We're all just stories in the end.
Апдейт от 03.06.2014: Продолжение в комментариях.
Апдейт от 30.05.2014: Вы не поверите: я решила продолжать писать "Общество анонимных отцов". Поскольку все уже знают, как я пишу, т.е. в год по чайной ложке, и выкладываюсь нерегулярно, вопрос: это кому-нибудь надо вообще?))) И выкладывать ли в процессе, или не бесить общественность?))
Голосовалка внизу.
***
Хы, сначала хотела писать слэш, потом передумала, некоторые моменты в тексте так и остались, но исправлять уже не стала)). Смешно теперь самой)).
Фандом: Не родись красивой
Название: Общество анонимных отцов
Автор: bbgon
О ком: Саша, Рома, Вика и ребенок, остальные обитатели "Зималетто"
О чем: Вика на самом деле беременна. Кто-то попал... POV Воропаева
Рейтинг: PG-13, про отношения, но не слэш!
Скачать одним файлом
осторожно, многобуквГлава первая,
которая приносит мне неожиданное открытие
Я, казалось, придумал идеальный вариант: Милан, солнце, модная столица Италии. Но Вика тянула с ответом, она не говорила ни да, ни нет, и я физически чувствовал, как истоньшаются мои нервы. Я стал пить больше кофе и больше курить - да так, что за неделю почувствовал все отрицательные последствия вредных привычек, о которых и не думал раньше. У меня стала болеть голова; я просыпался и засыпал с головной болью, и в сердце как-то неприятно закололо. Я читал журналы о детях. Каждая статья, в которой с гипнотической настойчивостью повторялось, что для будущей мамочки необходимо создавать наилучшие условия и что малышу требуется всё ваше время и силы, ложилась тяжким грузом на мои плечи. Мне стали являться кошмары наяву, в которых Вика, оборванная и в лохмотьях, грозила мне нашим ребенком и обещала отобрать у меня всё. Я забеспокоился о своем рассудке. Марина стала каждое утро интересоваться моим здоровьем, не спрашивая меня отменяла или переносила все не слишком важные встречи и однажды даже предложила мне успокоительное, "качественное и совершенно натуральное". Лекарство я взял.
Я звонил Вике каждый день и спрашивал, приняла ли она решение. Я давил на нее, как мог. Наконец, я назначил крайний срок - ближайший понедельник - и пригрозил, что если в этот день она не сядет на самолет до Милана, я отправлю ее в Гондурас. Вика только смеялась. Она была хозяйкой положения. Она могла в красках расписать мне, как ей плохо, как ее мучают тошнота и моё равнодушие, и я не спал полночи, покрываясь холодным потом от каждого скрипа или автомобильного сигнала на улице, принимая их за крик младенца. Что там, я даже начал сочувствовать ребенку - моему ребенку, в конце концов! - что ему приходится круглые сутки сожительствовать с Клочковой.
Я звонил Кире, чтобы узнать от стороннего наблюдателя, не собирается ли Вика увольняться из "Зималетто" и не пакует ли чемоданы. Повышенное внимание к Викиной беременности не могло не вызвать у моей сестры подозрения. Она всё чаще спрашивала о причинах моего интереса и её слова о том, что "отец отказывается признавать ребенка" звучали издевательским намеком.
Наконец, я решился задать главный вопрос:
- А... кто отец? - спросил я непринужденно. Вернее, я постарался спросить непринужденно, но в последнее время у меня плохо получалось контролировать свой голос.
- Малиновский, конечно. Ты разве не в курсе?
Я в прямом смысле не поверил своим ушам. Мне казалось, что вокруг меня снова сгустился один из снов наяву. Я больше ожидал услышать: "Ты отец, Саша! Хватит притворяться!"
- Что? - спросил я растерянно.
- Что тебя удивляет? - ответила Кира вопросом на вопрос. – Он, было, даже решил жениться на Вике, но потом протрезвел и передумал.
- Меня его любовные перипетии совершенно не интересуют, - отрезал я, взяв себя в руки. Мне бы хотелось выведать у Киры больше подробностей, но я не хотел навлекать на себя лишних подозрений.
- Конечно, братик, - съязвила Кира. - Целую, пока.
Она повесила трубку.
Внутри у меня всё кричало: "Не я, не я! Отец - Малиновский!" Я достал из шкафчика графин с коньяком и налил себе 50 грамм. Такую новость надо было отпраздновать! Я удобно расположился в кресле, закинув ноги на рабочий стол. Пусть теперь Малиновский отдувается, думал я злорадно. Не надо больше думать, как отослать Викусю в Милан, бояться, что кто-то узнает о наличии у меня внебрачного ребенка. Всё, нет никакого ребенка!
Теперь, когда страх перестал замораживать мой мозг, я сообразил, почему Вика тянула время: она выбирала одного из нас, того, кто предложит ей более выгодные условия. И очевидно, что свадьба с Малиновским прельщала ее куда больше, чем Милан, где ей придется хоть и в хороших условиях, но выкручиваться самой.
Проблема решилась наилучшим образом: я собирался немедленно позвонить Вике и послать ее подальше с ее необоснованными претензиями, ведь не я виновник ее беременности.
Стоп. А почему, собственно, не я? Меня бросило в жар. Я попытался высчитать в уме сроки и вероятности. Сдался. Схватил календарь со стола и стал лихорадочно соображать, когда у меня в последний раз был секс с Викой и через какое время можно определить беременность. С трудом я вспомнил, что секс с ней был месяца два назад. Или месяц? Когда это было? На каком сроке заметна беременность? Неделя, месяц, два - я понятия не имел.
Я вцепился в волосы и застонал. Как бы я ни хотел, как бы ни пересчитывал, ребенок мог быть моим. Впрочем... какое это имеет значение? Я поставлю ее перед фактом: ее беременность меня не касается, пусть окольцовывает Малиновского.
Я набрал номер Викиного мобильного. Она ответила слабым голосом. Ничего, недолго ей осталось изображать для меня умирающего лебедя!
- Меня тошнит, Воропаев, - пожаловалась она.
- Странно, Кира мне сказала, что ты съела на обед пару пирожных и прекрасно себя чувствовала, - я не торопился перейти к основной части нашей беседы.
- Потому что я больше ничего не могу есть! - истерически сказала она. - Ты опять собираешься мне угрожать? Это вредно для ребенка! Для твоего ребенка!
- Для моего? - неторопливо, с расстановкой сказал я. - Я-то думал, что ты собираешься замуж за Романа.
- Ну и что?! - тут же возмутилась она. - Отцом ребенка можешь быть ты!
- А могу и не быть. Поэтому, Викуся, чтобы не остаться ни с чем, тряси Малиновского, он не станет задавать неудобных вопросов. Ведь если окажется, что ребенок не мой, я заберу у тебя всё, и еще потребую компенсацию за моральный ущерб.
Я явственно представлял себе, как у неё на лице отражается трудная внутренняя борьба жадности с осторожностью.
- Соглашайся быстрее, Клочкова! - поторопил я её. - У тебя нет выбора.
Она посопела в трубку, обиженно хмыкнула и отключилась.
У нее действительно не было выбора, но я не спешил праздновать победу. Оставался момент неопределенности, который не давал мне покоя: что, если ребенок правда мой? Малиновский будет растить моего ребенка, даст ему свою фамилию и отчество. А я буду смотреть со стороны? Да, у меня не будет болеть голова из-за Вики. Вместо этого голова у меня будет болеть из-за того, что я позволил Малиновскому, этому раздолбаю, воспитывать моего сына.
Воображение у меня разыгралось. Я представлял себе, как Малиновский приходит с малышом в "Зималетто", все кидаются к нему с игрушками-погремушками и восклицаниями "Ути-пути, какой хорошенький!", а вижу, как ребенок похож на меня, и все это видят, и Малиновский понимает, как я его кинул... позор! Иметь незаконного ребенка неприлично, но если факт, что я от него отказался, получит огласку, это будет вдвое неприличнее, и я могу распрощаться со своей репутацией.
Я трясущимися руками выудил из коробки сигару, сунул ее в рот - и забыл закурить. Никто ничего не узнает, успокаивал я себя. Всё пройдет, и я буду вспоминать об этом, как о забавном происшествии.
Вечером ко мне домой пришла Кира. Нет, не пришла - ворвалась, чуть не расколошматив кнопку дверного звонка.
- Ну, знаешь, братец, - начала она прямо с порога, - я даже от тебя такого не ожидала!
Я похолодел. Среди моих прегрешений за последнее время было только одно, которое могло вывести ее из себя.
- Кирюша, рад тебя видеть! - с трудом улыбнулся я.
Она прошла мимо меня в квартиру.
- Саша, как ты мог так поступить с Викой? - спросила она, уставясь на меня ледяными глазами.
- С Викой? - я изобразил удивление. - А что с ней?
- Саша, хватит! - Кира была в ярости. - Вика беременна, о чём ты прекрасно знаешь!
- Не от меня, - быстро сказал я. - Я даже не стал с ней связываться. Я сразу понял, что с ней не стоит иметь дело...
Под Кириным взглядом мне становилось душно; я поправил и так расстегнутый ворот рубашки. Я никогда не мог ей врать.
- ...у меня с Викой? - я пожал плечами. - Да она не в моем вкусе!
- Саша, ты выглядишь жалко! Найди в себе силы признаться! Ты мужчина, ты должен отвечать за свои поступки!
Я больше не мог смотреть на нее и опустил глаза. А еще пару часов назад я убеждал себя, что никто не узнает, что можно расслабиться. Если мне и бывает стыдно, то только перед Кирой.
Она села в кресло.
- Мне сегодня пришлось час ее успокаивать! Почему ты угрожал Вике? Как ты смел? Она носит твоего ребенка! Саша! - призвала она меня к ответу.
- Малиновского... - возразил я.
- Что?
- Ребенок Малиновского, - сказал я громче.
- Откуда ты знаешь? - Кира отчитывала меня, это было страшно неприятно, но поделать я ничего не мог. - Вы оба хороши, но Рома хотя бы не угрожает беременной женщине!
- А что ты знаешь? Она меня шантажировала! - защищался я.
- Вике нужна поддержка! К кому она могла обратиться, как не к отцу своего ребенка? Она рассчитывала на помощь или хотя бы на понимание. Ей сейчас нужна забота, а не скандалы. А ты — ты хотел послать ее в Гондурас, а сегодня так и вовсе грозил отправить ее побираться!
- Я предложил ей Милан... - я искал все возможные факты, которые могли меня оправдать, - ...хорошую работу, деньги. Она не хочет! Она тянет время! Кира, пойми, мне не нужен этот ребенок, ты подумала о моей карьере?
- Саша, я была о тебе лучшего мнения, - холодно сказала Кира. - Я думала, ты ответственный, заботливый...
Это было несправедливо: я просто не обязан распространять свою заботу на кого попало.
- ...за ребенка отвечают двое, Саша, двое! - продолжала Кира.
- В данной ситуации - трое... - пробормотал я.
- Ты должен немедленно извиниться перед Викой! Неважно, кто отец, ты или Рома, вы оба обязаны заботиться о ней, пока малыш не появится на свет.
- Кира, я смотрю, ты всё за меня решила?
- Да, раз ты сам не способен на ответственные решения! - отрезала она.
Когда Кира ушла, я сначала сидел, возвращаясь в душевное равновесие после порки, которую она мне устроила. Всё, что сказала мне сестренка, было неприятно, тем более неприятно, что я чувствовал ее правоту. Разве не я сегодня думал, что позволить чужому человеку воспитывать моего ребенка – неправильно? Теперь путей к отступлению у меня не было: если знает Кира, о моем отцовстве узнают все. Я уже не смогу незаметно избавиться от Вики. Я вздохнул, осознав всю тяжесть своего положения. Раз так, нести эту тяжесть я буду не один.
Я набрал номер Малиновского. Он сидел дома в тоске и в печали: известие о беременности Клочковой на некоторое время отбило у него охоту к новым приключениям.
- Здравствуй, папаша, - поприветствовал я его.
На том конце провода раздался невнятный кашель. Прошло с минуту, пока Малиновский сипло ответил:
- Не шути так, Воропаев. Ты тоже знаешь?
- Я всё знаю, - сказал я многозначительно. – Я хочу поговорить с тобой о Клочковой. Поэтому советую оторвать свой зад от дивана и приехать ко мне. Это долгий разговор.
Он попробовал сопротивляться, мол, далеко, холодно и вообще «Воропаев, к чему такая срочность?», но я не стал его слушать. На всякий случай назвал адрес и повесил трубку.
Я ждал Малиновского долго и уже начал злиться: он что, не понимает, что Вика — прежде всего его головная боль? Я тут собираюсь предложить ему взаимовыгодный вариант решения его проблем, а он выкаблучивается. Наконец, Малиновский объявился.
- Ну, наконец-то! - сказал я. - Я уж думал, ты заблудился по дороге.
Роман посмотрел на меня, как мне показалось, издевательски:
- Я догадываюсь, почему ты меня вызвал, как на пожар. Что, тоже попал? Колбасит?
Мне захотелось прибить его, но я сдержался: пригодится еще.
- Проходи, располагайся, - сказал я. Я не хотел обсуждать с ним столь щекотливую тему, но выхода не было.
- Не тяни, Воропаев, - поторопил меня Роман. - Неужели наша Викуля и тебя успела припереть к стенке?
- Я тоже могу быть отцом, - признался я.
Малиновский чуть не зааплодировал.
- Йес! Мои ставки упали на 50 процентов. Слушай, ты не в курсе, - с любопытством спросил он, - может, есть и другие кандидаты?
- Не в курсе, - отрезал я. Мне было неприятно наблюдать за его радостью, ведь еще недавно я был так близок к желанной свободе.
- Теперь ты понимаешь, что безопасность в сексе превыше всего? - провозгласил он. Малиновский, видимо, решил, что мое участие в вопросе снимает с него все обязательства, и расслабился.
- Малиновский! Я не собираюсь один разбираться с Клочковой, - спустил я его с небес на землю. - Раз так получилось, мы будем решать проблемы вместе. Поровну, Малиновский, ты меня понял? - я приблизился к нему и заглянул в глаза.
- Боже, Воропаев, к чему пафос? - Малиновский отвернулся и плюхнулся на диван. - Ну, будет ребенок. Не устраивай трагедию на пустом месте.
Он злил меня; ему приходилось объяснять элементарные вещи.
- Для тебя не трагедия. А мне этот ребенок, - слово настолько набило оскомину за день, что меня перекосило, как от целого лимона, - может разрушить репутацию. Карьеру. Мою жизнь. Мне не нужные лишние случайности, поэтому ты будешь делать то, что я скажу.
- Гамлет. Чистый Гамлет, - Роман выудил из вазы на столе яблоко и, комфортно расположившись, откусил кусок. - Сделай глубокий вдох, Саш. Теперь медленно выдохни, - он изобразил, что я должен сделать.
- Малиновский! - прикрикнул я на него. - Слушай меня внимательно. Я хочу, чтобы как можно меньше людей знало о том, что я причастен к этой истории. Если ты будешь болтать направо и налево, я устрою тебе такие неприятности...
Роман жевал яблоко, глядя на меня, как на обезьянку в цирке.
- Ты понял? - спросил я с нажимом.
- Понял, понял, давай дальше, - Малиновский помахал рукой с яблоком, мол, проматывай.
Я даже не буду описывать, как я ненавидел его в тот момент. Я расписываю ему его жизнь на ближайшие девять месяцев, а он развлекается!
- Второе, - продолжил я, - общаться с Клочковой будешь ты. Ты и так видишь ее каждый день, а я не собираюсь зря мотать себе нервы. Если ей будут нужны деньги, на врачей или еще что, я готов заплатить. Но общаться с ней будешь ты.
- Ну-ну, - сказал Роман. Его тон мне не понравился.
- Последнее, - сказал я, - когда ребенок родится, мы сделаем тест на отцовство.
- …и выясним, кому из нас не повезло, - закончил он.
- Тебе всё ясно?
- Да, - понятливо ответил Малиновский. - Я не согласен.
- Что?! - возмутился я.
- Я не согласен, - легко, будто речь шла о выборе закуски в баре, сказал он. - Получается, я должен ее ублажать, а ты будешь только бабки отстегивать? Деньги и у меня есть.
На мой взгляд, разделение обязанностей было справедливым.
- Что тебе не нравится?
- Ты тут распинался, что от этого ребенка зависит вся твоя жизнь. Так вот, я хочу, - мне показалось, что он передразнил меня, - чтобы мы поровну — это тоже твои слова — в нем участвовали.
Я и не подозревал, что Малиновский может быть столь неприятен. Никогда не подозревал в нем ослиного упрямства.
- Ты тоже будешь общаться с Викой, - злорадно сказал он. - Мы оба будем заботиться о матери нашего будущего ребенка. Одного из нас, - поправился он. - Понятно?
Еще несколько месяцев тесных контактов с Клочковой меня доконают, я и так плохо себя чувствовал с известия о беременности.
- Нет, Малиновский, даже не рассчитывай.
- А Воропаев бросил своего ребенка, как не стыдно! - сказал Роман в пространство с интонацией школьного ябеды. - Тебе не стыдно, Воропаев? - спросил он меня.
Мне не было стыдно перед Малиновским, но мысль, что Кира снова будет читать мне нотации, оптимизма не внушала. А ведь потом узнают и остальные... Будут шептаться у меня за спиной, распускать сплетни, обсуждать за глаза. Между лопаток у меня побежали мурашки. Я потер пальцами виски, это помогает мне думать. Что хуже: свихнуться от Викиных капризов или испортить репутацию?
- Деньги тоже пополам, - сказал я, оставив последнее слово за собой.
Роман не посмел спорить:
- По рукам.
Мы сели обсуждать финансовую часть. Сошлись на том, что будем оплачивать Клочковой квартиру и сами выберем врача, который будет ее наблюдать. Выкупать ее Мерседес у банка я наотрез отказался: будущей маме вредно ездить в открытом автомобиле. Я предложил выдавать Вике деньги на жизнь согласно чекам, по которым она будет отчитываться каждый месяц. Малиновский странно посмотрел на меня и сказал, что заставит меня лично считать, сколько литров сока Клочкова выпивает за месяц и сколько тратит на прокладки. От идеи пришлось отказаться, а жаль. Договорились о фиксированной сумме на повседневные расходы.
Малиновский отбросил ручку и потянулся.
- Казначеем будешь ты, - сказал он. - И не жлобься, Саша, это же твой ребенок.
- Твой, - поправил я его.
Малиновский поежился:
- Не каркай.
- Ты сколько раз с ней спал? - спросил я. Во мне взыграла жажда справедливости.
- Я что, считал? - он пожал плечами и посмотрел на меня с неприязнью: - А у тебя-то точно всё записано.
- Значит, много? А я — всего несколько раз. У тебя шансов больше! - довольно заключил я.
- Я предохранялся! - тут же возразил он, как будто его слова что-то могли изменить.
- Я тоже! - сказал я.
Мы замолчали. Роман скрестил руки на груди и небрежно разглядывал листок с расчетами, лежавший на столе. Я закурил. По-видимому, нас обоих посетила одна и та же мысль, и мы ее усердно обдумывали.
- Кто-то третий? - наконец сказал я.
- Не знаю, - сказал Малиновский. - Есть предположения?
- Нет, но можно выяснить.
Мы посмотрели друг на друга, объединенные общим возмущением обманутых любовников. Я почувствовал душевный подъем: ну, если выяснится, что у Вики был кто-то еще, настоящий отец ребенка, ей не поздоровится!
- Как? - спросил Роман.
- Для этого существуют профессионалы, - многозначительно ответил я.
- Расследование? – он оживился. - А я-то думал, ты сам собираешься этим заняться.
- Ты хочешь, чтобы я лично сидел в засаде у Викиного дома? - наивность Малиновского меня поражала.
- А что? - он заговорил таинственным шепотом: - Ночь. Улица. Фонарь. Ты, весь в черном, сидишь в кустах у дома Клочковой. В полевой бинокль ты наблюдаешь за ее окнами. Но что это? Свет гаснет, и через пару минут она выходит из дома, до самых глаз закутанная в красный шарф. К подъезду, свистя тормозами, подкатывает черное купе. Виктория исчезает в нем. Ты бросаешься к автомобилю, я втапливаю педаль газа, и мы мчимся по ночным улицам. Погоня, адреналин!..
Малиновский в лицах изображал свою миниатюру; я его не прерывал.
- ...и вот мы их настигаем! Вот он, момент истины! Кто же таинственный соперник?.. - он сделал драматическую паузу.
- Прекрасно, Малиновский. Но скакать по кустам я не готов, - сказал я. - Я всё устрою.
Он был немного разочарован:
- Скучный ты, Воропаев. Ладно, делай, как знаешь.
На том и порешили. Я отправил Малиновского домой. После разговора с ним я чувствовал себя намного лучше, чем утром: вопрос с Викой приобрел хоть какую-то ясность, и я снова был хозяином положения.
Глава вторая,
в которой я оказываюсь в шкуре доктора Ватсона
На следующий день я приехал в «Зималетто». Без лишних предисловий мы усадили Клочкову в кабинете Малиновского и огласили ей наше решение. Вика была деморализована: в ближайшие месяцы ей не светили ни Милан, ни свадьба, а только строжайший контроль своего здоровья, правильное питание и курсы будущих мам. Она немного утешилась, когда я выдал ей деньги на текущие расходы.
- И это всё?! – попробовала возмутиться она. – Да на это даже Пушкарева не проживет! Мне нужны витамины, мне нужно обновить свой гардероб! Я уже полгода в одном и том же!
- Не нужно, - отрезал я. – Через пару месяцев ты всё равно не сможешь носить модельные вещи, - я показал рукой живот. Вика надулась. Малиновский посмотрел на меня, достал из бумажника еще несколько купюр и отдал ей. Вика тут же ожила.
Что ж, хочет выполнять все её капризы – пусть выполняет, это его дело. Я не собирался отступать от своих решений.
Клочкова убежала; я не сомневался, что жаловаться Кире. Малиновский подошел ко мне вплотную и, понизив голос, хотя мы были одни, спросил:
- Ты нашел профессионала?
Ему нравилось играть в сыщиков.
- Да, - ответил я нормальным голосом. – Когда будут результаты, я тебе сообщу.
Утром я уже успел переговорить с детективным агентством. Меня уверили, что заниматься подобными делами им не впервой и, самое важное, гарантировали конфиденциальность. Посвящать Романа в подробности я не стал.
Вечером мне представили первый отчет по Викиному делу: не была, не имела, не замечена. Её контакты за день ограничивались пределами «Зималетто», Кирой, которая накормила её обедом, и продавцами бутика, из которого она вышла с несколькими пакетами. Последнее мне не понравилось, и я решил обязательно напомнить Вике, что такими темпами она скоро снова останется без средств к существованию.
На следующий день отчет был похож на предыдущий: никаких подозрительных мужчин на горизонте. Распечатка её звонков тоже ничего не дала. Вика звонила Кире, папе в Питер, снова Кире; ей звонили из банка с требованием выплатить кредитные взносы за машину. И на следующий день было то же. Видимо, кроме меня и Малиновского кандидатов на отцовство нет, вынужден был признать я.
А на следующий день мне позвонил Роман и возбужденным голосом сообщил:
- Есть! Приезжай к «Зималетто» к семи!
Объяснять что-либо он отказался, сказав, что я сам всё увижу.
В семь я подъехал к «Зималетто». Малиновский уже ждал меня на улице, подпрыгивая и грея уши руками: вечер выдался морозный.
- Где тебя носит, Воропаев! – приветствовал он меня. – Я весь закоченел.
Я посмотрел на часы:
- Ровно семь. Ну, что ты хотел мне показать?
- Пойдем, - он потянул меня за рукав.
- Пешком? – удивился я.
- Пойдем, здесь близко.
Мы вышли на набережную. С реки тянуло влажным холодным воздухом, и я тоже быстро замерз. Когда постоянно ездишь на автомобиле, отвыкаешь одеваться по погоде; оказывается, мое пальто продувалось всеми ветрами насквозь.
- Далеко еще? – спросил я, стараясь не стучать зубами.
- Пришли, - ответил Малиновский.
Мы стояли около обычного жилого дома. Первый этаж его был переоборудован под какое-то заведение, высокие окна были ярко освещены. Я подошел к одному из них и заглянул внутрь. Это был фитнес-клуб. Штук двадцать женщин разной толщины прыгали под слабо доносившуюся изнутри музыку. Я почувствовал раздражение.
- Малиновский, какого черта ты меня сюда притащил? Меня не привлекает вид перетянутых перезрелых красоток!
Малиновский фыркнул.
- Сюда, - он повел меня вдоль окон, заглядывая в каждое. – А, вот она! – воскликнул он негромко.
Здесь был тренажерный зал. Народу было немного, и я быстро заметил Вику. Она стояла в завлекательной позе, небрежно опершись о поручень беговой дорожки, и смеялась. Рядом с ней торчал какой-то тип в спортивных шортах, с загорелыми мускулистыми ногами, длинноволосый и с аккуратной бородкой, и тоже смеялся.
- Ну? – спросил Роман, наблюдая за моей реакцией. – Как тебе?
- Что это за?..
- Её тренер, - сказал Малиновский с улыбкой. – Они часто видятся. У них довольно близкие отношения, ты не находишь?
Я находил.
- Что будем делать дальше?
- Подождем, - сказал Малиновский. – Он часто провожает её до выхода. Потом задержим его и поговорим. Интересно, он знает о Викиной беременности?
- Поговорим… - сказал я задумчиво. Я думал о светлом будущем, которое вновь открывается передо мной, если мы нашли настоящего отца Викиного ребенка. Вместе с тем, его появление могло внести путаницу в наш с Малиновским стройный и взаимовыгодный договор.
Я поежился и сунул ладони подмышки, чтобы хоть немного согреться. Роман достал сигареты.
- Саш? – он протянул мне пачку.
Обычно я не курю сигарет, но выбора не было: сигары я с собой не ношу. Мы закурили. Стало немного теплее.
- Сколько она еще будет там торчать? – сказал я, начиная злиться.
Малиновский посмотрел в окно, я тоже. Вика всё трепалась с тарзаноподобным тренером. Я бросил окурок на заледеневший асфальт.
- Я пошел внутрь.
- Стой, ты всё испортишь! – драматическим шепотом воскликнул Малиновский. – Она не должна нас увидеть. Мы должны застать его врасплох, так чтобы сразу было понятно, если он врет!
- Малиновский, ты в детстве в казаки-разбойники не наигрался?
Мне были смешны его «шпионские» приёмы, но я остался. Минут через десять я стал опасаться, что как никогда близок к воспалению легких. Только я собирался снова возмутиться, Малиновский поднял руку, чтобы я молчал, и прислушался.
- Идут! – сказал он.
Я вдруг сообразил, что мы стоим на виду у самого крыльца, и это плохо соотносится с планом Малиновского застать тренера врасплох. Роман тоже это понял и потащил меня к дороге, к припаркованным автомобилям. Как назло, там были одни так называемые «женские» автомобильчики, спрятаться за которыми с моим ростом проблематично. Малиновский упал на корточки за желтым Матизом.
- Воропаев! – он дернул меня за полу пальто. Я сел рядом. Я чувствовал себя полным идиотом: сидим, играем в прятки с Клочковой. Видел бы меня сейчас министр! Но насладиться новым ощущением собственной неадекватности я не успел. Дверь клуба распахнулась, и на крыльце появилась Викуся, поддерживаемая за руку своим Тарзаном.
- Осторожней, Виктория, ступеньки скользкие, - предупредительно сказал он.
Малиновский подполз ближе к бамперу нашего укрытия и осторожно выглянул.
Вика что-то ответила, они посмеялись.
- До вторника! – сказал Тарзан. – Не забудьте про тренировку.
- Ну что вы, - кокетливо отозвалась Вика, - я не забуду.
Они наконец-то распрощались, и Клочкова пошла в сторону «Зималетто», одновременно набирая номер на телефоне. «Кира, ты еще на работе?» - донесся до меня её капризный голос. – «Не подбросишь меня домой? Пожалуйста…»
Тренер всё еще стоял на крыльце.
- Пора! – шепнул Малиновский. Он встал и решительно направился к нему. Я постарался подняться со всей возможной непринужденностью, чтобы ни у кого и мысли не могло возникнуть, что я только что позорно прятался за машиной. Ноги у меня затекли, и непринужденность не удалась. На неразгибающихся ногах я поковылял следом за Малиновским.
Викин тренер заметил нас и удивленно смотрел в нашу сторону.
- Здравствуйте! – сказал Малиновский, подойдя к нему. – Разрешите на пару слов?
Тот, видимо, решил, что мы пришли его грабить, и взялся за дверную ручку.
- Да? – ответил он подозрительно.
- Вы тренируете нашу, э-э, знакомую Викторию Клочкову, - продолжал Малиновский.
- Да, - еще более подозрительно ответил Тарзан.
- А вы знаете, что она беременна? - в лоб спросил Малиновский и уставился на тренера, как следователь гестапо.
На лице Тарзана мелькнуло удивление:
- Нет, я не знал, она мне ничего не говорила. Но ведь ей теперь запрещены силовые нагрузки! – воскликнул он с беспокойством. – Спасибо, что предупредили. У нас есть йога для беременных, это именно то, что подойдет Виктории в её положении. Хотите, я расскажу вам подробнее? – предложил он.
- Нет, спасибо, - ответили мы с Малиновским хором. Роман толкнул меня в бок, мол, пора.
- Нам пора, - сказал я.
- До свидания, - с вежливой улыбкой ответил тренер. – Передайте Виктории, чтобы берегла себя!
- Обязательно, - пообещал я мрачно.
- Конечно! – сказал Малиновский.
Мы развернулись и пошли по улице.
- Это не он, - сказал Роман.
- Почему? – коротко спросил я, постукивая зубами.
Малиновский сунул руки в карманы и поднял плечи. Когда шпионская беготня закончилась, он тоже начал мерзнуть.
- Видно же, что он не врет. Ты бы стал беспокоиться о силовых нагрузках, если бы тебе сказали, что твоя подружка беременна?
- Я – нет.
- Вот видишь, - сказал Малиновский. – И потом, когда они прощались, всё было вполне официально.
- Хм, - я вовсе не был уверен в выводах Малиновского.
- Когда я сказал, что Вика беременна, он удивился, а не испугался или забеспокоился, - привел еще одно доказательство Роман.
- Он хороший актер, - возразил я.
Малиновский помотал головой:
- Нет, он не врет, я вижу.
- С какой стати я должен доверять тому, что ты «видишь»? – разозлился я.
- Ну как хочешь, - резко ответил Малиновский. – Если тебе хочется надеяться, что это он, пожалуйста. Трать свое время, расследуй! Всё равно в итоге окажется, что ребенок твой. Или мой.
Мне действительно хотелось думать, что у Вики был роман с этим тренером. Тогда я мог бы с чистой совестью обвинить её в нечестности и умыть руки. Принять решение, основываясь на предположениях Малиновского, я не мог, мне нужны были факты.
- Хорошо, я буду расследовать, - сказал я.
Малиновский раздраженно дернул плечами и промолчал.
Через пару десятков метров он сказал:
- Может, зайдем в кафе, согреемся? – он дернул подбородком в сторону заманчиво светившейся вывески на углу.
Я согласился. Я готов был провести в компании Малиновского лишних полчаса, только бы в тепле.
Почти все столики были заняты: пятница. Место мне сразу не понравилось, было слишком шумно и тесно, да к тому же в углу расположилась компания из двух мамаш с тремя детьми самого надоедливого возраста. Дети галдели и спорили из-за мороженого; меня передернуло. Мы протолкались к столику в центре зала. Малиновский плюхнулся на стул, я сел напротив. Официантки не обращали на нас никакого внимания. Пару раз они пробежали мимо с чужими заказами. На второй раз я остановил одну из девушек:
- Кофе принесите.
- Мне чай с лимоном, - поддакнул Малиновский.
- Секундочку, я подойду к вам позже, - попыталась сбежать официантка.
- Девушка, один черный кофе и один чай с лимоном, и быстро, - я был близок к тому, чтобы устроить скандал.
- Девушка, - проворковал Малиновский и похлопал ресницами, - мы устали и замерзли. Не дайте нам погибнуть!
Официантка достала блокнот:
- Еще что-то будете заказывать? – спросила она, глядя на Малиновского.
- Нет, - сказал я. – Иначе мы до завтрашнего утра будем ждать наш заказ.
- Да, - ответил Малиновский, - что вы посоветуете? – он улыбнулся и заглянул ей в глаза.
- У нас есть горячие блюда, украинский борщ, томатный суп-пюре, отбивная, котлета по-киевски, охотничьи колбаски, любые гарниры… - стала перечислять она.
- А что-нибудь побыстрее?
Она на мгновение задумалась:
- Блинчики вас устроят? Сладкие с яблоками, с вишней, с медом, с творогом. С сыром, с ветчиной…
- С мясом что-нибудь, - всё так же улыбаясь, сказал Малиновский.
- С курицей и грибами?..
- Да, - радостно сказал он. – Возвращайтесь скорее, мы будем скучать.
Официантка удалилась бодрой рысцой.
- Вот видишь, Саша, - наставительно сказал Малиновский, - как нужно разговаривать с девушками. А ты «быстро, быстро!» - передразнил он. - Тебе бы в прапорщики идти!
Малиновский явно гордился собой.
- Не учи меня разговаривать с обслугой, - ответил я. Мне не хотелось продолжать эту тему; мне вообще не хотелось говорить. Я устал, и мне надоело, что Малиновский целый вечер поучает меня, что делать.
Роман укоризненно поцокал языком:
- Ты бы еще сказал «с моими рабами». Бедные твои подчиненные, как они с тобой работают?
- Они работаю быстро и качественно, - отрезал я.
- Арбайтен, арбайтен! Арбайт махт фрай!* – провозгласил Малиновский с акцентом фашиста из советских фильмов и изобразил пару ударов плеткой.
- Именно так, - согласился я; спорить мне было лень.
Малиновский захихикал. Я хрустнул пальцами и покрутил головой, чтобы размять шею. Мой кофе всё не несли, и я пожалел, что у меня в самом деле нет плётки.
Я размышлял о сегодняшних приключениях. Они кардинальным образом отличались от того, как я обычно добываю информацию. Обычно я поручаю это малоинтересное и утомительное занятие специальным людям, а сам пользуюсь их сведениями. Кстати, вдруг пришло мне в голову, откуда Малиновский узнал то, чего не выяснили детективы?
- Рома, - спросил я между делом, - как ты узнал про тренера Клочковой?
Он таинственно заулыбался:
- У меня свои источники информации.
- Правда? - я заинтересовался.
Малиновский перегнулся через стол и поманил меня пальцем. Ох уж эта таинственность! Я нехотя подался вперед. Роман посмотрел на меня, как будто собирался раскрыть тайну убийства Кеннеди.
- Женсовет! - сказал он драматическим шепотом.
Я хмыкнул и разочарованно отодвинулся от него. Тоже мне, «источник». Малиновский был доволен произведенным эффектом.
- Саша, никогда не пренебрегай своей секретаршей. Пара комплиментов, немного обаяния - если ты знаешь, что это - и ты в курсе всех сплетен!
- Понятно, - протянул я. Я злился, что поддался на его глупую шутку. - Понятно, кому я обязан тем, что два часа бегал по морозу и прятался от Клочковой, как пятилетний ребенок! И всё равно мы ничего не узнали!
- Не знаю, как ты, Воропаев, а я узнал, что её мачо из качалки ни при чём. Отрицательный результат — тоже результат, - беспечно сказал Малиновский.
- Я смотрю, тебя совсем не беспокоит, если через несколько месяцев тебе придется воспитывать ребенка?
Малиновский пожал плечами:
- Мы же будем делать тест, так? Не мой ребенок - хорошо. Мой - я буду его воспитывать.
Меня раздражало его равнодушие. Если бы Роман бегал и хватался за голову, мне было бы спокойнее.
- Воропаев, не дергайся, ты меня нервируешь! - Малиновский поймал меня за руку и прижал ее к столу. Я сам не заметил, как барабанил по нему пальцами.
- Отпусти! - я выдернул руку и потряс ею, чтобы избавиться от неловкости.
- Представь, Саш, будет у тебя маленький, - продолжил он. - Ты возьмешь его на ручки, посмотришь в его глазки и поймешь, что ты без него жить больше не сможешь.
Малиновский говорил подозрительно гладко, как по писаному.
- Ты где эту чушь прочитал? - спросил я.
Он сконфузился и потер ладонью висок:
- Юлиана сказала.
- Ах, Юлиана! - я почувствовал себя свободней оттого, что Малиновский тоже не испытывал отцовской радости. - На то Юлиана и пиарщица, чтобы внушать людям всякую ерунду! Хочешь, я тебе предскажу твое будущее на ближайшие двадцать лет?
Малиновский не ответил, и я продолжал:
- Вариант первый, пессимистический: ты женишься на Клочковой. В первые несколько лет тебя ждут бессонные ночи, пеленки, распашонки, подгузники. Не забывай, что как только Клочкова получит штамп в паспорте, она превратится в еще большую стерву, и не рассчитывай на секс без подарков. Только за очередную бриллиантовую висюльку. Она будет пилить тебя по поводу и без и контролировать каждый твой шаг. Если ты попробуешь сбежать, она будет шантажировать тебя ребенком.
Пока я говорил, официантка принесла наш заказ, но Малиновский еще ни к чему не притронулся.
- Вариант второй, оптимистический. Что ты, Рома, угощайся, всё остынет! - я заставил его встрепенуться. - Итак, вариант второй: ты не женишься на Клочковой. В этом случае твои перспективы можно назвать радужными. Ты дашь Викусе достаточно денег, чтобы она могла без забот жить где-нибудь в Италии или на солнечном побережье Флориды. Кстати, у тебя хватит? Запросы у Викуси ого-го, - предупредил я. - Изредка ты будешь навещать свое ненаглядное дитя под присмотром няни, и через двадцать лет у тебя будет оболтус, с которым у тебя не будет ничего общего, но требовать с тебя он будет по полной программе: на учебу, квартиру, веселую жизнь. Не сомневайся, мамочка его научит.
Малиновский мрачно жевал блин.
- А чушь про глазки можешь оставить себе. Как утешение, - мне показалось, что я забил последний гвоздь в крышку его гроба.
Роман прожевал кусок.
- Брр! – сказал он и поёжился. – Какие ужасы ты рассказываешь, Воропаев. Стивену Кингу до тебя, как до луны пешком. Ну а что ты предрекаешь себе на ближайшие двадцать лет?
И опять он смеется! Глядя на него, я думаю, что неисправимый оптимизм – это какая-то мозговая плесень.
- Ну так что, - поторопил меня Малиновский, - что прозревает твой третий глаз? – он проделал над своим чаем пассы свободной рукой.
- Третий глаз закрылся, ты забиваешь мои чакры, - ответил я.
- Жаль, - сказал он.
Я стал пить свой кофе. Гадость, как и ожидалось. Сыплют растворимый Нескафе и выдают за настоящий. За сегодняшний вечер я успел изменить нескольким своим привычкам: не вести расследования самому, не общаться с идиотами, не пить мерзкий кофе.
- Теперь я понимаю, - сказал я задумчиво, - почему Жданов всё время попадает в истории. Он дружит с тобой.
Роман расхохотался. Я не понял, что было причиной его веселья. Наконец, он успокоился и объяснил
- Я вспомнил, как ты клялся не скакать по кустам. Ты всё-таки здорово смотрелся там, за машиной. Вид у тебя был…
Я посмотрел на него предостерегающе. Если он сейчас скажет, что я выглядел по-дурацки, я за себя не ручаюсь.
- Нет, - сказал Малиновский, оценивая меня, - ты был еще смешнее.
Я выдохнул и сложил руки на груди: устраивать скандал в кафе ниже моего достоинства.
- Да, - сказал он с видом художника, разглядывающего свое творение. – Почти так.
- Малиновский… - начал я.
- Всё, всё! – он поднял руки. – Я пошутил!
______
* Работать, работать! Работа делает свободным! (нем.)
Глава третья,
в которой в доктора играет Малиновский
Я сидел дома и проклинал Малиновского. Из-за его страсти к шпионским играм выходные были испорчены, а ведь я рассчитывал как следует отдохнуть: последние события изрядно подорвали мои силы.
Горло у меня горело, из носа текло, а градусник показывал безнадежные 37,5. И не здоров, и не пожалуешься толком никому, слишком несерьезно. Доигрался, Шерлок Холмс, думал я с досадой. Надо было отправить Ярослава вместо себя. Но нет, я же хотел своими глазами убедиться в Викиной измене!
Я поднялся из кресла и поплелся за новой чашкой чая. На кухне я включил чайник и в очередной раз принялся потрошить аптечку. Хотелось принять все таблетки разом, чтобы помогло наверняка. Но я уже выпил один шипучий аспирин и боялся, как бы мне не повредило еще одно лекарство. В медицине я совершенно не разбираюсь, признался я себе. Можно было бы довериться народным средствам, но дома, как назло, не было ни меда, ни малины. Поэтому я заварил чай, плеснул в него коньяку и вернулся в кресло.
Я скучал. Спать не хотелось, читать не получалось: тяжелая голова отказывалась воспринимать лишние сведения, телевизор я не смотрю. Я вообще не привык подолгу торчать дома без особой необходимости.
Когда я один, мне в голову лезут неприятные мысли. Вот и сейчас я стал думать о том, что именно для таких случаев нужна жена: подать стакан воды, как говорится, укрыть теплым пледом и развлекать разговорами. Я представил рядом с собой Вику: как она полулежит на диване, да, вон там, откинувшись на подушку, и грызет яблоко. Когда я её вижу, она всегда что-нибудь грызет, то сушку, то пирожное, которым её угостила Кира. На голове у нее бигуди, она с капризным видом оглядывает свой шелковый халатик, как будто это нищенские лохмотья. Несмотря на то, что халатик приоткрывает именно то, что нужно: высокую грудь, и бедра, и стройные коленки, мне не хочется видеть её. Времена, когда её тело возбуждало меня, давно прошли. Я отвернулся.
Вика ударила ладонью по столику, так что я подпрыгнул в кресле. «Воропаев!» - она строго посмотрела мне в глаза и жестко сказала: «Я уже целый месяц в одном и том же! Ты обещал сегодня свозить меня по магазинам! Вставай немедленно, Воропаев, хватит притворяться!»
Брр! Я потряс головой, чтобы отогнать видение. Я же говорил, у меня слишком буйная фантазия. На всякий случай я потрогал лоб: вдруг у меня жар и я начал бредить? Лоб был слегка горячий.
Лучше не думать о плохом, решил я. Как говорил Малиновский, всё устроится. Когда родится малыш, может, жизнь покажется мне не столь ужасной? У меня будет сын, хорошенький и умненький...
Маленький мальчик, похожий на меня, как две капли воды, подергал меня за рукав: «Па-ап, пошли поиг`аем в лошадку! Па-апа, покатай меня!», - сказал он, немилосердно картавя. Я вспомнил логопеда, проклятие моего детства, и по спине у меня прошел озноб. «Па-ап! Я хочу иг`ать!» - требовал мальчик. «Мне плохо», - сказал я ему. «Всё `авно! Иг`ать, иг`ать, иг`ать!» - закричал он. В голове у меня зазвенело. «Отстань!» - приказал я. Он не унимался, он забился в истерике. Я застонал, заткнул уши и пришёл в себя.
Я чувствовал себя слабым и разбитым. Брежу, подумал я. Я встал и, волоча за собой плед, поплелся в спальню. Меня пошатывало от пережитого ужаса. Я упал на кровать и провалился в прерывистый беспокойный сон.
«Уаа! Уаа!» - раздавался где-то крик младенца, и я вздрагивал, тревожно оглядывался и снова засыпал.
«Па-апа! Папа!» - кошмарный мальчик тряс меня за плечо. Я рывком садился на кровати и понимал, что это я запутался в одеяле.
«Александр Юрьевич», - вкрадчиво спрашивала меня журналистка с бегающими глазками за узкой черной оправой очков, - «правда ли, что у вас есть незаконный ребенок?» Я покрывался холодным потом и лепетал «Нет, нет!» Но она жестом фокусника указывала куда-то себе за спину и вопрошала: «А это кто?» Мальчик с хитрыми жестокими глазами смотрел на меня и медленно произносил: «Здравствуй, папа!»
Мой мобильный звонил, не переставая. Я знал, что звонят мне с обвинениями, с расспросами, с укорами, и не смел ответить. Беспрерывное дребезжание телефона заставляло меня цепенеть от ужаса. Не выдержав, я схватил трубку и закричал:
- Что, что?! Отстаньте!
- Воропаев, ты чего?
- А?
Я еще плыл между сном и явью. Ни мальчика, ни журналистов не было, зато телефон у меня в руке был настоящий. Одежда на мне была мокрой от пота. Я постепенно приходил в себя.
- Кто это? - спросил я. Мой голос прозвучал неприятно хрипло, как чужой.
- Это я. Воропаев, ты что, заболел?
Через пару мгновений до меня дошло, что это Малиновский.
- Чего тебе? - спросил я. Я всё ещё был не в своей тарелке: из-за кошмаров я не выспался, наоборот, еще больше устал. Я мучительно пытался собраться с мыслями и вспомнить, не назначено ли на сегодня какое-нибудь важное дело.
- Да ерунда... - начал он неуверенно. - Насчет Клочковой. Мы обсуждали, что хорошо бы найти ей врача, да за остальными делами как-то забылось. Надо бы...
- Ну? - сказал я.
- Что у тебя с голосом? - спросил Роман.
Во мне боролись два желания: пожаловаться на свою болезнь, чтобы Малиновский осознал, на какие жертвы я пошел ради нашего общего дела, и потребовать сочувствия к себе или гордо отвергнуть его жалость и стоически перенести трудности.
- Заболел, - ответил я. - Спасибо тебе, Рома, - сказал я подчеркнуто.
- Очень плохо? - спросил Малиновский, и я услышал виноватые ноты в его голосе.
- Достаточно.
- Э, ну... Я же не знал, что ты такой нежный! - он стал оправдываться.
- Ничего, - сказал я, собрав волю в кулак: не пристало мне плакаться кому попало. - Что ты хотел сказать о Клочковой?
- А, да... - видимо, Малиновский уже забыл, ради чего звонил мне. - Мы будем искать ей врача? Я узнавал, ей нужно сделать разные анализы, УЗИ... - было слышно, что ему неудобно и непривычно произносить медицинские термины.
- Вот и займись этим, - сказал я. Любая мысль о Вике заставляла вспоминать кошмары о мальчике, похожем на меня.
- Я хотел посоветоваться с тобой. Ты же любишь сам всё контролировать! - сказал Малиновский с иронией.
- Выбери несколько вариантов, я потом посмотрю.
- Так точно, шеф! - бодро отрапортовал Малиновский и совсем другим тоном сказал: - Напомни мне, кто говорил, что мы будем вместе решать все проблемы? Поровну?
Я сразу почувствовал себя очень больным. Я заполз под одеяло и ответил:
- Ты хочешь, чтобы я сейчас обзванивал клиники, или что? Я не в том состоянии.
- Ах, умирающий лебедь! - сказал Малиновский. – Что там у тебя, насморк?
- У меня бред и жар, и если я отброшу коньки, ты будешь в этом виноват! – не выдержал я. Мне было обидно, что сочувствие Малиновского испарилось, как только я попросил его взять на себя часть забот. «Лицемер!» – подумал я.
- Что, правда? – спросил он с любопытством. – И что же тебе видится?
- Виктория с младенцем, - признался я.
Малиновский фыркнул:
- А-а, ну это и мне виделось поначалу! Ничего, Воропаев, пройдет. Мужайся!
- Не так, по-настоящему, - сказал я. – Как в гравюрах Гойи.
Малиновский озадачился незнакомым именем.
- Понятно, - проговорил он через несколько мгновений. – Воропаев, ты уверен, что тебе не надо в больницу?
- Я не сошел с ума.
- Мда? – Роман засомневался. – Когда я позвонил, ты что-то кричал… «Отстаньте!» или «Отпустите!»
Щеки у меня загорелись. Мне стало стыдно, что он слышал мой бред. Чего доброго, ляпнет в разговоре со Ждановым и моему авторитету конец.
- Тебе показалось, - ответил я холодно.
- Подожди, ты же сам только что сказал, что у тебя бред? – не понял он.
- Не было ничего, Малиновский, слышишь, не было! – сказал я веско, но он почему-то не верил.
- Так, Воропаев, лежи и никуда не уходи! – велел Роман.
- Да куда ж я денусь… - слабо проговорил я в телефонные гудки.
Я закрыл глаза, а уже через мгновение, как мне показалось, по квартире проскрежетал звук дверного звонка. Я подскочил; в глазах потемнело. Пришлось посидеть с минуту на кровати, приходя в чувство.
Звонок всё надрывался. Пришлось подниматься и идти открывать дверь. На пороге стоял Роман.
- Здорово! Узнаешь меня? - спросил он, явно чтобы проверить, насколько я в своем уме.
- Малиновский, - ответил я вяло.
- Правильно! - сказал он. - Молодец, получишь пирожок! - Роман отодвинул меня в сторону и прошел в квартиру. От него пахнуло холодом, и я плотнее укатался в халат. Меня знобило.
- Что тебе нужно?
Он посмотрел на часы:
- Так, у меня есть минут сорок, от силы час, потом я вынужден буду тебя покинуть.
Я прислонился к стене.
- Шел бы ты, Малиновский... домой.
- Что я, зря приехал? - он поискал выключатель, зажег свет в холле и внимательно посмотрел на меня: - Кошмар, Саш. Семейка Адамс представляет! - он взял меня за плечи и повернул к зеркальной стене. Вид у меня был неважный: на щеках горели красные лихорадочные пятна, гармонировавшие с цветом глаз, волосы всклокочены. Я пригладил торчавшие пряди.
Малиновский, который продолжал держать меня за плечи, мимолетно улыбнулся:
- Да, намного лучше. Саша, марш в постель! - он подтолкнул меня в спину.
В спальню я не пошел: не хватало, чтобы Малиновский видел творившийся там бардак. Я дошел до гостиной и сполз на диван. Любая горизонтальная поверхность казалась мне чертовски привлекательной.
- Врача вызывал? - допрашивал меня Малиновский.
- Нет.
- Почему?
- Не надо.
- Боишься врачей? - спросил с издевкой.
- Иди ты...
- Лекарства дома есть?
- На кухне на столе.
Он ушёл и вернулся с аптечкой.
- Подвинься, - он сел на диван у меня в ногах. Через некоторое время он протянул насмешливо: - Да-а, Воропаев, аспирин, пенталгин и презервативы. Чем из этого ты лечишься?
- Последним, - вяло пошутил я.
- Хороший способ, - одобрил он. - Но сейчас не поможет.
- Откуда ты знаешь, что поможет? - я сильно сомневался в медицинских познаниях Малиновского.
- У меня вся семья — врачи, уж кое-что я понимаю.
- Какая еще семья? - спросил я озадаченно.
- Мама и папа, Воропаев, - он глянул на меня, как на идиота.
- У тебя есть родители?
Я сам понял, что мой вопрос звучит глупо. Я всего лишь имел в виду, что Малиновский никогда и ничего о них не упоминал.
- Нет, я из яйца вылупился!
Кажется, теперь я убедил его, что у меня не всё в порядке с головой.
- На, держи, - Роман сунул мне в руку градусник. Я взял и пару секунд рассеянно смотрел на него. - Температуру померяй! Объяснить, как? - одернул он меня.
- Не надо, - ответил я и засунул градусник подмышку.
Малиновский небрежно крутил в руках презервативы из моей аптечки. Прочитал, шевельнув губами, название, вид и даже срок годности. Открыл пачку и посмотрел, сколько штук осталось. Тут я не выдержал:
- Положи на место! Что за манера лезть, куда не просят?
- Как скажешь, - он улыбнулся и откинулся на спинку дивана, задев мои ноги. Я невольно напрягся.
Градусник пискнул.
- Давай! – Малиновский протянул руку. Я вынул градусник и посмотрел на показания: тридцать восемь. Неудивительно, что пару часов назад я видел страшилки позабористей, чем у Стивена Кинга. В детстве при такой температуре я был уверен, что под кроватью у меня заяц-робот из «Ну, погоди!», а когда стал старше, меня навещали призраки из «Соляриса».
- Давай, - Малиновский нетерпеливо потряс ладонью. – Что ты там изучаешь? Я не буду всю ночь с тобой сидеть.
Он говорил со мной, как с маленьким надоедливым ребенком.
- Тридцать восемь и семь, - сказал я и спрятал градусник в кулаке.
- Воропаев, дай сюда, или я встаю и ухожу!
Я знал, что никуда он не уйдет. Мне вдруг понравилось, что Роман сидит здесь и опаздывает, куда он там собирался. Я взрослый, когда я болею, ко мне давно никто не приходит, не сидит у моей постели, не трогает мне лоб прохладной рукой, не беспокоится, принял ли я лекарства. Пусть он поволнуется обо мне еще чуть-чуть, потом я его отпущу.
- Саша, - укоризненно сказал Роман.
Я помотал головой.
- Отдай!
- Тридцать восемь и семь, - упрямо ответил я.
- Я тебе не верю. У тебя взгляд нездоровый.
Он всерьез встревожился. Он положил ладонь мне на лоб; она приятно холодила.
- Так и оставь, - сказал я. Мне было весело. Возможно, это лишь симптом лихорадки: Кира уверяет, что когда я болен, я становлюсь странно оживленным.
Малиновский руку убрал.
- Я сейчас схожу в аптеку, я видел, в соседнем доме есть. Лежи и… - он, видимо, хотел дать мне еще какое-то наставление, но ограничился: - …и ничего не делай. Дверь не закрывай, я скоро вернусь.
Я покивал. Роман с сомнением посмотрел на меня. Наверное, мой вид внушал опасения, потому что он снова предостерегающе повторил:
- Ничего не делай.
Я широко кивнул и схватился за затылок: голова чуть не отвалилась. Малиновский закатил глаза, но всё-таки ушёл.
Я остался один. Мне сразу стало плохо: заломило тело, везде одновременно, во рту пересохло, и ладони мигом стали сухими, как наждачка. Я потер их друг об друга, раздался громкий резкий шорох. Я услышал тишину в квартире.
А ведь я совсем один, и дверь открыта. Мне стало не по себе. Сейчас сюда войдет… Шлеп-шлеп-шлеп, прошлепали босые ноги по паркету в прихожей. Кто-то стоял там, таясь от меня за выступом стены.
Стоп, сказал я себе. Это только бред. У меня лихорадка, поэтому я брежу.
За стеной никого не было.
Но пусть Малиновский вернется, попросил я.
- Саша, Саша, - позвал меня голос, словно издалека. Когда я успел заснуть? Я осторожно открыл глаза и огляделся. Передо мной стоял Малиновский с кружкой. Я покосился в углы комнаты: там было пусто.
В голове у меня прояснялось. Я вспомнил, какую чушь я нес перед Малиновским полчаса назад, и как я себя вел. Я сел. Не надо было пускать его к себе, нельзя ни с кем общаться, пока ты не вполне отвечаешь за свои поступки. Можно ляпнуть такое, в чем придется раскаиваться.
- Как ты? - спросил Роман. - Лучше?
Разговаривает со мной, как с калекой. Я разозлился.
- Что это? - кивнул я на кружку.
С Малиновского тут же слетел вид заботливой нянюшки.
- Обычный Фервекс. Сам мог бы догадаться выпить жаропонижающее, если тебя от высокой температуры так вставляет. Пей, и я пойду.
Он посмотрел на часы, демонстрируя, как я ему надоел.
Я забрал у него кружку и тут же перехватил ее другой рукой: горячо. Я уже и сам хотел, чтобы он убрался. Тоже мне, стоит тут, незаменимый, и думает, что мне нужно его сочувствие и – страшно сказать – забота. Не нужно, я столько лет живу один и ни разу не умер от простуды.
- Иди, - сказал я ему.
- Угу, - кивнул Малиновский. – Пей, пациент.
Он уже почувствовал удовольствие оттого, что может мной распоряжаться. Хорошо, решил я, уступлю в последний раз, и больше этого не повторится. Я залпом проглотил полчашки, обжегши язык и горло.
- Твою мать, - просипел я. Малиновский закатил глаза и произнес одними губами что-то нелестное в мой адрес.
- Холодной водички принести? – сказал он вслух с издевательским сочувствием.
Я кивнул, чтобы он только исчез с глаз моих и перестал смотреть на меня, как врач на безнадежно больного.
Малиновский пожал плечами и скрылся на кухне. Я слышал, как он хлопает дверцами и стучит стаканом о стол. Какой же он шумный! Всего второй раз у меня в доме, а мне снова кажется, что он успел перевернуть всё вверх дном и устроить на свой лад. Малиновского всегда слишком много.
- Пожалуйста! – он вернулся со стаканом и протянул его мне с вежливейшей из улыбок.
- Спасибо! – попытался сказать я так же, но мне пришлось схватиться за горло. Больно же я обжегся!
- Ну, - решительно сказал Малиновский, - я тебе больше не нужен. Счастливо оставаться! Не буянь тут, - добавил он ехидно. – Увидишь Викусю – знай, что это всего лишь твои глюки.
Я смерил его взглядом, в который вложил всё свое презрение к его гнусным инсинуациям. Малиновский его не заметил.
- Завтра позвоню, проверю. Буэнос ночес!
Когда дверь за ним закрылась, мне пришло в голову, что надо было бы его поблагодарить. Хотя нет, не стоит, тут же передумал я. Роман просто хотел меня задобрить, я нужен ему как союзник. Я вяло поразмышлял на эту тему и пришел к выводу, что я правильно не стал его благодарить. Он бы зазнался, решил, что его маневр удался и окончательно сел мне на шею. Надо держать Малиновского на коротком поводке, постановил я.
Глава четвертая,
в которой меня принуждают заняться самообразованием
В понедельник я сидел на работе, пялясь в монитор и щелкая мышкой. Перед глазами у меня уже рябило от карамельно-розовых сайтов с пухлощекими младенцами-ангелочками по всей странице. Малиновский не приминул позвонить мне с утра и напомнить, что именно я, и никто другой, обязан найти для Викуси персонального врача. Я мог бы перепоручить это дело Марине, но гордость взяла верх. Жаловаться секретарше на личные неурядицы было совсем уж унизительно. Кроме того, мне хотелось доказать себе — и Малиновскому, что я могу справиться с таким несложным заданием. Я уже выставил себя идиотом, когда мы шпионили за Викиным тренером, в то время как Роман в два счета разузнал интересующие нас обстоятельства, потом я свалился с лихорадкой, и теперь не мог допустить очередного провала.
Я открыл еще один сайт; для разнообразия он был цвета детской неожиданности. Я раньше никогда не был на женских форумах и даже не предполагал, какая бездна ужасов таится на веселеньких страницах. Да, я вырос с двумя сестрами, но я и не предполагал, какими вопросами задаются на досуге эти нежные создания. Как заставить мужчину класть носки на место? И несколько десятков страниц советов, которым бы позавидовал доктор Менгеле. Какие участки женского тела следует брить, а с каких — выдирать волосы воском? Я почувствовал легкую дурноту. Вот уж точно, многие знания — многие печали.
В разделе, где будущие мамы советовали друг другу врачей и больницы, творилась та же вакханалия. Через полчаса я уже понял, что кабинет гинеколога представляет собой камеру пыток в миниатюре, каждый врач — либо садист, либо пофигист, а рождение ребенка — подвиг, который следует поощрять как минимум орденом мужества. Я старался проскальзывать взглядом мимо тем, в которых обсуждались физиологические подробности, но тем не менее вскоре готов был сползти под свой стол из дуба, чтобы не думать об этом кошмаре.
Твердой рукой я решительно закрыл браузер и вызвал Марину. Я велел ей рассмотреть варианты и выбрать лучшего врача для Виктории и принести мне кофе, чтобы успокоить мою расшатанную нервную систему. Через минуту она вернулась, как ангел милосердия и поставила передо мной чашку.
Я был вынужден признать свое поражение. Подлый Малиновский! Я не сомневался, что он нарочно заставил меня изучать это... У меня не было слов. Теперь мне неделю будут сниться кровавые кошмары про мучителей-акушеров с огромными блестящими щипцами в руках!
Где-то в глубине шевельнулась мысль о Клочковой. Она чертовски хорошо смотрелась на моих черных простынях, в кружевном белье и чулках, но я никак не мог представить ее с огромным неуклюжим животом и в роддоме. И всё же через полгода это время придет. Какие жертвы ради того, чтобы я (или Малиновский) получил на руки орущее создание, не нужное никому из нас! Меня охватила тоска. Как бессмысленна жизнь, если новый человек приходит в неё по нелепой случайности...
Мои размышления о бренности сущего прервало появление Марины. Она подала мне аккуратный отчет с несколькими фамилиями, контактами и отзывами пациенток.
- Марина, вы — золото, - сказал я, расчувствовавшись. Как бы я смог без нее разгрести авгиевы конюшни и найти среди них крупицу действительно ценной информации. Марина сдержанно заулыбалась. - Можете быть свободны.
Когда она вышла, я занялся изучением предъявленного мне списка. Так, что тут у нас? Две больницы я отмел сразу: далеко, а мне неохота было терять время, если придется мотаться туда с Викусей. Из оставшихся моё внимание привлек медицинский центр, среди клиентов которого значилось несколько широко известных людей. Подойдет, решил я и набрал номер.
Мне ответили с приторнейшей любезностью. Я собрал мужество в кулак и записал Вику на прием, хотя вопрос «Фамилия мамочки?» немного выбил меня из колеи. Хорошо хоть «фамилию папочки» не спросили.
Во второй половине дня я отправился в «Зималетто». В планах у меня было, во-первых, обрадовать Викусю новостью, во-вторых, отомстить Малиновскому за то, что он бессовестно меня подставил.
Вика стояла у ресепшена и препиралась с женсоветом. Пока Андрей позволяет своим сотрудникам болтаться без дела в рабочее время, компания так и будет прозябать, отметил я про себя. Они не сразу меня заметили, поэтому пришлось подойти к ним и мило поздороваться.
Толстая секретарша подпрыгнула и схватилась за сердце, рыжая с декольте уронила ножницы, а бухгалтерша единственная сообразила ответить: «З-здравствуйте, Александр Юрьевич!»
- Малиновский у себя? - спросил я.
- Н-нет, - пробормотала длинная секретарша Романа. - Они с Андреем Палычем совещаются.
- Очаровательный зверек, - сказал я. На секретарше была футболка безумной расцветки с Чебурашкой. - Одно лицо, - я поднял глаза с ее груди на лицо. Она закусила губу.
Так-то лучше. Если она поняла, что к чему, то одним идиотским нарядом в «Зималетто» станет меньше. Когда же эти курицы поймут, что должны соответствовать статусу компании?
Я взял Викусю за локоть и потащил к кабинету Жданова. Она выдернула руку и возмущенно завопила:
- Что ты себе позволяешь?!
Как она меня утомила... Я от всей души пожелал, чтобы счастливым отцом стал Малиновский, иначе я её убью и остаток жизни проведу в тишине и спокойствии тюремной камеры.
- Пойдем, дорогая, - в приемной я указал ей на стол: - Твоё рабочее место здесь. Сиди, повышай квалификацию, - я кивнул в сторону кофе-машины. Вика насупилась, но умнее выглядеть не стала.
Я вошел в президентский кабинет. Жданов, Малиновский и Пушкарева расположились на креслах у двери и шушукались, сдвинув головы. При моем появлении они отпрянули друг от друга, а Пушкарева мгновенно прикрыла бумаги на столе пластиковой папкой. Любопытно.
Я склонил голову набок, разглядывая их: вид у всех троих был виноватый.
- Добрый день, - сказал я.
Андрей натянул на лицо улыбку, встал и пожал мне руку:
- Здравствуй, Саша!
- Здравствуйте, Александр Юрьевич, - пискнула Пушкарева. Руки её продолжали бегать по столу, перебирая карандаши.
- Саша! - Роман протянул мне руку. - Ты никак из-за Вики пожаловал? - спросил он с мерзкой улыбочкой.
Хотя я действительно приехал из-за Клочковой, теперь я намерен был выяснить, за каким преступлением я застал дружную троицу.
- Не только, - ответил я. - Работаете? - я обвел их взглядом. Роман с Андреем смотрели на меня честными глазами, Катерина тоже оторвалась от бумаг:
- Да, Александр Юрьевич!
Я явственно слышал подтекст в ее словах: вы нам мешаете. Поэтому я еще тверже решил остаться.
- Разрешите посмотреть? - я протянул руку к документам, лежавшим на столике.
Андрей нервно засмеялся и закрыл свою помощницу грудью:
- Э, Саша, это рабочие документы, тебе не интересно.
- Почему же, мне очень интересно, - вкрадчиво возразил я. Чем больше Жданов трепыхался, тем яснее мне становилось, что они затевают что-то действительно серьезное, о чем я ни в коем случае не должен был узнать.
Как ни странно, первой в себя пришла Пушкарева. Я с самого начала подозревал, что эта особа может далеко пойти.
- Александр Юрьевич, когда мы закончим, я пришлю вам любую информацию, какую вы потребуете!
В данный момент давить на нее было бесполезно: выслуживаясь перед своим драгоценным шефом, она была готова унести секреты «Зималетто» с собой в могилу.
- Я обязательно потребую, - пообещал я и повернулся к Малиновскому: - На пару слов.
Роман переглянулся со Ждановым и вышел следом за мной.
Апдейт от 30.05.2014: Вы не поверите: я решила продолжать писать "Общество анонимных отцов". Поскольку все уже знают, как я пишу, т.е. в год по чайной ложке, и выкладываюсь нерегулярно, вопрос: это кому-нибудь надо вообще?))) И выкладывать ли в процессе, или не бесить общественность?))
Голосовалка внизу.
***
Хы, сначала хотела писать слэш, потом передумала, некоторые моменты в тексте так и остались, но исправлять уже не стала)). Смешно теперь самой)).
Фандом: Не родись красивой
Название: Общество анонимных отцов
Автор: bbgon
О ком: Саша, Рома, Вика и ребенок, остальные обитатели "Зималетто"
О чем: Вика на самом деле беременна. Кто-то попал... POV Воропаева
Рейтинг: PG-13, про отношения, но не слэш!
Скачать одним файлом
Часть первая
Одно неловкое движение, и вы отец.
(с) М.Жванецкий
(с) М.Жванецкий
осторожно, многобуквГлава первая,
которая приносит мне неожиданное открытие
Я, казалось, придумал идеальный вариант: Милан, солнце, модная столица Италии. Но Вика тянула с ответом, она не говорила ни да, ни нет, и я физически чувствовал, как истоньшаются мои нервы. Я стал пить больше кофе и больше курить - да так, что за неделю почувствовал все отрицательные последствия вредных привычек, о которых и не думал раньше. У меня стала болеть голова; я просыпался и засыпал с головной болью, и в сердце как-то неприятно закололо. Я читал журналы о детях. Каждая статья, в которой с гипнотической настойчивостью повторялось, что для будущей мамочки необходимо создавать наилучшие условия и что малышу требуется всё ваше время и силы, ложилась тяжким грузом на мои плечи. Мне стали являться кошмары наяву, в которых Вика, оборванная и в лохмотьях, грозила мне нашим ребенком и обещала отобрать у меня всё. Я забеспокоился о своем рассудке. Марина стала каждое утро интересоваться моим здоровьем, не спрашивая меня отменяла или переносила все не слишком важные встречи и однажды даже предложила мне успокоительное, "качественное и совершенно натуральное". Лекарство я взял.
Я звонил Вике каждый день и спрашивал, приняла ли она решение. Я давил на нее, как мог. Наконец, я назначил крайний срок - ближайший понедельник - и пригрозил, что если в этот день она не сядет на самолет до Милана, я отправлю ее в Гондурас. Вика только смеялась. Она была хозяйкой положения. Она могла в красках расписать мне, как ей плохо, как ее мучают тошнота и моё равнодушие, и я не спал полночи, покрываясь холодным потом от каждого скрипа или автомобильного сигнала на улице, принимая их за крик младенца. Что там, я даже начал сочувствовать ребенку - моему ребенку, в конце концов! - что ему приходится круглые сутки сожительствовать с Клочковой.
Я звонил Кире, чтобы узнать от стороннего наблюдателя, не собирается ли Вика увольняться из "Зималетто" и не пакует ли чемоданы. Повышенное внимание к Викиной беременности не могло не вызвать у моей сестры подозрения. Она всё чаще спрашивала о причинах моего интереса и её слова о том, что "отец отказывается признавать ребенка" звучали издевательским намеком.
Наконец, я решился задать главный вопрос:
- А... кто отец? - спросил я непринужденно. Вернее, я постарался спросить непринужденно, но в последнее время у меня плохо получалось контролировать свой голос.
- Малиновский, конечно. Ты разве не в курсе?
Я в прямом смысле не поверил своим ушам. Мне казалось, что вокруг меня снова сгустился один из снов наяву. Я больше ожидал услышать: "Ты отец, Саша! Хватит притворяться!"
- Что? - спросил я растерянно.
- Что тебя удивляет? - ответила Кира вопросом на вопрос. – Он, было, даже решил жениться на Вике, но потом протрезвел и передумал.
- Меня его любовные перипетии совершенно не интересуют, - отрезал я, взяв себя в руки. Мне бы хотелось выведать у Киры больше подробностей, но я не хотел навлекать на себя лишних подозрений.
- Конечно, братик, - съязвила Кира. - Целую, пока.
Она повесила трубку.
Внутри у меня всё кричало: "Не я, не я! Отец - Малиновский!" Я достал из шкафчика графин с коньяком и налил себе 50 грамм. Такую новость надо было отпраздновать! Я удобно расположился в кресле, закинув ноги на рабочий стол. Пусть теперь Малиновский отдувается, думал я злорадно. Не надо больше думать, как отослать Викусю в Милан, бояться, что кто-то узнает о наличии у меня внебрачного ребенка. Всё, нет никакого ребенка!
Теперь, когда страх перестал замораживать мой мозг, я сообразил, почему Вика тянула время: она выбирала одного из нас, того, кто предложит ей более выгодные условия. И очевидно, что свадьба с Малиновским прельщала ее куда больше, чем Милан, где ей придется хоть и в хороших условиях, но выкручиваться самой.
Проблема решилась наилучшим образом: я собирался немедленно позвонить Вике и послать ее подальше с ее необоснованными претензиями, ведь не я виновник ее беременности.
Стоп. А почему, собственно, не я? Меня бросило в жар. Я попытался высчитать в уме сроки и вероятности. Сдался. Схватил календарь со стола и стал лихорадочно соображать, когда у меня в последний раз был секс с Викой и через какое время можно определить беременность. С трудом я вспомнил, что секс с ней был месяца два назад. Или месяц? Когда это было? На каком сроке заметна беременность? Неделя, месяц, два - я понятия не имел.
Я вцепился в волосы и застонал. Как бы я ни хотел, как бы ни пересчитывал, ребенок мог быть моим. Впрочем... какое это имеет значение? Я поставлю ее перед фактом: ее беременность меня не касается, пусть окольцовывает Малиновского.
Я набрал номер Викиного мобильного. Она ответила слабым голосом. Ничего, недолго ей осталось изображать для меня умирающего лебедя!
- Меня тошнит, Воропаев, - пожаловалась она.
- Странно, Кира мне сказала, что ты съела на обед пару пирожных и прекрасно себя чувствовала, - я не торопился перейти к основной части нашей беседы.
- Потому что я больше ничего не могу есть! - истерически сказала она. - Ты опять собираешься мне угрожать? Это вредно для ребенка! Для твоего ребенка!
- Для моего? - неторопливо, с расстановкой сказал я. - Я-то думал, что ты собираешься замуж за Романа.
- Ну и что?! - тут же возмутилась она. - Отцом ребенка можешь быть ты!
- А могу и не быть. Поэтому, Викуся, чтобы не остаться ни с чем, тряси Малиновского, он не станет задавать неудобных вопросов. Ведь если окажется, что ребенок не мой, я заберу у тебя всё, и еще потребую компенсацию за моральный ущерб.
Я явственно представлял себе, как у неё на лице отражается трудная внутренняя борьба жадности с осторожностью.
- Соглашайся быстрее, Клочкова! - поторопил я её. - У тебя нет выбора.
Она посопела в трубку, обиженно хмыкнула и отключилась.
У нее действительно не было выбора, но я не спешил праздновать победу. Оставался момент неопределенности, который не давал мне покоя: что, если ребенок правда мой? Малиновский будет растить моего ребенка, даст ему свою фамилию и отчество. А я буду смотреть со стороны? Да, у меня не будет болеть голова из-за Вики. Вместо этого голова у меня будет болеть из-за того, что я позволил Малиновскому, этому раздолбаю, воспитывать моего сына.
Воображение у меня разыгралось. Я представлял себе, как Малиновский приходит с малышом в "Зималетто", все кидаются к нему с игрушками-погремушками и восклицаниями "Ути-пути, какой хорошенький!", а вижу, как ребенок похож на меня, и все это видят, и Малиновский понимает, как я его кинул... позор! Иметь незаконного ребенка неприлично, но если факт, что я от него отказался, получит огласку, это будет вдвое неприличнее, и я могу распрощаться со своей репутацией.
Я трясущимися руками выудил из коробки сигару, сунул ее в рот - и забыл закурить. Никто ничего не узнает, успокаивал я себя. Всё пройдет, и я буду вспоминать об этом, как о забавном происшествии.
Вечером ко мне домой пришла Кира. Нет, не пришла - ворвалась, чуть не расколошматив кнопку дверного звонка.
- Ну, знаешь, братец, - начала она прямо с порога, - я даже от тебя такого не ожидала!
Я похолодел. Среди моих прегрешений за последнее время было только одно, которое могло вывести ее из себя.
- Кирюша, рад тебя видеть! - с трудом улыбнулся я.
Она прошла мимо меня в квартиру.
- Саша, как ты мог так поступить с Викой? - спросила она, уставясь на меня ледяными глазами.
- С Викой? - я изобразил удивление. - А что с ней?
- Саша, хватит! - Кира была в ярости. - Вика беременна, о чём ты прекрасно знаешь!
- Не от меня, - быстро сказал я. - Я даже не стал с ней связываться. Я сразу понял, что с ней не стоит иметь дело...
Под Кириным взглядом мне становилось душно; я поправил и так расстегнутый ворот рубашки. Я никогда не мог ей врать.
- ...у меня с Викой? - я пожал плечами. - Да она не в моем вкусе!
- Саша, ты выглядишь жалко! Найди в себе силы признаться! Ты мужчина, ты должен отвечать за свои поступки!
Я больше не мог смотреть на нее и опустил глаза. А еще пару часов назад я убеждал себя, что никто не узнает, что можно расслабиться. Если мне и бывает стыдно, то только перед Кирой.
Она села в кресло.
- Мне сегодня пришлось час ее успокаивать! Почему ты угрожал Вике? Как ты смел? Она носит твоего ребенка! Саша! - призвала она меня к ответу.
- Малиновского... - возразил я.
- Что?
- Ребенок Малиновского, - сказал я громче.
- Откуда ты знаешь? - Кира отчитывала меня, это было страшно неприятно, но поделать я ничего не мог. - Вы оба хороши, но Рома хотя бы не угрожает беременной женщине!
- А что ты знаешь? Она меня шантажировала! - защищался я.
- Вике нужна поддержка! К кому она могла обратиться, как не к отцу своего ребенка? Она рассчитывала на помощь или хотя бы на понимание. Ей сейчас нужна забота, а не скандалы. А ты — ты хотел послать ее в Гондурас, а сегодня так и вовсе грозил отправить ее побираться!
- Я предложил ей Милан... - я искал все возможные факты, которые могли меня оправдать, - ...хорошую работу, деньги. Она не хочет! Она тянет время! Кира, пойми, мне не нужен этот ребенок, ты подумала о моей карьере?
- Саша, я была о тебе лучшего мнения, - холодно сказала Кира. - Я думала, ты ответственный, заботливый...
Это было несправедливо: я просто не обязан распространять свою заботу на кого попало.
- ...за ребенка отвечают двое, Саша, двое! - продолжала Кира.
- В данной ситуации - трое... - пробормотал я.
- Ты должен немедленно извиниться перед Викой! Неважно, кто отец, ты или Рома, вы оба обязаны заботиться о ней, пока малыш не появится на свет.
- Кира, я смотрю, ты всё за меня решила?
- Да, раз ты сам не способен на ответственные решения! - отрезала она.
Когда Кира ушла, я сначала сидел, возвращаясь в душевное равновесие после порки, которую она мне устроила. Всё, что сказала мне сестренка, было неприятно, тем более неприятно, что я чувствовал ее правоту. Разве не я сегодня думал, что позволить чужому человеку воспитывать моего ребенка – неправильно? Теперь путей к отступлению у меня не было: если знает Кира, о моем отцовстве узнают все. Я уже не смогу незаметно избавиться от Вики. Я вздохнул, осознав всю тяжесть своего положения. Раз так, нести эту тяжесть я буду не один.
Я набрал номер Малиновского. Он сидел дома в тоске и в печали: известие о беременности Клочковой на некоторое время отбило у него охоту к новым приключениям.
- Здравствуй, папаша, - поприветствовал я его.
На том конце провода раздался невнятный кашель. Прошло с минуту, пока Малиновский сипло ответил:
- Не шути так, Воропаев. Ты тоже знаешь?
- Я всё знаю, - сказал я многозначительно. – Я хочу поговорить с тобой о Клочковой. Поэтому советую оторвать свой зад от дивана и приехать ко мне. Это долгий разговор.
Он попробовал сопротивляться, мол, далеко, холодно и вообще «Воропаев, к чему такая срочность?», но я не стал его слушать. На всякий случай назвал адрес и повесил трубку.
Я ждал Малиновского долго и уже начал злиться: он что, не понимает, что Вика — прежде всего его головная боль? Я тут собираюсь предложить ему взаимовыгодный вариант решения его проблем, а он выкаблучивается. Наконец, Малиновский объявился.
- Ну, наконец-то! - сказал я. - Я уж думал, ты заблудился по дороге.
Роман посмотрел на меня, как мне показалось, издевательски:
- Я догадываюсь, почему ты меня вызвал, как на пожар. Что, тоже попал? Колбасит?
Мне захотелось прибить его, но я сдержался: пригодится еще.
- Проходи, располагайся, - сказал я. Я не хотел обсуждать с ним столь щекотливую тему, но выхода не было.
- Не тяни, Воропаев, - поторопил меня Роман. - Неужели наша Викуля и тебя успела припереть к стенке?
- Я тоже могу быть отцом, - признался я.
Малиновский чуть не зааплодировал.
- Йес! Мои ставки упали на 50 процентов. Слушай, ты не в курсе, - с любопытством спросил он, - может, есть и другие кандидаты?
- Не в курсе, - отрезал я. Мне было неприятно наблюдать за его радостью, ведь еще недавно я был так близок к желанной свободе.
- Теперь ты понимаешь, что безопасность в сексе превыше всего? - провозгласил он. Малиновский, видимо, решил, что мое участие в вопросе снимает с него все обязательства, и расслабился.
- Малиновский! Я не собираюсь один разбираться с Клочковой, - спустил я его с небес на землю. - Раз так получилось, мы будем решать проблемы вместе. Поровну, Малиновский, ты меня понял? - я приблизился к нему и заглянул в глаза.
- Боже, Воропаев, к чему пафос? - Малиновский отвернулся и плюхнулся на диван. - Ну, будет ребенок. Не устраивай трагедию на пустом месте.
Он злил меня; ему приходилось объяснять элементарные вещи.
- Для тебя не трагедия. А мне этот ребенок, - слово настолько набило оскомину за день, что меня перекосило, как от целого лимона, - может разрушить репутацию. Карьеру. Мою жизнь. Мне не нужные лишние случайности, поэтому ты будешь делать то, что я скажу.
- Гамлет. Чистый Гамлет, - Роман выудил из вазы на столе яблоко и, комфортно расположившись, откусил кусок. - Сделай глубокий вдох, Саш. Теперь медленно выдохни, - он изобразил, что я должен сделать.
- Малиновский! - прикрикнул я на него. - Слушай меня внимательно. Я хочу, чтобы как можно меньше людей знало о том, что я причастен к этой истории. Если ты будешь болтать направо и налево, я устрою тебе такие неприятности...
Роман жевал яблоко, глядя на меня, как на обезьянку в цирке.
- Ты понял? - спросил я с нажимом.
- Понял, понял, давай дальше, - Малиновский помахал рукой с яблоком, мол, проматывай.
Я даже не буду описывать, как я ненавидел его в тот момент. Я расписываю ему его жизнь на ближайшие девять месяцев, а он развлекается!
- Второе, - продолжил я, - общаться с Клочковой будешь ты. Ты и так видишь ее каждый день, а я не собираюсь зря мотать себе нервы. Если ей будут нужны деньги, на врачей или еще что, я готов заплатить. Но общаться с ней будешь ты.
- Ну-ну, - сказал Роман. Его тон мне не понравился.
- Последнее, - сказал я, - когда ребенок родится, мы сделаем тест на отцовство.
- …и выясним, кому из нас не повезло, - закончил он.
- Тебе всё ясно?
- Да, - понятливо ответил Малиновский. - Я не согласен.
- Что?! - возмутился я.
- Я не согласен, - легко, будто речь шла о выборе закуски в баре, сказал он. - Получается, я должен ее ублажать, а ты будешь только бабки отстегивать? Деньги и у меня есть.
На мой взгляд, разделение обязанностей было справедливым.
- Что тебе не нравится?
- Ты тут распинался, что от этого ребенка зависит вся твоя жизнь. Так вот, я хочу, - мне показалось, что он передразнил меня, - чтобы мы поровну — это тоже твои слова — в нем участвовали.
Я и не подозревал, что Малиновский может быть столь неприятен. Никогда не подозревал в нем ослиного упрямства.
- Ты тоже будешь общаться с Викой, - злорадно сказал он. - Мы оба будем заботиться о матери нашего будущего ребенка. Одного из нас, - поправился он. - Понятно?
Еще несколько месяцев тесных контактов с Клочковой меня доконают, я и так плохо себя чувствовал с известия о беременности.
- Нет, Малиновский, даже не рассчитывай.
- А Воропаев бросил своего ребенка, как не стыдно! - сказал Роман в пространство с интонацией школьного ябеды. - Тебе не стыдно, Воропаев? - спросил он меня.
Мне не было стыдно перед Малиновским, но мысль, что Кира снова будет читать мне нотации, оптимизма не внушала. А ведь потом узнают и остальные... Будут шептаться у меня за спиной, распускать сплетни, обсуждать за глаза. Между лопаток у меня побежали мурашки. Я потер пальцами виски, это помогает мне думать. Что хуже: свихнуться от Викиных капризов или испортить репутацию?
- Деньги тоже пополам, - сказал я, оставив последнее слово за собой.
Роман не посмел спорить:
- По рукам.
Мы сели обсуждать финансовую часть. Сошлись на том, что будем оплачивать Клочковой квартиру и сами выберем врача, который будет ее наблюдать. Выкупать ее Мерседес у банка я наотрез отказался: будущей маме вредно ездить в открытом автомобиле. Я предложил выдавать Вике деньги на жизнь согласно чекам, по которым она будет отчитываться каждый месяц. Малиновский странно посмотрел на меня и сказал, что заставит меня лично считать, сколько литров сока Клочкова выпивает за месяц и сколько тратит на прокладки. От идеи пришлось отказаться, а жаль. Договорились о фиксированной сумме на повседневные расходы.
Малиновский отбросил ручку и потянулся.
- Казначеем будешь ты, - сказал он. - И не жлобься, Саша, это же твой ребенок.
- Твой, - поправил я его.
Малиновский поежился:
- Не каркай.
- Ты сколько раз с ней спал? - спросил я. Во мне взыграла жажда справедливости.
- Я что, считал? - он пожал плечами и посмотрел на меня с неприязнью: - А у тебя-то точно всё записано.
- Значит, много? А я — всего несколько раз. У тебя шансов больше! - довольно заключил я.
- Я предохранялся! - тут же возразил он, как будто его слова что-то могли изменить.
- Я тоже! - сказал я.
Мы замолчали. Роман скрестил руки на груди и небрежно разглядывал листок с расчетами, лежавший на столе. Я закурил. По-видимому, нас обоих посетила одна и та же мысль, и мы ее усердно обдумывали.
- Кто-то третий? - наконец сказал я.
- Не знаю, - сказал Малиновский. - Есть предположения?
- Нет, но можно выяснить.
Мы посмотрели друг на друга, объединенные общим возмущением обманутых любовников. Я почувствовал душевный подъем: ну, если выяснится, что у Вики был кто-то еще, настоящий отец ребенка, ей не поздоровится!
- Как? - спросил Роман.
- Для этого существуют профессионалы, - многозначительно ответил я.
- Расследование? – он оживился. - А я-то думал, ты сам собираешься этим заняться.
- Ты хочешь, чтобы я лично сидел в засаде у Викиного дома? - наивность Малиновского меня поражала.
- А что? - он заговорил таинственным шепотом: - Ночь. Улица. Фонарь. Ты, весь в черном, сидишь в кустах у дома Клочковой. В полевой бинокль ты наблюдаешь за ее окнами. Но что это? Свет гаснет, и через пару минут она выходит из дома, до самых глаз закутанная в красный шарф. К подъезду, свистя тормозами, подкатывает черное купе. Виктория исчезает в нем. Ты бросаешься к автомобилю, я втапливаю педаль газа, и мы мчимся по ночным улицам. Погоня, адреналин!..
Малиновский в лицах изображал свою миниатюру; я его не прерывал.
- ...и вот мы их настигаем! Вот он, момент истины! Кто же таинственный соперник?.. - он сделал драматическую паузу.
- Прекрасно, Малиновский. Но скакать по кустам я не готов, - сказал я. - Я всё устрою.
Он был немного разочарован:
- Скучный ты, Воропаев. Ладно, делай, как знаешь.
На том и порешили. Я отправил Малиновского домой. После разговора с ним я чувствовал себя намного лучше, чем утром: вопрос с Викой приобрел хоть какую-то ясность, и я снова был хозяином положения.
Глава вторая,
в которой я оказываюсь в шкуре доктора Ватсона
На следующий день я приехал в «Зималетто». Без лишних предисловий мы усадили Клочкову в кабинете Малиновского и огласили ей наше решение. Вика была деморализована: в ближайшие месяцы ей не светили ни Милан, ни свадьба, а только строжайший контроль своего здоровья, правильное питание и курсы будущих мам. Она немного утешилась, когда я выдал ей деньги на текущие расходы.
- И это всё?! – попробовала возмутиться она. – Да на это даже Пушкарева не проживет! Мне нужны витамины, мне нужно обновить свой гардероб! Я уже полгода в одном и том же!
- Не нужно, - отрезал я. – Через пару месяцев ты всё равно не сможешь носить модельные вещи, - я показал рукой живот. Вика надулась. Малиновский посмотрел на меня, достал из бумажника еще несколько купюр и отдал ей. Вика тут же ожила.
Что ж, хочет выполнять все её капризы – пусть выполняет, это его дело. Я не собирался отступать от своих решений.
Клочкова убежала; я не сомневался, что жаловаться Кире. Малиновский подошел ко мне вплотную и, понизив голос, хотя мы были одни, спросил:
- Ты нашел профессионала?
Ему нравилось играть в сыщиков.
- Да, - ответил я нормальным голосом. – Когда будут результаты, я тебе сообщу.
Утром я уже успел переговорить с детективным агентством. Меня уверили, что заниматься подобными делами им не впервой и, самое важное, гарантировали конфиденциальность. Посвящать Романа в подробности я не стал.
Вечером мне представили первый отчет по Викиному делу: не была, не имела, не замечена. Её контакты за день ограничивались пределами «Зималетто», Кирой, которая накормила её обедом, и продавцами бутика, из которого она вышла с несколькими пакетами. Последнее мне не понравилось, и я решил обязательно напомнить Вике, что такими темпами она скоро снова останется без средств к существованию.
На следующий день отчет был похож на предыдущий: никаких подозрительных мужчин на горизонте. Распечатка её звонков тоже ничего не дала. Вика звонила Кире, папе в Питер, снова Кире; ей звонили из банка с требованием выплатить кредитные взносы за машину. И на следующий день было то же. Видимо, кроме меня и Малиновского кандидатов на отцовство нет, вынужден был признать я.
А на следующий день мне позвонил Роман и возбужденным голосом сообщил:
- Есть! Приезжай к «Зималетто» к семи!
Объяснять что-либо он отказался, сказав, что я сам всё увижу.
В семь я подъехал к «Зималетто». Малиновский уже ждал меня на улице, подпрыгивая и грея уши руками: вечер выдался морозный.
- Где тебя носит, Воропаев! – приветствовал он меня. – Я весь закоченел.
Я посмотрел на часы:
- Ровно семь. Ну, что ты хотел мне показать?
- Пойдем, - он потянул меня за рукав.
- Пешком? – удивился я.
- Пойдем, здесь близко.
Мы вышли на набережную. С реки тянуло влажным холодным воздухом, и я тоже быстро замерз. Когда постоянно ездишь на автомобиле, отвыкаешь одеваться по погоде; оказывается, мое пальто продувалось всеми ветрами насквозь.
- Далеко еще? – спросил я, стараясь не стучать зубами.
- Пришли, - ответил Малиновский.
Мы стояли около обычного жилого дома. Первый этаж его был переоборудован под какое-то заведение, высокие окна были ярко освещены. Я подошел к одному из них и заглянул внутрь. Это был фитнес-клуб. Штук двадцать женщин разной толщины прыгали под слабо доносившуюся изнутри музыку. Я почувствовал раздражение.
- Малиновский, какого черта ты меня сюда притащил? Меня не привлекает вид перетянутых перезрелых красоток!
Малиновский фыркнул.
- Сюда, - он повел меня вдоль окон, заглядывая в каждое. – А, вот она! – воскликнул он негромко.
Здесь был тренажерный зал. Народу было немного, и я быстро заметил Вику. Она стояла в завлекательной позе, небрежно опершись о поручень беговой дорожки, и смеялась. Рядом с ней торчал какой-то тип в спортивных шортах, с загорелыми мускулистыми ногами, длинноволосый и с аккуратной бородкой, и тоже смеялся.
- Ну? – спросил Роман, наблюдая за моей реакцией. – Как тебе?
- Что это за?..
- Её тренер, - сказал Малиновский с улыбкой. – Они часто видятся. У них довольно близкие отношения, ты не находишь?
Я находил.
- Что будем делать дальше?
- Подождем, - сказал Малиновский. – Он часто провожает её до выхода. Потом задержим его и поговорим. Интересно, он знает о Викиной беременности?
- Поговорим… - сказал я задумчиво. Я думал о светлом будущем, которое вновь открывается передо мной, если мы нашли настоящего отца Викиного ребенка. Вместе с тем, его появление могло внести путаницу в наш с Малиновским стройный и взаимовыгодный договор.
Я поежился и сунул ладони подмышки, чтобы хоть немного согреться. Роман достал сигареты.
- Саш? – он протянул мне пачку.
Обычно я не курю сигарет, но выбора не было: сигары я с собой не ношу. Мы закурили. Стало немного теплее.
- Сколько она еще будет там торчать? – сказал я, начиная злиться.
Малиновский посмотрел в окно, я тоже. Вика всё трепалась с тарзаноподобным тренером. Я бросил окурок на заледеневший асфальт.
- Я пошел внутрь.
- Стой, ты всё испортишь! – драматическим шепотом воскликнул Малиновский. – Она не должна нас увидеть. Мы должны застать его врасплох, так чтобы сразу было понятно, если он врет!
- Малиновский, ты в детстве в казаки-разбойники не наигрался?
Мне были смешны его «шпионские» приёмы, но я остался. Минут через десять я стал опасаться, что как никогда близок к воспалению легких. Только я собирался снова возмутиться, Малиновский поднял руку, чтобы я молчал, и прислушался.
- Идут! – сказал он.
Я вдруг сообразил, что мы стоим на виду у самого крыльца, и это плохо соотносится с планом Малиновского застать тренера врасплох. Роман тоже это понял и потащил меня к дороге, к припаркованным автомобилям. Как назло, там были одни так называемые «женские» автомобильчики, спрятаться за которыми с моим ростом проблематично. Малиновский упал на корточки за желтым Матизом.
- Воропаев! – он дернул меня за полу пальто. Я сел рядом. Я чувствовал себя полным идиотом: сидим, играем в прятки с Клочковой. Видел бы меня сейчас министр! Но насладиться новым ощущением собственной неадекватности я не успел. Дверь клуба распахнулась, и на крыльце появилась Викуся, поддерживаемая за руку своим Тарзаном.
- Осторожней, Виктория, ступеньки скользкие, - предупредительно сказал он.
Малиновский подполз ближе к бамперу нашего укрытия и осторожно выглянул.
Вика что-то ответила, они посмеялись.
- До вторника! – сказал Тарзан. – Не забудьте про тренировку.
- Ну что вы, - кокетливо отозвалась Вика, - я не забуду.
Они наконец-то распрощались, и Клочкова пошла в сторону «Зималетто», одновременно набирая номер на телефоне. «Кира, ты еще на работе?» - донесся до меня её капризный голос. – «Не подбросишь меня домой? Пожалуйста…»
Тренер всё еще стоял на крыльце.
- Пора! – шепнул Малиновский. Он встал и решительно направился к нему. Я постарался подняться со всей возможной непринужденностью, чтобы ни у кого и мысли не могло возникнуть, что я только что позорно прятался за машиной. Ноги у меня затекли, и непринужденность не удалась. На неразгибающихся ногах я поковылял следом за Малиновским.
Викин тренер заметил нас и удивленно смотрел в нашу сторону.
- Здравствуйте! – сказал Малиновский, подойдя к нему. – Разрешите на пару слов?
Тот, видимо, решил, что мы пришли его грабить, и взялся за дверную ручку.
- Да? – ответил он подозрительно.
- Вы тренируете нашу, э-э, знакомую Викторию Клочкову, - продолжал Малиновский.
- Да, - еще более подозрительно ответил Тарзан.
- А вы знаете, что она беременна? - в лоб спросил Малиновский и уставился на тренера, как следователь гестапо.
На лице Тарзана мелькнуло удивление:
- Нет, я не знал, она мне ничего не говорила. Но ведь ей теперь запрещены силовые нагрузки! – воскликнул он с беспокойством. – Спасибо, что предупредили. У нас есть йога для беременных, это именно то, что подойдет Виктории в её положении. Хотите, я расскажу вам подробнее? – предложил он.
- Нет, спасибо, - ответили мы с Малиновским хором. Роман толкнул меня в бок, мол, пора.
- Нам пора, - сказал я.
- До свидания, - с вежливой улыбкой ответил тренер. – Передайте Виктории, чтобы берегла себя!
- Обязательно, - пообещал я мрачно.
- Конечно! – сказал Малиновский.
Мы развернулись и пошли по улице.
- Это не он, - сказал Роман.
- Почему? – коротко спросил я, постукивая зубами.
Малиновский сунул руки в карманы и поднял плечи. Когда шпионская беготня закончилась, он тоже начал мерзнуть.
- Видно же, что он не врет. Ты бы стал беспокоиться о силовых нагрузках, если бы тебе сказали, что твоя подружка беременна?
- Я – нет.
- Вот видишь, - сказал Малиновский. – И потом, когда они прощались, всё было вполне официально.
- Хм, - я вовсе не был уверен в выводах Малиновского.
- Когда я сказал, что Вика беременна, он удивился, а не испугался или забеспокоился, - привел еще одно доказательство Роман.
- Он хороший актер, - возразил я.
Малиновский помотал головой:
- Нет, он не врет, я вижу.
- С какой стати я должен доверять тому, что ты «видишь»? – разозлился я.
- Ну как хочешь, - резко ответил Малиновский. – Если тебе хочется надеяться, что это он, пожалуйста. Трать свое время, расследуй! Всё равно в итоге окажется, что ребенок твой. Или мой.
Мне действительно хотелось думать, что у Вики был роман с этим тренером. Тогда я мог бы с чистой совестью обвинить её в нечестности и умыть руки. Принять решение, основываясь на предположениях Малиновского, я не мог, мне нужны были факты.
- Хорошо, я буду расследовать, - сказал я.
Малиновский раздраженно дернул плечами и промолчал.
Через пару десятков метров он сказал:
- Может, зайдем в кафе, согреемся? – он дернул подбородком в сторону заманчиво светившейся вывески на углу.
Я согласился. Я готов был провести в компании Малиновского лишних полчаса, только бы в тепле.
Почти все столики были заняты: пятница. Место мне сразу не понравилось, было слишком шумно и тесно, да к тому же в углу расположилась компания из двух мамаш с тремя детьми самого надоедливого возраста. Дети галдели и спорили из-за мороженого; меня передернуло. Мы протолкались к столику в центре зала. Малиновский плюхнулся на стул, я сел напротив. Официантки не обращали на нас никакого внимания. Пару раз они пробежали мимо с чужими заказами. На второй раз я остановил одну из девушек:
- Кофе принесите.
- Мне чай с лимоном, - поддакнул Малиновский.
- Секундочку, я подойду к вам позже, - попыталась сбежать официантка.
- Девушка, один черный кофе и один чай с лимоном, и быстро, - я был близок к тому, чтобы устроить скандал.
- Девушка, - проворковал Малиновский и похлопал ресницами, - мы устали и замерзли. Не дайте нам погибнуть!
Официантка достала блокнот:
- Еще что-то будете заказывать? – спросила она, глядя на Малиновского.
- Нет, - сказал я. – Иначе мы до завтрашнего утра будем ждать наш заказ.
- Да, - ответил Малиновский, - что вы посоветуете? – он улыбнулся и заглянул ей в глаза.
- У нас есть горячие блюда, украинский борщ, томатный суп-пюре, отбивная, котлета по-киевски, охотничьи колбаски, любые гарниры… - стала перечислять она.
- А что-нибудь побыстрее?
Она на мгновение задумалась:
- Блинчики вас устроят? Сладкие с яблоками, с вишней, с медом, с творогом. С сыром, с ветчиной…
- С мясом что-нибудь, - всё так же улыбаясь, сказал Малиновский.
- С курицей и грибами?..
- Да, - радостно сказал он. – Возвращайтесь скорее, мы будем скучать.
Официантка удалилась бодрой рысцой.
- Вот видишь, Саша, - наставительно сказал Малиновский, - как нужно разговаривать с девушками. А ты «быстро, быстро!» - передразнил он. - Тебе бы в прапорщики идти!
Малиновский явно гордился собой.
- Не учи меня разговаривать с обслугой, - ответил я. Мне не хотелось продолжать эту тему; мне вообще не хотелось говорить. Я устал, и мне надоело, что Малиновский целый вечер поучает меня, что делать.
Роман укоризненно поцокал языком:
- Ты бы еще сказал «с моими рабами». Бедные твои подчиненные, как они с тобой работают?
- Они работаю быстро и качественно, - отрезал я.
- Арбайтен, арбайтен! Арбайт махт фрай!* – провозгласил Малиновский с акцентом фашиста из советских фильмов и изобразил пару ударов плеткой.
- Именно так, - согласился я; спорить мне было лень.
Малиновский захихикал. Я хрустнул пальцами и покрутил головой, чтобы размять шею. Мой кофе всё не несли, и я пожалел, что у меня в самом деле нет плётки.
Я размышлял о сегодняшних приключениях. Они кардинальным образом отличались от того, как я обычно добываю информацию. Обычно я поручаю это малоинтересное и утомительное занятие специальным людям, а сам пользуюсь их сведениями. Кстати, вдруг пришло мне в голову, откуда Малиновский узнал то, чего не выяснили детективы?
- Рома, - спросил я между делом, - как ты узнал про тренера Клочковой?
Он таинственно заулыбался:
- У меня свои источники информации.
- Правда? - я заинтересовался.
Малиновский перегнулся через стол и поманил меня пальцем. Ох уж эта таинственность! Я нехотя подался вперед. Роман посмотрел на меня, как будто собирался раскрыть тайну убийства Кеннеди.
- Женсовет! - сказал он драматическим шепотом.
Я хмыкнул и разочарованно отодвинулся от него. Тоже мне, «источник». Малиновский был доволен произведенным эффектом.
- Саша, никогда не пренебрегай своей секретаршей. Пара комплиментов, немного обаяния - если ты знаешь, что это - и ты в курсе всех сплетен!
- Понятно, - протянул я. Я злился, что поддался на его глупую шутку. - Понятно, кому я обязан тем, что два часа бегал по морозу и прятался от Клочковой, как пятилетний ребенок! И всё равно мы ничего не узнали!
- Не знаю, как ты, Воропаев, а я узнал, что её мачо из качалки ни при чём. Отрицательный результат — тоже результат, - беспечно сказал Малиновский.
- Я смотрю, тебя совсем не беспокоит, если через несколько месяцев тебе придется воспитывать ребенка?
Малиновский пожал плечами:
- Мы же будем делать тест, так? Не мой ребенок - хорошо. Мой - я буду его воспитывать.
Меня раздражало его равнодушие. Если бы Роман бегал и хватался за голову, мне было бы спокойнее.
- Воропаев, не дергайся, ты меня нервируешь! - Малиновский поймал меня за руку и прижал ее к столу. Я сам не заметил, как барабанил по нему пальцами.
- Отпусти! - я выдернул руку и потряс ею, чтобы избавиться от неловкости.
- Представь, Саш, будет у тебя маленький, - продолжил он. - Ты возьмешь его на ручки, посмотришь в его глазки и поймешь, что ты без него жить больше не сможешь.
Малиновский говорил подозрительно гладко, как по писаному.
- Ты где эту чушь прочитал? - спросил я.
Он сконфузился и потер ладонью висок:
- Юлиана сказала.
- Ах, Юлиана! - я почувствовал себя свободней оттого, что Малиновский тоже не испытывал отцовской радости. - На то Юлиана и пиарщица, чтобы внушать людям всякую ерунду! Хочешь, я тебе предскажу твое будущее на ближайшие двадцать лет?
Малиновский не ответил, и я продолжал:
- Вариант первый, пессимистический: ты женишься на Клочковой. В первые несколько лет тебя ждут бессонные ночи, пеленки, распашонки, подгузники. Не забывай, что как только Клочкова получит штамп в паспорте, она превратится в еще большую стерву, и не рассчитывай на секс без подарков. Только за очередную бриллиантовую висюльку. Она будет пилить тебя по поводу и без и контролировать каждый твой шаг. Если ты попробуешь сбежать, она будет шантажировать тебя ребенком.
Пока я говорил, официантка принесла наш заказ, но Малиновский еще ни к чему не притронулся.
- Вариант второй, оптимистический. Что ты, Рома, угощайся, всё остынет! - я заставил его встрепенуться. - Итак, вариант второй: ты не женишься на Клочковой. В этом случае твои перспективы можно назвать радужными. Ты дашь Викусе достаточно денег, чтобы она могла без забот жить где-нибудь в Италии или на солнечном побережье Флориды. Кстати, у тебя хватит? Запросы у Викуси ого-го, - предупредил я. - Изредка ты будешь навещать свое ненаглядное дитя под присмотром няни, и через двадцать лет у тебя будет оболтус, с которым у тебя не будет ничего общего, но требовать с тебя он будет по полной программе: на учебу, квартиру, веселую жизнь. Не сомневайся, мамочка его научит.
Малиновский мрачно жевал блин.
- А чушь про глазки можешь оставить себе. Как утешение, - мне показалось, что я забил последний гвоздь в крышку его гроба.
Роман прожевал кусок.
- Брр! – сказал он и поёжился. – Какие ужасы ты рассказываешь, Воропаев. Стивену Кингу до тебя, как до луны пешком. Ну а что ты предрекаешь себе на ближайшие двадцать лет?
И опять он смеется! Глядя на него, я думаю, что неисправимый оптимизм – это какая-то мозговая плесень.
- Ну так что, - поторопил меня Малиновский, - что прозревает твой третий глаз? – он проделал над своим чаем пассы свободной рукой.
- Третий глаз закрылся, ты забиваешь мои чакры, - ответил я.
- Жаль, - сказал он.
Я стал пить свой кофе. Гадость, как и ожидалось. Сыплют растворимый Нескафе и выдают за настоящий. За сегодняшний вечер я успел изменить нескольким своим привычкам: не вести расследования самому, не общаться с идиотами, не пить мерзкий кофе.
- Теперь я понимаю, - сказал я задумчиво, - почему Жданов всё время попадает в истории. Он дружит с тобой.
Роман расхохотался. Я не понял, что было причиной его веселья. Наконец, он успокоился и объяснил
- Я вспомнил, как ты клялся не скакать по кустам. Ты всё-таки здорово смотрелся там, за машиной. Вид у тебя был…
Я посмотрел на него предостерегающе. Если он сейчас скажет, что я выглядел по-дурацки, я за себя не ручаюсь.
- Нет, - сказал Малиновский, оценивая меня, - ты был еще смешнее.
Я выдохнул и сложил руки на груди: устраивать скандал в кафе ниже моего достоинства.
- Да, - сказал он с видом художника, разглядывающего свое творение. – Почти так.
- Малиновский… - начал я.
- Всё, всё! – он поднял руки. – Я пошутил!
______
* Работать, работать! Работа делает свободным! (нем.)
Глава третья,
в которой в доктора играет Малиновский
Я сидел дома и проклинал Малиновского. Из-за его страсти к шпионским играм выходные были испорчены, а ведь я рассчитывал как следует отдохнуть: последние события изрядно подорвали мои силы.
Горло у меня горело, из носа текло, а градусник показывал безнадежные 37,5. И не здоров, и не пожалуешься толком никому, слишком несерьезно. Доигрался, Шерлок Холмс, думал я с досадой. Надо было отправить Ярослава вместо себя. Но нет, я же хотел своими глазами убедиться в Викиной измене!
Я поднялся из кресла и поплелся за новой чашкой чая. На кухне я включил чайник и в очередной раз принялся потрошить аптечку. Хотелось принять все таблетки разом, чтобы помогло наверняка. Но я уже выпил один шипучий аспирин и боялся, как бы мне не повредило еще одно лекарство. В медицине я совершенно не разбираюсь, признался я себе. Можно было бы довериться народным средствам, но дома, как назло, не было ни меда, ни малины. Поэтому я заварил чай, плеснул в него коньяку и вернулся в кресло.
Я скучал. Спать не хотелось, читать не получалось: тяжелая голова отказывалась воспринимать лишние сведения, телевизор я не смотрю. Я вообще не привык подолгу торчать дома без особой необходимости.
Когда я один, мне в голову лезут неприятные мысли. Вот и сейчас я стал думать о том, что именно для таких случаев нужна жена: подать стакан воды, как говорится, укрыть теплым пледом и развлекать разговорами. Я представил рядом с собой Вику: как она полулежит на диване, да, вон там, откинувшись на подушку, и грызет яблоко. Когда я её вижу, она всегда что-нибудь грызет, то сушку, то пирожное, которым её угостила Кира. На голове у нее бигуди, она с капризным видом оглядывает свой шелковый халатик, как будто это нищенские лохмотья. Несмотря на то, что халатик приоткрывает именно то, что нужно: высокую грудь, и бедра, и стройные коленки, мне не хочется видеть её. Времена, когда её тело возбуждало меня, давно прошли. Я отвернулся.
Вика ударила ладонью по столику, так что я подпрыгнул в кресле. «Воропаев!» - она строго посмотрела мне в глаза и жестко сказала: «Я уже целый месяц в одном и том же! Ты обещал сегодня свозить меня по магазинам! Вставай немедленно, Воропаев, хватит притворяться!»
Брр! Я потряс головой, чтобы отогнать видение. Я же говорил, у меня слишком буйная фантазия. На всякий случай я потрогал лоб: вдруг у меня жар и я начал бредить? Лоб был слегка горячий.
Лучше не думать о плохом, решил я. Как говорил Малиновский, всё устроится. Когда родится малыш, может, жизнь покажется мне не столь ужасной? У меня будет сын, хорошенький и умненький...
Маленький мальчик, похожий на меня, как две капли воды, подергал меня за рукав: «Па-ап, пошли поиг`аем в лошадку! Па-апа, покатай меня!», - сказал он, немилосердно картавя. Я вспомнил логопеда, проклятие моего детства, и по спине у меня прошел озноб. «Па-ап! Я хочу иг`ать!» - требовал мальчик. «Мне плохо», - сказал я ему. «Всё `авно! Иг`ать, иг`ать, иг`ать!» - закричал он. В голове у меня зазвенело. «Отстань!» - приказал я. Он не унимался, он забился в истерике. Я застонал, заткнул уши и пришёл в себя.
Я чувствовал себя слабым и разбитым. Брежу, подумал я. Я встал и, волоча за собой плед, поплелся в спальню. Меня пошатывало от пережитого ужаса. Я упал на кровать и провалился в прерывистый беспокойный сон.
«Уаа! Уаа!» - раздавался где-то крик младенца, и я вздрагивал, тревожно оглядывался и снова засыпал.
«Па-апа! Папа!» - кошмарный мальчик тряс меня за плечо. Я рывком садился на кровати и понимал, что это я запутался в одеяле.
«Александр Юрьевич», - вкрадчиво спрашивала меня журналистка с бегающими глазками за узкой черной оправой очков, - «правда ли, что у вас есть незаконный ребенок?» Я покрывался холодным потом и лепетал «Нет, нет!» Но она жестом фокусника указывала куда-то себе за спину и вопрошала: «А это кто?» Мальчик с хитрыми жестокими глазами смотрел на меня и медленно произносил: «Здравствуй, папа!»
Мой мобильный звонил, не переставая. Я знал, что звонят мне с обвинениями, с расспросами, с укорами, и не смел ответить. Беспрерывное дребезжание телефона заставляло меня цепенеть от ужаса. Не выдержав, я схватил трубку и закричал:
- Что, что?! Отстаньте!
- Воропаев, ты чего?
- А?
Я еще плыл между сном и явью. Ни мальчика, ни журналистов не было, зато телефон у меня в руке был настоящий. Одежда на мне была мокрой от пота. Я постепенно приходил в себя.
- Кто это? - спросил я. Мой голос прозвучал неприятно хрипло, как чужой.
- Это я. Воропаев, ты что, заболел?
Через пару мгновений до меня дошло, что это Малиновский.
- Чего тебе? - спросил я. Я всё ещё был не в своей тарелке: из-за кошмаров я не выспался, наоборот, еще больше устал. Я мучительно пытался собраться с мыслями и вспомнить, не назначено ли на сегодня какое-нибудь важное дело.
- Да ерунда... - начал он неуверенно. - Насчет Клочковой. Мы обсуждали, что хорошо бы найти ей врача, да за остальными делами как-то забылось. Надо бы...
- Ну? - сказал я.
- Что у тебя с голосом? - спросил Роман.
Во мне боролись два желания: пожаловаться на свою болезнь, чтобы Малиновский осознал, на какие жертвы я пошел ради нашего общего дела, и потребовать сочувствия к себе или гордо отвергнуть его жалость и стоически перенести трудности.
- Заболел, - ответил я. - Спасибо тебе, Рома, - сказал я подчеркнуто.
- Очень плохо? - спросил Малиновский, и я услышал виноватые ноты в его голосе.
- Достаточно.
- Э, ну... Я же не знал, что ты такой нежный! - он стал оправдываться.
- Ничего, - сказал я, собрав волю в кулак: не пристало мне плакаться кому попало. - Что ты хотел сказать о Клочковой?
- А, да... - видимо, Малиновский уже забыл, ради чего звонил мне. - Мы будем искать ей врача? Я узнавал, ей нужно сделать разные анализы, УЗИ... - было слышно, что ему неудобно и непривычно произносить медицинские термины.
- Вот и займись этим, - сказал я. Любая мысль о Вике заставляла вспоминать кошмары о мальчике, похожем на меня.
- Я хотел посоветоваться с тобой. Ты же любишь сам всё контролировать! - сказал Малиновский с иронией.
- Выбери несколько вариантов, я потом посмотрю.
- Так точно, шеф! - бодро отрапортовал Малиновский и совсем другим тоном сказал: - Напомни мне, кто говорил, что мы будем вместе решать все проблемы? Поровну?
Я сразу почувствовал себя очень больным. Я заполз под одеяло и ответил:
- Ты хочешь, чтобы я сейчас обзванивал клиники, или что? Я не в том состоянии.
- Ах, умирающий лебедь! - сказал Малиновский. – Что там у тебя, насморк?
- У меня бред и жар, и если я отброшу коньки, ты будешь в этом виноват! – не выдержал я. Мне было обидно, что сочувствие Малиновского испарилось, как только я попросил его взять на себя часть забот. «Лицемер!» – подумал я.
- Что, правда? – спросил он с любопытством. – И что же тебе видится?
- Виктория с младенцем, - признался я.
Малиновский фыркнул:
- А-а, ну это и мне виделось поначалу! Ничего, Воропаев, пройдет. Мужайся!
- Не так, по-настоящему, - сказал я. – Как в гравюрах Гойи.
Малиновский озадачился незнакомым именем.
- Понятно, - проговорил он через несколько мгновений. – Воропаев, ты уверен, что тебе не надо в больницу?
- Я не сошел с ума.
- Мда? – Роман засомневался. – Когда я позвонил, ты что-то кричал… «Отстаньте!» или «Отпустите!»
Щеки у меня загорелись. Мне стало стыдно, что он слышал мой бред. Чего доброго, ляпнет в разговоре со Ждановым и моему авторитету конец.
- Тебе показалось, - ответил я холодно.
- Подожди, ты же сам только что сказал, что у тебя бред? – не понял он.
- Не было ничего, Малиновский, слышишь, не было! – сказал я веско, но он почему-то не верил.
- Так, Воропаев, лежи и никуда не уходи! – велел Роман.
- Да куда ж я денусь… - слабо проговорил я в телефонные гудки.
Я закрыл глаза, а уже через мгновение, как мне показалось, по квартире проскрежетал звук дверного звонка. Я подскочил; в глазах потемнело. Пришлось посидеть с минуту на кровати, приходя в чувство.
Звонок всё надрывался. Пришлось подниматься и идти открывать дверь. На пороге стоял Роман.
- Здорово! Узнаешь меня? - спросил он, явно чтобы проверить, насколько я в своем уме.
- Малиновский, - ответил я вяло.
- Правильно! - сказал он. - Молодец, получишь пирожок! - Роман отодвинул меня в сторону и прошел в квартиру. От него пахнуло холодом, и я плотнее укатался в халат. Меня знобило.
- Что тебе нужно?
Он посмотрел на часы:
- Так, у меня есть минут сорок, от силы час, потом я вынужден буду тебя покинуть.
Я прислонился к стене.
- Шел бы ты, Малиновский... домой.
- Что я, зря приехал? - он поискал выключатель, зажег свет в холле и внимательно посмотрел на меня: - Кошмар, Саш. Семейка Адамс представляет! - он взял меня за плечи и повернул к зеркальной стене. Вид у меня был неважный: на щеках горели красные лихорадочные пятна, гармонировавшие с цветом глаз, волосы всклокочены. Я пригладил торчавшие пряди.
Малиновский, который продолжал держать меня за плечи, мимолетно улыбнулся:
- Да, намного лучше. Саша, марш в постель! - он подтолкнул меня в спину.
В спальню я не пошел: не хватало, чтобы Малиновский видел творившийся там бардак. Я дошел до гостиной и сполз на диван. Любая горизонтальная поверхность казалась мне чертовски привлекательной.
- Врача вызывал? - допрашивал меня Малиновский.
- Нет.
- Почему?
- Не надо.
- Боишься врачей? - спросил с издевкой.
- Иди ты...
- Лекарства дома есть?
- На кухне на столе.
Он ушёл и вернулся с аптечкой.
- Подвинься, - он сел на диван у меня в ногах. Через некоторое время он протянул насмешливо: - Да-а, Воропаев, аспирин, пенталгин и презервативы. Чем из этого ты лечишься?
- Последним, - вяло пошутил я.
- Хороший способ, - одобрил он. - Но сейчас не поможет.
- Откуда ты знаешь, что поможет? - я сильно сомневался в медицинских познаниях Малиновского.
- У меня вся семья — врачи, уж кое-что я понимаю.
- Какая еще семья? - спросил я озадаченно.
- Мама и папа, Воропаев, - он глянул на меня, как на идиота.
- У тебя есть родители?
Я сам понял, что мой вопрос звучит глупо. Я всего лишь имел в виду, что Малиновский никогда и ничего о них не упоминал.
- Нет, я из яйца вылупился!
Кажется, теперь я убедил его, что у меня не всё в порядке с головой.
- На, держи, - Роман сунул мне в руку градусник. Я взял и пару секунд рассеянно смотрел на него. - Температуру померяй! Объяснить, как? - одернул он меня.
- Не надо, - ответил я и засунул градусник подмышку.
Малиновский небрежно крутил в руках презервативы из моей аптечки. Прочитал, шевельнув губами, название, вид и даже срок годности. Открыл пачку и посмотрел, сколько штук осталось. Тут я не выдержал:
- Положи на место! Что за манера лезть, куда не просят?
- Как скажешь, - он улыбнулся и откинулся на спинку дивана, задев мои ноги. Я невольно напрягся.
Градусник пискнул.
- Давай! – Малиновский протянул руку. Я вынул градусник и посмотрел на показания: тридцать восемь. Неудивительно, что пару часов назад я видел страшилки позабористей, чем у Стивена Кинга. В детстве при такой температуре я был уверен, что под кроватью у меня заяц-робот из «Ну, погоди!», а когда стал старше, меня навещали призраки из «Соляриса».
- Давай, - Малиновский нетерпеливо потряс ладонью. – Что ты там изучаешь? Я не буду всю ночь с тобой сидеть.
Он говорил со мной, как с маленьким надоедливым ребенком.
- Тридцать восемь и семь, - сказал я и спрятал градусник в кулаке.
- Воропаев, дай сюда, или я встаю и ухожу!
Я знал, что никуда он не уйдет. Мне вдруг понравилось, что Роман сидит здесь и опаздывает, куда он там собирался. Я взрослый, когда я болею, ко мне давно никто не приходит, не сидит у моей постели, не трогает мне лоб прохладной рукой, не беспокоится, принял ли я лекарства. Пусть он поволнуется обо мне еще чуть-чуть, потом я его отпущу.
- Саша, - укоризненно сказал Роман.
Я помотал головой.
- Отдай!
- Тридцать восемь и семь, - упрямо ответил я.
- Я тебе не верю. У тебя взгляд нездоровый.
Он всерьез встревожился. Он положил ладонь мне на лоб; она приятно холодила.
- Так и оставь, - сказал я. Мне было весело. Возможно, это лишь симптом лихорадки: Кира уверяет, что когда я болен, я становлюсь странно оживленным.
Малиновский руку убрал.
- Я сейчас схожу в аптеку, я видел, в соседнем доме есть. Лежи и… - он, видимо, хотел дать мне еще какое-то наставление, но ограничился: - …и ничего не делай. Дверь не закрывай, я скоро вернусь.
Я покивал. Роман с сомнением посмотрел на меня. Наверное, мой вид внушал опасения, потому что он снова предостерегающе повторил:
- Ничего не делай.
Я широко кивнул и схватился за затылок: голова чуть не отвалилась. Малиновский закатил глаза, но всё-таки ушёл.
Я остался один. Мне сразу стало плохо: заломило тело, везде одновременно, во рту пересохло, и ладони мигом стали сухими, как наждачка. Я потер их друг об друга, раздался громкий резкий шорох. Я услышал тишину в квартире.
А ведь я совсем один, и дверь открыта. Мне стало не по себе. Сейчас сюда войдет… Шлеп-шлеп-шлеп, прошлепали босые ноги по паркету в прихожей. Кто-то стоял там, таясь от меня за выступом стены.
Стоп, сказал я себе. Это только бред. У меня лихорадка, поэтому я брежу.
За стеной никого не было.
Но пусть Малиновский вернется, попросил я.
- Саша, Саша, - позвал меня голос, словно издалека. Когда я успел заснуть? Я осторожно открыл глаза и огляделся. Передо мной стоял Малиновский с кружкой. Я покосился в углы комнаты: там было пусто.
В голове у меня прояснялось. Я вспомнил, какую чушь я нес перед Малиновским полчаса назад, и как я себя вел. Я сел. Не надо было пускать его к себе, нельзя ни с кем общаться, пока ты не вполне отвечаешь за свои поступки. Можно ляпнуть такое, в чем придется раскаиваться.
- Как ты? - спросил Роман. - Лучше?
Разговаривает со мной, как с калекой. Я разозлился.
- Что это? - кивнул я на кружку.
С Малиновского тут же слетел вид заботливой нянюшки.
- Обычный Фервекс. Сам мог бы догадаться выпить жаропонижающее, если тебя от высокой температуры так вставляет. Пей, и я пойду.
Он посмотрел на часы, демонстрируя, как я ему надоел.
Я забрал у него кружку и тут же перехватил ее другой рукой: горячо. Я уже и сам хотел, чтобы он убрался. Тоже мне, стоит тут, незаменимый, и думает, что мне нужно его сочувствие и – страшно сказать – забота. Не нужно, я столько лет живу один и ни разу не умер от простуды.
- Иди, - сказал я ему.
- Угу, - кивнул Малиновский. – Пей, пациент.
Он уже почувствовал удовольствие оттого, что может мной распоряжаться. Хорошо, решил я, уступлю в последний раз, и больше этого не повторится. Я залпом проглотил полчашки, обжегши язык и горло.
- Твою мать, - просипел я. Малиновский закатил глаза и произнес одними губами что-то нелестное в мой адрес.
- Холодной водички принести? – сказал он вслух с издевательским сочувствием.
Я кивнул, чтобы он только исчез с глаз моих и перестал смотреть на меня, как врач на безнадежно больного.
Малиновский пожал плечами и скрылся на кухне. Я слышал, как он хлопает дверцами и стучит стаканом о стол. Какой же он шумный! Всего второй раз у меня в доме, а мне снова кажется, что он успел перевернуть всё вверх дном и устроить на свой лад. Малиновского всегда слишком много.
- Пожалуйста! – он вернулся со стаканом и протянул его мне с вежливейшей из улыбок.
- Спасибо! – попытался сказать я так же, но мне пришлось схватиться за горло. Больно же я обжегся!
- Ну, - решительно сказал Малиновский, - я тебе больше не нужен. Счастливо оставаться! Не буянь тут, - добавил он ехидно. – Увидишь Викусю – знай, что это всего лишь твои глюки.
Я смерил его взглядом, в который вложил всё свое презрение к его гнусным инсинуациям. Малиновский его не заметил.
- Завтра позвоню, проверю. Буэнос ночес!
Когда дверь за ним закрылась, мне пришло в голову, что надо было бы его поблагодарить. Хотя нет, не стоит, тут же передумал я. Роман просто хотел меня задобрить, я нужен ему как союзник. Я вяло поразмышлял на эту тему и пришел к выводу, что я правильно не стал его благодарить. Он бы зазнался, решил, что его маневр удался и окончательно сел мне на шею. Надо держать Малиновского на коротком поводке, постановил я.
Глава четвертая,
в которой меня принуждают заняться самообразованием
В понедельник я сидел на работе, пялясь в монитор и щелкая мышкой. Перед глазами у меня уже рябило от карамельно-розовых сайтов с пухлощекими младенцами-ангелочками по всей странице. Малиновский не приминул позвонить мне с утра и напомнить, что именно я, и никто другой, обязан найти для Викуси персонального врача. Я мог бы перепоручить это дело Марине, но гордость взяла верх. Жаловаться секретарше на личные неурядицы было совсем уж унизительно. Кроме того, мне хотелось доказать себе — и Малиновскому, что я могу справиться с таким несложным заданием. Я уже выставил себя идиотом, когда мы шпионили за Викиным тренером, в то время как Роман в два счета разузнал интересующие нас обстоятельства, потом я свалился с лихорадкой, и теперь не мог допустить очередного провала.
Я открыл еще один сайт; для разнообразия он был цвета детской неожиданности. Я раньше никогда не был на женских форумах и даже не предполагал, какая бездна ужасов таится на веселеньких страницах. Да, я вырос с двумя сестрами, но я и не предполагал, какими вопросами задаются на досуге эти нежные создания. Как заставить мужчину класть носки на место? И несколько десятков страниц советов, которым бы позавидовал доктор Менгеле. Какие участки женского тела следует брить, а с каких — выдирать волосы воском? Я почувствовал легкую дурноту. Вот уж точно, многие знания — многие печали.
В разделе, где будущие мамы советовали друг другу врачей и больницы, творилась та же вакханалия. Через полчаса я уже понял, что кабинет гинеколога представляет собой камеру пыток в миниатюре, каждый врач — либо садист, либо пофигист, а рождение ребенка — подвиг, который следует поощрять как минимум орденом мужества. Я старался проскальзывать взглядом мимо тем, в которых обсуждались физиологические подробности, но тем не менее вскоре готов был сползти под свой стол из дуба, чтобы не думать об этом кошмаре.
Твердой рукой я решительно закрыл браузер и вызвал Марину. Я велел ей рассмотреть варианты и выбрать лучшего врача для Виктории и принести мне кофе, чтобы успокоить мою расшатанную нервную систему. Через минуту она вернулась, как ангел милосердия и поставила передо мной чашку.
Я был вынужден признать свое поражение. Подлый Малиновский! Я не сомневался, что он нарочно заставил меня изучать это... У меня не было слов. Теперь мне неделю будут сниться кровавые кошмары про мучителей-акушеров с огромными блестящими щипцами в руках!
Где-то в глубине шевельнулась мысль о Клочковой. Она чертовски хорошо смотрелась на моих черных простынях, в кружевном белье и чулках, но я никак не мог представить ее с огромным неуклюжим животом и в роддоме. И всё же через полгода это время придет. Какие жертвы ради того, чтобы я (или Малиновский) получил на руки орущее создание, не нужное никому из нас! Меня охватила тоска. Как бессмысленна жизнь, если новый человек приходит в неё по нелепой случайности...
Мои размышления о бренности сущего прервало появление Марины. Она подала мне аккуратный отчет с несколькими фамилиями, контактами и отзывами пациенток.
- Марина, вы — золото, - сказал я, расчувствовавшись. Как бы я смог без нее разгрести авгиевы конюшни и найти среди них крупицу действительно ценной информации. Марина сдержанно заулыбалась. - Можете быть свободны.
Когда она вышла, я занялся изучением предъявленного мне списка. Так, что тут у нас? Две больницы я отмел сразу: далеко, а мне неохота было терять время, если придется мотаться туда с Викусей. Из оставшихся моё внимание привлек медицинский центр, среди клиентов которого значилось несколько широко известных людей. Подойдет, решил я и набрал номер.
Мне ответили с приторнейшей любезностью. Я собрал мужество в кулак и записал Вику на прием, хотя вопрос «Фамилия мамочки?» немного выбил меня из колеи. Хорошо хоть «фамилию папочки» не спросили.
Во второй половине дня я отправился в «Зималетто». В планах у меня было, во-первых, обрадовать Викусю новостью, во-вторых, отомстить Малиновскому за то, что он бессовестно меня подставил.
Вика стояла у ресепшена и препиралась с женсоветом. Пока Андрей позволяет своим сотрудникам болтаться без дела в рабочее время, компания так и будет прозябать, отметил я про себя. Они не сразу меня заметили, поэтому пришлось подойти к ним и мило поздороваться.
Толстая секретарша подпрыгнула и схватилась за сердце, рыжая с декольте уронила ножницы, а бухгалтерша единственная сообразила ответить: «З-здравствуйте, Александр Юрьевич!»
- Малиновский у себя? - спросил я.
- Н-нет, - пробормотала длинная секретарша Романа. - Они с Андреем Палычем совещаются.
- Очаровательный зверек, - сказал я. На секретарше была футболка безумной расцветки с Чебурашкой. - Одно лицо, - я поднял глаза с ее груди на лицо. Она закусила губу.
Так-то лучше. Если она поняла, что к чему, то одним идиотским нарядом в «Зималетто» станет меньше. Когда же эти курицы поймут, что должны соответствовать статусу компании?
Я взял Викусю за локоть и потащил к кабинету Жданова. Она выдернула руку и возмущенно завопила:
- Что ты себе позволяешь?!
Как она меня утомила... Я от всей души пожелал, чтобы счастливым отцом стал Малиновский, иначе я её убью и остаток жизни проведу в тишине и спокойствии тюремной камеры.
- Пойдем, дорогая, - в приемной я указал ей на стол: - Твоё рабочее место здесь. Сиди, повышай квалификацию, - я кивнул в сторону кофе-машины. Вика насупилась, но умнее выглядеть не стала.
Я вошел в президентский кабинет. Жданов, Малиновский и Пушкарева расположились на креслах у двери и шушукались, сдвинув головы. При моем появлении они отпрянули друг от друга, а Пушкарева мгновенно прикрыла бумаги на столе пластиковой папкой. Любопытно.
Я склонил голову набок, разглядывая их: вид у всех троих был виноватый.
- Добрый день, - сказал я.
Андрей натянул на лицо улыбку, встал и пожал мне руку:
- Здравствуй, Саша!
- Здравствуйте, Александр Юрьевич, - пискнула Пушкарева. Руки её продолжали бегать по столу, перебирая карандаши.
- Саша! - Роман протянул мне руку. - Ты никак из-за Вики пожаловал? - спросил он с мерзкой улыбочкой.
Хотя я действительно приехал из-за Клочковой, теперь я намерен был выяснить, за каким преступлением я застал дружную троицу.
- Не только, - ответил я. - Работаете? - я обвел их взглядом. Роман с Андреем смотрели на меня честными глазами, Катерина тоже оторвалась от бумаг:
- Да, Александр Юрьевич!
Я явственно слышал подтекст в ее словах: вы нам мешаете. Поэтому я еще тверже решил остаться.
- Разрешите посмотреть? - я протянул руку к документам, лежавшим на столике.
Андрей нервно засмеялся и закрыл свою помощницу грудью:
- Э, Саша, это рабочие документы, тебе не интересно.
- Почему же, мне очень интересно, - вкрадчиво возразил я. Чем больше Жданов трепыхался, тем яснее мне становилось, что они затевают что-то действительно серьезное, о чем я ни в коем случае не должен был узнать.
Как ни странно, первой в себя пришла Пушкарева. Я с самого начала подозревал, что эта особа может далеко пойти.
- Александр Юрьевич, когда мы закончим, я пришлю вам любую информацию, какую вы потребуете!
В данный момент давить на нее было бесполезно: выслуживаясь перед своим драгоценным шефом, она была готова унести секреты «Зималетто» с собой в могилу.
- Я обязательно потребую, - пообещал я и повернулся к Малиновскому: - На пару слов.
Роман переглянулся со Ждановым и вышел следом за мной.
Вопрос: ОАО, часть вторая
| 1. Интересно, выкладывать в процессе | 6 | (66.67%) | |
| 2. Интересно, выложить законченное | 3 | (33.33%) | |
| Всего: | 9 | ||
@темы: Моё, Не родись красивой, Фанфики, Александр Воропаев
-
-
22.08.2021 в 11:25Перечитывала недавно "Кто в доме хозяин", так прямо ностальгия взыграла))) Очень хочется почитать что-нибудь по этой парочке.
Вы, наверное, чуть ли не единственный автор, который по ним писал((