и представляю себе эту картину: мы со Ждановым, униженные и оскорбленные, приползаем к господину Воропаеву на прием, а ты царским жестом решаешь все наши проблемы! – он взмахнул рукой у себя перед носом, изобразив царский жест.
- Не смейся, - повторил я. – Если бы вы меня попросили по-хорошему, по-человечески…
- Это как? – спросил Рома сдавленным голосом, сдерживая смех. – В ножки упасть?
- Ты знаешь волшебное слово – «пожалуйста»?
-
-
06.03.2011 в 15:09- Всё, что угодно! – я поднялся и отправился на кухню. На столе я обнаружил следы быстрого завтрака – немытые стакан и тарелку, а в холодильнике - недопитую бутылку минералки. Кроме воды в холодильнике ничего примечательного не было, его содержимое было близко к образному «мышь повесилась». И как Вика справляется одна? Она же совершенно не приспособлена к жизни!
Я налил воду в стакан – едва вышла половина – и вернулся в комнату. Рома схватил воду и стал пить мелкими глотками. Я сидел рядом на кровати и смотрел на него: в уголках глаз от кашля у него выступили слезы, а волосы на затылке распушились и стали дыбом. Мне нестерпимо хотелось пригладить их, и я стал смотреть в другую сторону, чтобы избежать соблазна.
- Спасибо, - сказал Малиновский. Он поставил стакан на прикроватную тумбочку и снова в изнеможении упал на одеяло: - Уф!
- И всё-таки о «Зималетто»… - мне не терпелось узнать, надумал ли Роман рассказать мне правду. Я сел поудобнее, опершись рукой о постель. Рома выжидательно приподнял брови. – Я знаю, что фирма Зорькина – «НикаМода» - связана с «Зималетто». Я знаю, что Андрей использовал её для махинаций, о которых он не счел нужным сообщить акционерам. Я знаю, что автомобиль Зорькин купил на деньги «Зималетто». Я знаю, что этот новоявленный миллионер действует по указке Пушкаревой. И я знаю, что Пушкарева во всём подчиняется Андрею.
Уголки губ у Романа дернулись вниз, будто от досады. Я понял, что на верном пути.
- Итак, я знаю почти всё. Рома, - я лег на кровать и подпер подбородок кулаком. Малиновский был совсем близко, так что я мог слышать его дыхание. - Рома, открой мне одну маленькую тайну: чем на самом деле занимается «НикаМода»?
Я не отрывал от него взгляда. Зрачки его глаз медленно расширялись, и зеленая радужка заливалась блестящим черным цветом. Зрелище было завораживающее. Рома быстро облизал сухие губы, язык промелькнул между ними, оставив на губах влажный след. Он приподнялся, опершись на локоть.
- Хорошо, я скажу, - медленно проговорил он. – Мы выдели Пушкаревой и Зорькину деньги для уставного капитала «НикаМоды». Зорькин – неплохой финансист, он играл на бирже…
Я замер. Сейчас Малиновский признается, что они потеряли деньги, что «Зималетто» по уши в долгах…
- …он играл на бирже, и весьма успешно. Таким образом мы смогли возместить убытки от провальной коллекции.
Они что, с ума сошли? Положиться на какого-то Зорькина, парня с улицы, без опыта и знаний, доверить ему судьбу компании!.. Рома поднес палец к моим губам:
- Я знаю, что это было рискованно, можешь не возмущаться. Но мы рискнули – и выиграли! И… да, этих операций нет в отчете и не будет на Совете.
Рома смолк. Я тоже молчал, мысленно проверяя его версию на противоречивость. Всё совпадало с тем, что выяснил я: «НикаМодой» руководит сладкая парочка Пушкарева - её женишок, «Зималетто» крутило деньги, последние отчеты были фальшивыми, Жданов провалил коллекцию, но выплыл благодаря своей удачливости, Зорькин получил машину в качестве платы за труды… Похоже, Рома меня не обманул.
Меня захлестнули противоречивые чувства. С одной стороны, мне хотелось схватить Ромку за грудки и трясти, трясти, чтобы выбить из него дурь, а заодно из Жданова. Как можно руководить компанией такими методами? Они идиоты и ничего не понимают? А если бы они проиграли еще больше денег? Да они бы потеряли компанию, а мы бы узнали об этом только после появления судебных приставов! Ненормальные, честное слово, ненормальные!
С другой стороны, я испытал огромное облегчение оттого, что не сбылись худшие мои страхи. «Зималетто» всё еще на плаву, и через пару дней я смогу забрать свой капитал и распрощаться с этим сборищем горе-управленцев.
И последнее, что было над всеми остальными чувствами и соображениями, вырвалось на поверхность радужным легким мыльным пузырем: Рома рассказал мне всё! Он больше не верный вассал Жданова. И я теперь знаю, что могу доверять ему. Всё будет хорошо, всё будет просто отлично.
Я не мог – и не хотел – скрыть улыбку, которая сама собой расплылась на моем лице.
- Ты рад? – спросил Роман неуверенно. – Или ты затеял что-то страшное?..
- Спасибо, - сказал я от души. – Спасибо, что поделился со мной. Вот видишь, когда со мной по-хорошему, я не кусаюсь, - я сжал его запястье. Я был готов и обниматься, но это было не в моем стиле.
- Да, - сказал Роман хрипло, - я вижу. Кхм! – он демонстративно кашлянул и объяснил: - Всё ещё в горле першит. Так что ты теперь намерен делать?
- Ты в курсе, что я забираю свою долю из «Зималетто»?
Роман кивнул. Странное у него было выражение лица, словно он одновременно испытывал противоречивые чувства, как я минуту назад. Я продолжил:
- Я официально объявлю об этом на Совете. Раз в компании всё в порядке с финансами, Андрюша выделит мне мои деньги, и я больше не буду вмешиваться в ваши внутренние дела!
- Ты… - Рома помедлил. - …уверен, что хочешь забрать свою долю? Всё-таки это ваша семейная фирма и всё такое… Может, ты хотя бы подождешь?
- Чего, у моря погоды? У меня есть другой проект, сроки поджимают. Я уже решил, Ромочка, я забираю деньги – и привет!
Он согласно покачал головой.
- Ну ладно! – Роман неожиданно сел и шлепнул ладонями по коленям. – Пора нам собираться, а, Саш? Третий час уже.
Я посмотрел на часы. И правда, пора было заканчивать этот не лишенный приятности вечер.
- Да, - сказал я. – Придется пойти против принципов и порыться в чужом белье.
Рома усмехнулся и похлопал меня по икре.
«А ведь хорошо вышло?» – промелькнул в голове обрывок мысли. Он относился и к тому, что я завел разговор о «Зималетто», и что мы оказались в Викиной квартире, и к тому, что мы провели вечер с приключениями, и даже к тому, что Вика оказалась беременна и у нас с Малиновским совершенно случайно образовался клуб, или даже свое тайное общество. Общество анонимных отцов.
-
-
06.03.2011 в 15:10в которой у меня открываются глаза
С утра ко мне в кабинет наведался Ярослав. Накануне, до нашей слежки за Зорькиным, я дал ему поручение разузнать побольше о «НикаМоде». Ярослав принес мне учредительные документы, в которых хозяйкой фирмы значилась Пушкарева. Что ж, это только подтверждало то, что ночью рассказал мне Роман: Жданов доверил своей помощнице операцию по вытаскиванию «Зималетто» из финансовой ямы. Ничего нового, ничего интересного.
Если раньше я хотел при всех, прежде всего при Павле Олеговиче, бросить Андрюше в лицо добытую информацию, то теперь это потеряло всякий смысл. Жданов уже наверняка знает от Ромы, что я в курсе всех их дел, и успел морально подготовиться. Чего я добьюсь, если заставлю его во всем сознаться? Ну, Павел пожурит его немного за авантюризм, Маргарита похвалит за решительность, Кире будет всё равно, она прощает своему ненаглядному гораздо большие грехи. Я, конечно, спрошу с Андрея реальный отчет о положении «Зималетто», но после Совета директоров, тет-а-тет, и заодно выскажу ему всё, что думаю о его глупости и недальновидности. Этого будет достаточно.
Настроение у меня со вчерашнего вечера было благожелательное, и мне не хотелось портить его планированием обличительной речи Жданову. Андрюша сам себя наказал: Малиновский больше не предан ему безоговорочно, как раньше.
Я откинулся в кресле и положил ноги на стол. До совещания оставалось достаточно времени, а работать мне было откровенно лень. Мысли мои плавно перетекли от «Зималетто» и Жданова к вчерашнему разговору с Малиновским, а следом и к нему самому. Как он сказал «Не брошу я тебя» и своим дыханием коснулся моей кожи. Я повторял эти слова в уме снова и снова, будто перематывал пленку, и с каждым разом они звучали всё заманчивее, как обещание чего-то. И еще он сказал «Всё наладится». Я никогда не верил утешениям вроде «Всё будет хорошо», но сейчас я чувствовал – я знал – что плохого со мной случиться не может. Просто не может, и всё тут. Как может что-то пойти вкривь, когда у меня внутри такой праздник? Я мысленно перебирал те мелочи, которые запечатлелись у меня в памяти со вчерашнего дня: как Рома жалостливо делал брови домиком, говоря «Я хочу есть»; как он в азартном порыве закусывал губу, когда мы неслись за Зорькиным с Викой; как он зевал, когда я вез его домой, и как на пару мгновений уткнулся лбом мне в плечо со словами: «Брось меня здесь, я никуда не пойду», а я будил его…
Я поймал себя на том, что таращусь в противоположный угол кабинета, а на губах у меня блуждает беспричинная улыбка.
Я появился в «Зималетто», когда вся компания уже собралась за круглым столом в конференц-зале.
- Саша, ну наконец-то, мы все тебя заждались! – щебетала Маргарита, пока я пожимал руки присутствующим. – Где ты был вчера?
Ах да, вчера я должен был участвовать в маленьком семейном ужине с Павлом, Марго, Кирой и Андреем, но за расследованием совсем забыл о нем. Недаром утром я обнаружил на автоответчике гневное сообщение от Киры.
- Прошу прощения, дела, - сказал я. – Никак не мог вырваться.
Малиновский встретил мою реплику заговорщической улыбкой; мы переглянулись, и я занял место рядом с ним.
- Дела! – воскликнул Милко таким тоном, будто не верил ни единому моему слову. – Я вам расскАжу, какие у них с Ромио дЕла! - Он подался вперед: - ВчЕра эти двое мУжланов устроили покУшение на Вику! Они её чуть не Убили, и Она тЕперь в бОльнице!
- Милко, что ты городишь? – сказал Рома небрежно. – Какое покушение?
Маргарита схватилась за сердце:
- Что случилось?
Кира смерила меня укоризненным взглядом. Похоже, в «Зималетто» все были уже в курсе вчерашних событий.
- Вы же ещё нЕ знаете! – продолжал Милко. Вид у него был отвратительно довольный. – Ромио с Алексом сделАли Викусе рЕбенка, а тЕперь бегАют от неё, чтобы не отвЕчать!
Рома кашлянул и принялся увлеченно изучать ножки стола. Я тоже был не в восторге от того, что вопрос, касающийся только нас троих: Романа, Вики и меня – выносят на всеобщее обсуждение, да еще в свойственной Милко бестактной манере.
- Милко, - сказал я, - уйми свою фантазию.
- Мою фАнтазию?! – возмутился он. – Я нЕ знаю, чЕго вы нафантАзировали с Викусей…
- Перестаньте, - одним коротким жестом прервал его Павел Олегович. – О чём идет речь?
- Дело в том, - начал было Малиновский, - что…
- Понимаешь, па, - сказал Андрей, не обращая внимания на Рому, - наша Викуся беременна либо от Александра, либо от Романа, и они никак не могут выяснить, кто же отец.
Жданов произнес это с радостью Мальчиша-плохиша, закладывающего своих. И опять он переврал факты! Если бы я мог испепелить его взглядом, я бы это сделал. Малиновский после слов Андрея сделал протестующий жест, но тут же снова принялся ковырять стол с видом полной покорности судьбе.
- Андрюша, не говори о том, чего не знаешь, за умного сойдешь, - посоветовал я. – Мы с Романом ничего не выясняем, всё решит тест. И от ребенка тоже никто не отказывается.
Малиновский молча покивал в такт моим словам.
- Как, Саша?! - всплеснула руками Маргарита. - И ты ничего нам не сказал? Кирюша? - она повернулась к Кире и схватила ее за руку: - Ну расскажите же мне всё!
Я потер висок. Маргарита, конечно, прекрасный человек, но сколько же от нее шума и ненужной суеты! Кажется, к концу эпопеи с беременностью я возненавижу всех женщин. Неужели нельзя спокойно и адекватно реагировать на слово «ребенок»?
- Нечего еще рассказывать, - сказал я. - Насколько я знаю, мы собрались поговорить о делах? - я с надеждой посмотрел на Павла, потому что только ему обычно было по силам прервать эмоциональные излияния своей супруги.
- Саша, ну о каких делах может быть речь? - со слащавым возмущением произнесла Маргарита. - О делах мы поговорим завтра, на Совете. Лучше скажи мне, когда радостное событие?
- Радостное событие? - не понял я.
- Когда родится ребенок, - шепотом перевел для меня Малиновский.
- А, - сказал я. Опять эта чертова математика. - Рома? Ты считал вчера?
- Мда, - Роман в затруднении потер лоб. - Сейчас... - он начал загибать пальцы: - Октябрь, ноябрь...
- Предварительную дату поставили на 30 июня, - сказала Кира. - Мальчики, вы хоть чем-нибудь интересуетесь?
В ее голосе было такое разочарование нашими способностями к отцовству, что я почувствовал себя неуютно.
- Мы... э-э, да, конечно... - промямлил Малиновский. - Я был сегодня у Вики, она прекрасно себя чувствует, передает всем привет...
- Всё под контролем, - сказал я.
- Да уж, - со скептической улыбкой сказал Милко. Он развалился на стуле и раздражающе покачивал ногой. - А что вы вчЕра...
- Я предлагаю закончить обсуждение бурной личной жизни Александра и Романа, - наконец пришел к нам на помощь Павел Олегович. - Андрей, как обстоят дела с показом?
Жданов начал бодро отчитываться о том, как замечательно он справился с подготовкой. Роман же наклонился к моему уху и стал рассказывать о более интересных вещах:
- ...представляешь, мы с тобой забыли взять самое главное: Викину косметичку. Естественно, она устроила мне разнос, но это не главное... Ты когда-нибудь видел Клочкову а-ля натюрель, без макияжа? Вот, а я видел... Слушай, Саш, съезди к ней, это того стоит. Нет, она не то чтобы страшная... просто я еле узнал, с непривычки. Честно! Она...
- Кхм! - услышал я негодующий кашель Андрея. Оказывается, на нас уже какое-то время смотрели. - Может, мне выйти, чтобы не мешать вам общаться? - спросил Жданов с иронией, но глаза его метали молнии.
- Нет, что ты! Ты нам совсем не мешаешь, - ответил я с улыбкой. Рома сел прямо и нервно одернул пиджак:
- Да-да, я весь внимание.
Андрей еще раз смерил нас сердитым взглядом и продолжил:
- ...будут представители от ведущих модных журналов. Не беспокойся, па, всё пройдет на высшем уровне!..
-
-
06.03.2011 в 15:10Из толпы вынырнула Кира. Я еще издалека заметил, что с ней что-то не так, а когда она подошла ко мне и поздоровалась, чмокнув в щеку, стало ясно, что она пьяна.
- Ну как тебе, братик? - Кира обвела зал рукой, в которой держала бокал с шампанским. Жесты у нее были чересчур размашистые и неверные.
- Замечательно, - сказал я.
- Тебе правда нравится? - язык у неё заплетался. Я когда-то видел свою сестру пьяной, во времена её бурной юности, но не на официальном же показе «Зималетто»!
- Да, Кирюша, всё отлично, - я взял её под руку, чтобы со стороны не было слишком заметно, что она нетвердо стоит на ногах. Кира повисла на мне мешком.
- Саш, я устала... - сказала она капризно. Но когда мимо проходил официант с подносом, тут же ожила, залпом допила шампанское и взяла новый бокал.
- Что случилось? - спросил я.
- Всё прекрасно! - Кира неловко взмахнула бокалом, расплескав часть шампанского себе на руку. - Всё просто... - она сделал большой глоток, - …просто чудесно!
Голос у неё был хриплый; и, может быть, из-за неровного освещения я впервые заметил черные круги под глазами. Я не сомневался, из-за кого она пьет. Андрюша! Опять морочит моей сестре голову... Судя по тому, сколько моделек вилось вокруг него, у него был огромный выбор, с кем провести сегодняшнюю ночь. И уж явно не с Кирой! Я надеялся, что после Совета, когда я заберу свою долю из «Зималетто», у Андрея отпадет необходимость в Кириной поддержке и он оставит её в покое. А если не оставит, придется ещё раз намекнуть ему на это. Ну а Кира — поплачет и поймет, что без Жданова ей гораздо лучше.
- Сестренка, ехала бы ты домой, - сказал я как можно мягче, чтобы не вызвать у неё приступ пьяного упрямства.
Кира стеклянными глазами посмотрела в бокал, залпом опрокинула его и сказала неожиданно ясным голосом: - Да, я сейчас поеду...
- Надеюсь, ты не сядешь за руль?.. - уточнил я на всякий случай.
- Нет, я возьму такси. Не беспокойся, - она улыбнулась, вручила пробегавшему мимо официанту бокал и чмокнула меня в щеку: - Пока, братик.
На следующий день первой, кого я встретил в «Зималетто», была Кира. На лице у неё были явные следы вчерашнего злоупотребления, да и настроение не из лучших. Мне очень хотелось прокомментировать её бледный вид, но я сделал над собой усилие и сдержался: не стоило начинать столь прекрасный день со склок.
Я чувствовал себя отлично: скоро, очень скоро я распрощаюсь с Андреем и его командой, и у меня больше не будет болеть голова о том, как они распоряжаются моими деньгами. Я буду сам себе хозяином, не связанным ни семейными, ни финансовыми обязательствами.
- Привет, Саш, - бесцветным голосом поприветствовала меня Кира. - Ты тоже опаздываешь?
- А кто еще опаздывает?
- Ну, Кристина — само собой. А Пушкарева всё ещё возится с отчетом. Она никогда ничего не делает вовремя! - от слов Киры пахнуло такой ненавистью, что я даже удивился. Сколько же подковёрных интриг прошло мимо меня? Я не был в курсе, что Ждановская помощница успела заслужить не просто неприязнь, но и ненависть моей сестрицы. - Иди в конференц-зал, я сейчас, - сказала она, глядя сквозь меня, а затем развернулась и пошла в сторону своего кабинета. Я решил не задавать вопросов, но у меня появилось неприятное предчувствие, что Совет пройдет не так гладко, как я рассчитывал.
В конференц-зале с виду всё было спокойно. Милко развлекал присутствующих рассказом о собственном величии, ему внимали с рассеянными вежливыми улыбками. Но когда я дошел до своего места и опустился на стул рядом с Малиновским, я начал чувствовать, что в воздухе повисло напряжение. Андрей нервно поглядывал на часы и на дверь; у Романа на лице еле заметными тенями сменялись разные чувства, словно он тщетно пытался скрыть своё замешательство.
- Что-то не так? - спросил я Романа, склонившись к его уху. Он вздрогнул и помотал головой:
- Нет, нет, всё по плану, - еле слышно, одними губами, ответил он.
- Да? - переспросил я. Рома посмотрел на меня, открыл было рот, потом виновато оглядел собрание и быстро, неразборчиво прошептал мне на ухо:
- Кира с Андреем с утра поссорились. Пушкарева задержала отчет...
- Почему? - прервал я.
Малиновский смутился:
- Долго объяснять, потом скажу. Андрей поцапался с Пушкаревой, поэтому все на взводе. Обычная рабочая обстановка, - вяло пошутил он.
- Я вижу, - я откинулся на спинку стула. Что ж, если дело в их личных разборках, то сейчас это неважно. После Совета я потребую от Малиновского более подробных объяснений.
В конференц-зал влетела Кира с каменным выражением лица, а следом за ней вползла Пушкарева, балансируя со стопкой черных папок в руках. Она стала раскладывать — вернее, швырять — на стол папки с отчетом. Андрей потерянно улыбался в её сторону, как будто это Катя была президентом, а он — заискивающим кандидатом на должность младшего помощника уборщика. Пушкарева закончила раскладывать отчет и села за дальний ото всех конец стола, сцепив руки в замок и насупившись. Любопытно, что же произошло? После Совета мне определенно понадобятся объяснения Малиновского.
- А вот и отчет! - с неловкой радостью провозгласил Андрей. - Я думаю, мы уже достаточно задержались, поэтому предлагаю сразу приступить к его изучению.
Зашуршали страницы, все погрузились в чтение. Я открыл свою копию. Так, расходы на новую коллекцию, прибыль... Ничего не понимаю. Я зажмурился.
Малиновский рядом со мной завозился. Я глянул на него, и он тотчас отвел глаза и уткнулся в свой отчет.
Я начал читать с начала. Расходы... Долги по кредитам... Долги «НикаМоде»... Откуда такая сумма? «Зималетто» по уши в долгах... «Зималетто» в залоге у «НикаМоды». «Зималетто». Принадлежит. Пушкаревой. Не может быть, ошибка…
Нет, это не ошибка. Я поверил сразу. Этот отчет — настоящий. Мы все принадлежим Пушкаревой.
Я идиот, какой я идиот! Во мне поднималась горячая волна, схватила легкие, сжала горло. Рома врал мне в глаза, а я верил. Где был мой рассудок? Как я мог поверить? Он смотрел мне в глаза и врал, врал, ради Жданова, чтобы выгородить своего драгоценного Жданова. Я потянул узел галстука. Смеялся со мной, говорил мне... говорил мне «Всё хорошо», а я уши развесил, идиот, кретин! Размечтался, полетел, куда? Куда тебе лететь, Воропаев? Никогда никому не верил, всё проверял, а тут — на тебе урок от жизни! Поверил — получай! Щеки у меня горели. Мне было стыдно за себя. Они ведь сидели — Жданов с Малиновским — и радовались, как удачно у них всё получилось. Смеялись надо мной. Нашли у меня верёвочки, за которые можно подергать, как марионетку, а я и не замечу, не пойму, что меня обманули. Рома, скотина, за что? Мог бы промолчать, я бы сам всё узнал, мне бы не было сейчас так...
Малиновский задел меня локтем; он потянулся к бутылке с водой, стоящей на столе. У меня внутри всё взметнулось. Убил бы сейчас; были бы одни — убил бы, бросил бы на стол и бил затылком о дерево, пока ты не перестал просить о пощаде!
Он наткнулся на мой взгляд. Вздрогнул, замер с бутылкой в руке, медленно покачал головой. Не знаю, что он хотел сказать. Меня передернуло. Я отвернулся. Раз, два, три... успокойся... четыре, пять, шесть... Пальцы, которыми я вцепился в папку, разжались. Семь, восемь, девять... На бумаге остались заломы от моих рук.
- Андрей, откуда эти цифры? - спросил Павел Олегович ровным, без интонаций, голосом.
- Секундочку внимания! – Андрей вскочил с места и засуетился. - П-произошла техническая ошибка! Это не тот отчет! Катя, принесите настоящий отчет, что же вы сидите!
- Никакой ошибки нет, - сухо и твердо ответила Пушкарева. – Я принесла то, что должна была принести.
- Что это, Андрюша? – воскликнула Марго.
- Я… я сейчас всё объясню. Это недоразумение, - Жданов мельтешил, говорил путано. Мне было противно его слушать.
- Какой кошмар! – повторяла Маргарита, как заведенная истеричная кукла.
Мне до тошноты не хотелось смотреть на него, но я поднял голову. Иначе мой взгляд раз за разом возвращался к побелевшим костяшкам пальцев Малиновского, которыми он стиснул бутылку. Я физически ощущал, как он боится. Боится за своё место, за свою зарплату с бонусами и процентами... Лучше уж наблюдать за агонией Жданова.
- Ты заложил «Зималетто»? – с расстановкой спросил Павел Олегович. – Компания заложена, а члены Совета даже не знают об этом?
Жданов сглатывал и ниже опускал голову; глаза его воровато бегали.
- Я слушаю, Андрей! – Павел буквально на полтона повысил голос, а Андрюша уже вздрогнул, как от удара. Я почувствовал мстительную радость. Так, так тебе, партнер! Я должен был высказать, иначе меня бы разорвало от напряжения.
- Я объясню! – я старался не кричать и говорить четко и логично: - Как мне известно, всеми любимый Андрей Жданов заложил «Зималетто» одной очень сомнительной фирме под названием «НикаМода», - я сделал паузу. В наступившей театральной тишине я слышал, как слева от меня быстро и отрывисто дышит Малиновский, и как негромко грустит пластик бутылки под его пальцами. Мне хотелось зажать левое ухо ладонью, сделать вид, что его нет здесь, чтобы быть в состоянии говорить дальше холодно и спокойно. Я перевел дух: - Компания «НикаМода», владелицей которой является небезызвестная вам Екатерина Пушкарева.
-
-
06.03.2011 в 15:11- Что?
- Паша, тебе плохо? Воды!
- Воды!
- Может, лекарство?
- Андрей, объясни!
- «НикаМода»? Что за «НикаМода»?
- Что происходит?
- Андрей, да не молчи же ты! Скажи, наконец, что-нибудь!
Я подождал, пока все накричатся и продолжил: - Ты врал всем: Кире, акционерам, ты врал даже собственному отцу… - я смотрел только на Жданова, но больше всего я хотел повернуться к Роману и проорать ему в лицо: «И мне! Ты врал мне!»
- Саша, - еле слышно сказал Малиновский.
Я не сдержался:
- Тебе я потом скажу!.. – я осекся; хватит с меня истерик: – …кто ты такой, - закончил я шепотом, чтобы не сорваться на крик.
- Ты ничего не знаешь! – Жданов в своем репертуаре. – Если бы ты знал, если бы ты потрудился понять!..
- Нечего здесь понимать, - мне огромного труда стоило сохранять внешнее спокойствие. – Ты разорил такую огромную компанию за такой короткий срок, жалкий, бездарный неудачник! – после каждого слова я представлял, как вбиваю осиновый кол в гроб Жданова, и мне становилось легче.
- Перестаньте! – оборвал нас Павел Олегович. – Андрей, ответь мне на один вопрос: ты потерял «Зималетто»?
Андрей наконец-то сел на место, будто у него кончился завод:
- Нет. Не потерял. Но в настоящий момент компания принадлежит Екатерине Пушкаревой. Но только формально! – тут же стал по новой оправдываться он. – Она сразу вернет её, если…
- Андрей, как ты мог? - очнулась Кира, которая до сих пор сидела, уставившись в гладкую поверхность стола и зажав рот ладонью. - Как ты мог?..
Полился новый поток упреков и обвинений. Кира с надрывом говорила, Жданов неуклюже выгораживал свою мышь серую. Я смотрел на них, но в слова не вникал. Роман облокотился о стол и ладони поднес к лицу, словно защищаясь от происходящего.
- Кира, не надо истерик, - резко прервал её Павел. - Я поверить не могу, Андрей, ты уничтожил компанию, которую две семьи создавали многие годы...
- Нет, - Андрей вскочил. - Ничего не потеряно. Мы разработали план, по которому «Зималетто» сможет выплатить долги уже через полгода. Нам нужно время, и мы выведем компанию из кризиса! - он всё больше воодушевлялся собственными словами. - Катя взяла для «Зималетто» большой кредит в банке «Ллойд-Моррис», с этими деньгами мы...
Ну чисто революционер на баррикадах! - думал я. Сначала рубит с плеча, рушит всё созданное другими, а потом пытается с наскока решить свалившиеся проблемы, выехать на голом энтузиазме, без знаний, без опыта, без понимания ситуации!
- Андрей Палыч прав! - Пушкарева тоже вскочила. - Если вы посмотрите на графики в отчете, вы увидите, что уже через полгода...
Бла-бла-бла, что за идиотизм! Я уже не пытался понять, что происходит между горе-заговорщиками. Сначала Пушкарева идёт ради своего шефа на преступление — подделку документов, потом подставляет, а теперь снова выгораживает.
- ...при правильном руководстве компанию можно вывести из кризиса, - вещала Катерина, от волнения перебирая пальцами по столу.
- И кто же поведет «Зималетто» к светлому будущему? - мне надоело их переливание из пустого в порожнее. - Кто?! Может быть, вы?
- Нет, - Пушкарева опустила голову и принялась общаться со стаканом, стоявшим перед ней: - В своих папках вы найдете, во-первых, доверенность на управление компанией «НикаМода» на имя Жданова Андрея Павловича, а во-вторых, моё заявление об уходе по собственному желанию. Работа в «Зималетто» не принесла мне ничего, кроме разочарования.
Ути-пути, бедненькая! - я едва сдержался, чтобы не съязвить. Захапала компанию, а теперь строит из себя невинную овечку!
Павел открыл свою папку и достал заявление, о котором говорила Пушкарева:
- Мы принимаем ваше увольнение.
Она тут же рванулась к двери.
- Но собрание ещё не окончено, - остановил её Павел. Он помолчал, затем сказал сухим, деловым тоном: - Деятельность президента компании привела к тому, что «Зималетто» оказалось на грани банкротства. Поэтому я считаю и думаю, что все со мной согласятся, что Андрея Жданова необходимо отстранить от руководства компанией.
Андрей не стал протестовать, даже не пошевелился. Все молчали.
- Теперь я могу идти? - спросила, почти выкрикнула, Пушкарева. Павел Олегович кивнул, и она бросилась за дверь.
- Надеюсь, мы вас больше никогда не увидим! - вслед ей ядовито сказала Кира. В этом я был полностью согласен с сестрой.
Жданов вдруг сбросил с себя оцепенение. Он оглядел всех, будто видел в первый раз:
- Я... я на минуточку... - и он выбежал вслед за Пушкаревой.
В собрании наступил непредвиденный перерыв. Маргарита стала что-то тихо говорить Кире, гладя её по руке, Милко потягивал сок через трубочку с видом оскорбленного художника, Урядов по правую руку от меня сидел в замешательстве, не зная, чью сторону ему принять в разыгравшемся противостоянии, Павел перелистывал папку с отчетом, но взгляд у него был отсутствующий. Малиновский поерзал на стуле, кашлянул, потер висок с нерешительным видом:
- Я... тоже... выйду... - он скованно указал на дверь. Никто не обратил на него внимания. Он поднялся со стула и медленно пошел к выходу, словно не уверен был, имеет ли он на это право.
Я сидел, призывая на помощь всё своё самообладание. Мне удалось успокоиться. Но стоило вспомнить, как еще утром я глупо надеялся, и на меня снова накатывало отвращение к самому себе. Выставил себя дураком. На посмешище. Не думай об этом, убеждал я себя. Но это было так же легко, как не думать о белой обезьяне. Картины возвращались и возвращались. Я видел себя со стороны: вот я, открыв рот, слушаю сказку Малиновского о Зорькине и «Зималетто», вот я покупаю ему бутерброды в «Ришелье». Подумать только, я доставал ему бутерброды, как какой-то мальчик на побегушках, и у меня даже подозрения не возникло, что он издевается надо мной!
Я схватил отчет, чтобы хоть чем-то отвлечься от разъедающих меня мыслей. Наши с Малиновским папки лежали рядом, одинаково черные, как обвинительный приговор. Что это? Я опустил свой отчет на стол и присмотрелся: из Ромкиной папки торчал уголок листа, исписанного от руки. Записка?.. Я подтянул папку к себе и открыл. Поверх отчета лежало два листа, скопированных с какой-то бумаги, написанной знакомым почерком... Ромкиным почерком. Любопытно. Я начал читать:
«Мой дорогой друг и президент!» - начиналась записка. Жданову? «Мой президент», какая мерзость. Он бы еще написал «мой повелитель»!
«Мой дорогой друг и президент!
Поскольку ты с детства страдаешь редкой формой склероза, я снова решил придти к тебе на помощь. Первую часть плана по укрощению нашего монстра ты уже выполнил, за что тебе от лица трудового коллектива огромное спасибо!»
Я читал всё быстрее. Кое-что стало проясняться.
«Здесь у тебя открытки, а также игрушки, шоколадки и куча всякой дряни, которую ты будешь кидать в железную пасть своей ненаглядной...»
Я вспомнил открытки со стишатами, Роман еще сказал тогда, что они для Вики. Я испытал странное облегчение от того, что заготовленные подарки принадлежали не Малиновскому. Он никого не пытался соблазнять ими.
«Почаще делай комплименты её внешности... Катя должна пребывать в уверенности, что она Мисс Вселенная... Вручишь ей зайца, открытку №1 и шоколадку... Потом скажешь, что вечером будешь занят, так как, сам понимаешь, Кира будет звонить тебе домой и проверять... Зарядишься небольшой порцией допинга, Жданов, не-боль-шой... и повезешь Пушкареву на сеанс любви, прости, Господи!.. Не забывай, что каждый день ты должен появляться в её каморке с презентами и открытками, как штык. Коварный Николай Зорькин жаждет нашей крови и ждет-не дождется, когда мы совершим ошибку. Тогда «Зималетто» уплывет к нему...
Жму твою мужественную руку,
твой верный оруженосец»
Вот оно что... Вот почему Пушкарева сдала Жданова: она прочла это сочинение. Жданов с Малиновским хотели контролировать её с помощью секса и подарков. Никогда бы не подумал, что они решатся на такое с Пушкаревой... Как просто с женщинами: конфеты, цветы, открытки с обещаниями...
О. Чёрт. Внутри у меня всё оледенело. Я хотел быть не здесь, далеко от самого себя, не чувствовать своего позора. Тебе даже конфет не досталось, Воропаев. «У-тю-тю, Сашенька, я буду рядом, я тебе помогу» - и я готов на всё ради того, чтобы не расстроить его, чтобы он продолжал улыбаться мне, а не Жданову. Кукловод чёртов, манипулятор!
Я откинул голову назад и посмотрел в потолок. У них почти получилось: обдурить Пушкареву, меня, Киру, всех. Ненавижу, понял я с холодной ясностью. Ненавижу!
Я сложил письмо вчетверо — руки у меня тряслись от тщательно сдерживаемой ярости — и убрал его в карман. Я поднялся — спокойно, совершенно спокойно. Важно не расплескать свою злость зря, не сорваться на кого-нибудь другого.
- Саша, куда ты? - спросила Марго.
- Я сейчас вернусь, - ответил я сквозь зубы.