We're all just stories in the end.
Автор: obstinatrix
Название: Вопрос культурного многообразия / A Question of Cultural Variation
Переводчик: BBGON
Бета: спасибо Tarsius Sapiens, которая превратила неудобочитаемый исходник в текст, который можно читать с удовольствием
Ссылка на оригинал: obstinatrix.livejournal.com/4597.html
Пейринг: Шатнер/Нимой
Рейтинг: PG-13
Дисклеймер: Всё — наглая ложь!
Предупреждения: Аццкий флафф.
Саммари: Во времена съемок ТОСа у Билла была привычка целовать своих коллег в губы…
Разрешение на перевод: получено
читать дальшеОни знакомы уже шесть недель или около того, когда Леонард впервые видит, как Билл целует мужчину. Вечереет, вокруг медленно сгущаются сумерки, Билл и Леонард вдвоем мирно курят за вагончиком гримерки, когда появляется Дефорест и объявляет, что на сегодня он закругляется. Билл поднимает на него потеплевший взгляд, говорит: "Увидимся завтра, Ди", - и целует его.
Поцелуй столь непринужденный, движения Билла настолько естественны: рука придерживает Ди за локоть, губы мягко касаются щеки – что Леонард склонен списать произошедшее на то, что Билл вырос в Монреале. Они всегда так целуются, эти французские канадцы, правда? И Билл, в некотором роде, почти французский канадец. Иногда в гримерке он напевает по-французски, чуть глуховато, с глубоким носовым прононсом тамошнего уроженца. Он всё детство провел с квебекцами - очевидно, это отразилось на его рассудке.
Уходя, Дефорест выглядит совершенно невозмутимым. Он степенно, по-американски, машет Леонарду рукой на прощание, и это заставляет Леонарда пересмотреть ход своих рассуждений.
Просто Билл вырос в Монреале, убеждает он себя и снова затягивается.
Но Билл не целует его на прощание, когда они расстаются этим вечером. По дороге домой, Леонард понимает, что Билл никогда его не целовал. Он размышляет о том, что это значит и как соотносится с придуманной ранее теорией о французских канадцах.
Затем он паркует автомобиль около дома, где ждут детские объятия и аппетитный ужин, и мысли о Билле вылетают у него из головы.
*
За следующие несколько недель Леонард приходит к выводу, что, хотя Билл ведет себя на французский манер, он не целует всех подряд при встрече и прощании. На самом деле, к своей большой досаде, Леонард не может найти в его поведении ни следа логики. Иногда по утрам Билл целует Нишель, только увидав ее, с почтительностью пастушка, приветствующего принцессу. Иногда он едва снисходит до того, чтобы улыбнуться ей. И насколько Леонард может судить, колебания его настроения никоим разумным образом не совпадают с проявлениями симпатии.
Однажды, когда отснято уже полсезона, Билл и Леонард, беседуя, проходят на съемочную площадку. Билл коротко улыбается Леонарду, как бы извиняясь, отходит поздороваться с остальными – и наклоняется к Нишель, чтобы поцеловать её в щеку.
Джордж стоит рядом, как обычно лениво опершись о пульт в ожидании режиссера. Джордж, кажется, более чем не в восторге от Билла – и даже от самого Леонарда. И если уж Леонард заметил его отношение, то Билл и подавно.
Поэтому Леонард очень удивлен, когда Билл, вместо того, чтобы вернуться к прерванному разговору, сухо целует Джорджа в губы.
Тогда-то Леонард оставил надежду найти происходящему логичное объяснение.
*
Иногда сниматься в сериале – изнурительный труд. Дни тянутся долго, дурацкие уши зудят, а Джин никак не может определиться, называть тебя вулканцем или вулканианином. С другой стороны, когда ты ежедневно проводишь по девять часов в одной и той же компании, это вознаграждается, и не только деньгами.
В субботу вечером, ближе к концу сезона, они втроем отправляются на бейсбольный матч. Леонард за рулем, прежде всего потому, что Билл настоял на том, что Бьюик размером почти с Энтерпрайз – самый логичный для них транспорт. Билл занял пассажирское место, и барабанит пальцами по колену.
- Ну же, Ди, - бормочет он нетерпеливо. – По-твоему, это значит "в семь часов"?
- Ты же знаешь Ди, - успокаивает его Леонард. – Подожди минуту.
Им пришлось прождать еще пять, но в конце концов тот появляется и всем весом наваливается на дверцу Бьюика, делая вид, что никак не может открыть ей.
- Простите, простите, это Каролин…
- Пустяки, - Билл отмахивается от объяснений. – Теперь-то ты тут, малыш.
Ди с ухмылкой хлопает Леонарда по плечу.
- В кои-то веки он рассуждает, как разумный человек.
Леонард смеется: «В кои-то веки».
- Эй, вы двое, заткнитесь, - возмущается Билл. Он оборачивается и перегибается через спинку сиденья. – Поди сюда, - велит он.
Краем глаза Леонард замечает, как Дефорест подается вперед, в объятия Билла, как Билл ласково гладит его по щеке. И затем он видит, как Билл целует Дефореста, не разжимая губ, но крепко. И Ди слегка улыбается, без возражений принимая поцелуй, отчего Леонард сразу понимает, что Билл делал это раньше. И судя по выражению лица Дефореста, он делал это весьма часто.
Как же так вышло, что Леонард этого не замечал?
И почему Билл никогда хотя бы не чмокал Леонарда в щеку?
Он отворачивается и старательно смотрит на улицу сквозь ветровое стекло, чтобы остальные не заметили его напряженного лица.
- Так, ребята, пристегни ремни, - бросает он и нажимает на газ.
*
Они возвращаются на работу после долгого и пустого лета, когда приходилось убивать время, жаря барбекю нестерпимо душными субботними днями и наблюдая за слабыми футбольными матчами - а на Энтерпрайзе появляется новенький. Все умиляются его молодости, миниатюрности и очаровательной улыбке. И почему-то когда Леонард замечает, как Билл целует Уолтера на прощание, он совсем не удивлен.
Но это не значит, что увиденное ему понравилось.
Он стоит в тени в углу съемочной площадки, небрежно держа в руке сценарий, и наблюдает за ними: пальцы Билла скользят по подбородку Уолтера, запрокидывая его лицо Билл выдыхает: «До завтра», - и на его губах играет самая неотразимая усмешка из арсенала Кирка. Их губы соприкасаются, и Леонард замечает - поцелуй длится на мгновение дольше, чем обычные прощальные поцелуи Билла.
На лице Уолтера читается легкое удивление, легкое смятение, но никак не досада или отвращение, или многие другие чувства, которые Леонард желал бы там разглядеть. Билл снова улыбается ему и ускользает, даже не взглянув в сторону Леонарда, и тот стоит, мрачно уставившись в спину Уолтеру, и чувствует смутное желание пнуть что-нибудь.
Такое поведение еще более нелогично, чем Правила Билла по Целованию Коллег, но он всё равно срывается с места, пинает переднее колесо своего Бьюика и старается не задаваться вопросом, почему именно он злится.
*
Однажды вечером в конце сентября они вдвоем едут за город, только они двое, Леонард и Билл, уносятся из города навстречу диким просторам за его пределами. Они останавливают автомобиль где-то на дороге - они и сами не знают где, да это и не важно, - и падают на выгоревшую траву, и небо колышется над ними, как шитый бисером шатер. Темные глаза Билла влажно блестят. Он выпускает изо рта колечки табачного дыма, а у Леонарда никак не получается повторить тот же фокус, и Билл смеется над ним. В конце концов Леонард устает безуспешно предлагать ему заткнуться, и просто ловко опрокидывает, прижимая его запястья к земле.
- Я сказал…
- Леонард, - Билл вырывается, крутится, пинается и извивается под ним. – Что ты – сейчас же...
Его смех тепло щекочет шею Леонарда. Наконец, Леонард уступает, расслабленно опускаясь на него, и, к его удивлению, Билл не отстраняется, а прижимается к груди Леонарда, одной рукой обвивая его талию. Вечер перетекает в ночь, они лежат вдвоем, и им легко и сонно, и Леонард хотел бы, чтобы была суббота, а не среда, и им не грозил подъем в несусветную рань, чтобы прибыть на грим вовремя.
Несмотря на это, когда они едут домой, Леонард чувствует, что они провели вечер почти идеально. Он паркуется за воротами дома Билла, тот отстегивает ремень безопасности, и Леонард думает: если бы Билл был девушкой, сейчас я бы его поцеловал.
На лице Билла медленно появляется особенная мягкая улыбка, и у Леонарда перехватывает дыхание. Странно, но ему очень хочется зажмуриться. Выражение открытого, красивого лица Билла нельзя истолковать иначе: Леонард точно знает, что тот сейчас сделает. Билл его поцелует. И Леонард позволит ему. Билл поцелует его, наконец-то, наконец-то; и неожиданно Леонард желает этого так страстно, как ничего никогда не желал прежде.
- Спокойной ночи, Лен, - нежно говорит Билл, касаясь его плеча, запястья. Тишина скользит между ними мягко и ласково, как кошка.
А потом Билл открывает дверцу, вылезает из машины, и уходит, не оглядываясь.
*
На следующий день в гримерке Билл не смотрит ему в глаза, говорит через его голову с Ди и отчаянно флиртует с одной из парикмахерш. Леонард не знает, что именно происходит, но очевидно, что происходит что-то, и Билл понимает это так же отчетливо, как и он сам. Всё утро Леонард играет из рук вон плохо: слишком много бровей, слишком мало сарказма – он никак не может собраться. Билл, который должен делать лихой переворот, каждый раз падает на пол, как убитый, отчего режиссер вздыхает и требует всё новых и новых дублей. Что-то тут не так, думает Леонард.
В обеденный перерыв он идет прямо в гримерку Билла. Когда появляется Билл, молчаливый и болезненно раздраженный, Леонард уже ждет его, сидя на пластиковом стуле и сложив руки на коленях.
- Подожди, - говорит Леонард, прежде чем Билл успевает совладать с собой. - Сядь.
Билл возмущенно приосанивается:
- Леонард, - говорит он ледяным голосом, - это моя гримерка. Ты не имеешь права вламываться сюда и указывать мне, что я должен делать.
Леонард приподнимает бровь.
- Садись, Билл, - говорит он мягче. – Пожалуйста.
Билл мгновение колеблется. Затем внезапно напряжение исчезает с его лица, и он падает на край дивана, как старое пальто, сорвавшееся с вешалки. Вдруг он выглядит ужасно уставшим.
- Поздно лег? – насмешливо замечает Леонард. К его большому облегчению, Билл улыбается.
- Ты же знаешь, что да, - говорит он и трет глаза пальцами. – Боже, я вымотался. Я весь день как зомби.
Он поднимает глаза на Леонарда, ясные, широко распахнутые золотистые глаза, словно всё так просто. Леонард внимательно смотрит на него в ответ и на секунду почти верит в это.
- Я умираю с голоду, - жалуется Билл. – Пойдем обедать.
Вторая половина дня проходит немного лучше, хотя это, на самом деле, нельзя назвать большим достижением. Леонард как раз выходит из гримерной (уши у него пылают и зудят), обдумывая, как бы получше пригласить Билла выпить или что-то в этом роде - просто поговорить, - когда он замечает нечто, что заставляет его остановиться как вкопанного.
Он видит затылок Билла, ошибки быть не может. На съемочной площадке понаставили колонн, Леонард еще не знает, зачем, и тело Билла почти полностью скрыто за одной из них. Но эти волосы он узнает где угодно, они аккуратными завитками ложатся на ворот золотой рубашки Кирка. Конечно, почему бы голове Билла не быть на съемочной площадке, если и прочие части тела присутствуют там же. Но Леонард прирос к месту оттого, что чья-то рука гладит Билла по затылку, зарываясь пальцами в волосы, рука в красном рукаве.
Леонард прирос к месту оттого, что Билл целует краснорубашечника – очевидно (другая рука обвивает талию Билла, и Леонард сжимает губы) – очевидно, взасос, со страстными вздохами и языком. Леонард никогда не удостаивался даже невинного монреальского воздушного поцелуя, а Билл тут целует какого-то гребаного краснорубашечника!
Это последняя капля.
Леонард грубо хватает Билла за плечо. Выражение лица Билла становится несравнимо комичным, но сейчас им обоим не до смеха. Леонард ничего не говорит, потому что не знает, что сказать. Билл просто стоит, уставившись на него, чуть ли не в ужасе, будто в ожидании приговора. Краснорубашечник – Леонард узнает этого человека, которого использовали во множестве эпизодических ролей - поспешно вырывается из объятий Билла и ускользает, покраснев до ушей.
Они смотрят друг на друга – долго, болезненно долго. Губы Билла опухли от поцелуев, и нижняя губа влажно блестит. Леонарду хочется склониться к нему и укусить эти губы, не игриво, а со всей силы, чтобы Билл знал, как это больно, когда тебя дразнят.
- Зачем ты это делаешь? – его голос звучит глухо и холодно, так что он сам его не узнает. Интересно, что Билл думает о том, что Леонард думает? Станет ли Билл вообще размышлять о таких вещах?
- Зачем я делаю что?
- Целуешься со всеми подряд! – взрывается Леонард. Он резко хватает Билла за плечи, и тот вздрагивает, будто его ударили.
- Я не…
- Делаешь, черт побери! – возражает Леонард, с такой силой сжимая плечи Билла, что у того наверняка останутся синяки. – Ты постоянно это делаешь, всё время! Едва ты приходишь утром, ты всех целуешь, ты уходишь домой, и ты опять всех целуешь. Ты целуешь Ди, и Нишель, и Уолтера – ты даже Джорджа целуешь, чтоб тебя! Черт… - Леонард слегка встряхивает его, - ты даже целуешь чертовых краснорубашечников, Билл. Почему? Чего ты добиваешься?
Леонард замечает, как у Билла белеет лицо, и даже губы. Это кажется странным, потому что Билл обычно краснеет, когда ему не по себе, краска бросается ему в лицо от злости, или стыда, или удовольствия. Сейчас же его лицо стало странно бесцветным, как застиранная ткань. Он говорит:
- Просто... просто меня так воспитали, Леонард.
Леонард опускает руки и глубоко вдыхает.
- Тебя учили обжиматься с эпизодическими актерами посреди съемочной площадки?
Билл тихо вздыхает:
- Меня приучили, что нормально целоваться при встрече! Может, не мои родители, но все остальные так делали. Когда я учился в школе, мы целовали друг друга каждое утро, когда встречались в школьном дворе. Все просто целовались, в этом не было ничего особенного. Это просто…
- Тогда почему, - перебивает его Леонард, голосом таким равнодушным, что сам удивляется, - ты никогда не целовал меня, Билл? Если в этом нет ничего особенного, если ты просто так всех целуешь. Что, черт побери, не так со мной?
Билл, который до этого неистово пытался возражать, вдруг разом замолкает. Руки, которыми он размахивал, чтобы убедительнее доказать свою позицию, бессильно падают. Щеки слегка розовеют, и краска распространяется от носа к мочкам ушей. В его взгляде будто что-то просыпается - так первый луч солнца, пробивается сквозь предрассветную мглу. Леонард смотрит, как меняется выражение его лица, и злится, что дрожит.
- Леонард, - мягко произносит Билл. – С тобой всё в порядке.
- Тогда почему? – упорствует Леонард. – Мне жаль, что мне приходится снова это повторять, Билл, но мне только необходимо знать, что во мне есть такого, отчего ты не расположен чмокать меня при встрече и расставании, как всех остальных чертовых… ммм…
Он чуть не теряет равновесие под внезапным напором Билла и инстинктивно заслоняется руками, натыкается на плечо Билла, острый локоть, живот.
Билл целует его, не по-дружески, а глубоко, неистово и влажно, их губы прижимаются друг к другу, как при первом поцелуе: неумело, но искренне и требовательно. Всё так неожиданно, но почему-то оказывается, что именно этого он хотел от Билла уже несколько месяцев, и сейчас, не вполне отдавая себе отчет в происходящем, он прижимает Билла крепче к себе – но вдруг его отталкивают. Он в смятении смотрит на Билла, и пульс бешено бьется у него в горле.
- Вот почему, - говорит Билл. Его голос слегка охрип от поцелуев. Леонард хочет, чтобы он выкрикнул его имя таким голосом, глубоким, грудным и хриплым. Билл слегка качает головой, глаза у него темные и большие, как у лани. - Вот почему я тебя не целовал. Теперь ты доволен? Я не мог бы просто чмокнуть тебя в щеку даже под страхом смерти. Я бы не смог... - он прерывается и прижимает ладонь к глазам. - Лен, я бы не смог...
Прежде чем Леонард успевает сообразить, что делает, он хватает Билла в охапку, дрожащими поцелуями покрывая его щеки, и уши, и плавный изгиб между виском и бровью.
- Тогда не надо, - бормочет он, как будто всё так просто. – Просто целуй меня, - он проводит языком по подбородку Билла, сжимает губами мочку его уха. – Целуй меня, - выдыхает он в ухо, и его голос мягче шепота.
И с резким отчетливым звуком Билл целует его, впиваясь пальцами в спину Леонарду, и его губы быстры, как ртуть.
Так влажно, горячо и слишком чертовски твердо, слишком много касаний зубов и языка, и Леонард чувствует каждое движение Билла, каждый вздох. Смешно делать это здесь, где только пенопластовая колонна отделяет их от внешнего мира, но губы Билла теплые и мягкие и немного потрескавшиеся, и у них непонятный, невыразимый вкус. И тело Леонарда ноет от желания, и никому не надо знать о том, что происходит. Билл может целовать кого угодно, когда угодно, при встрече и прощании, и на удачу и в похвалу, но его рот, который прижимается к губам Леонарда, - нежный и возбужденный, и Леонард понимает теперь, с ослепительной ясностью, что вот так Билл не целует кого попало, что это что-то значит.
В конце концов, они запираются в гримерке Леонарда, и всё происходит беспорядочно, судорожно быстро, тайком – идеально. Леонард отвозит Билла домой и целует его в темном полумраке автомобиля, припаркованного на улице у его дома.
В этом доме жена Билла. Его дети. Леонард понимает, когда едет по шоссе к своему собственному дому, что это не может быть просто; то, что происходит, нельзя назвать ни ясным, ни понятным, ни правильным. Но Билл целует его так, как никто никогда не целовал, как будто он нужен ему как пища, и вода, и красота, и счастье, и Бог, и ему достаточно, пока что, потому что Билл никого другого не целует так: он не смог бы.
И он улыбается про себя по пути домой в темноте, потому что на его губах всё еще вкус Билла и сигарет, и он наконец-то, неважно почему, доволен.
Конец
Название: Вопрос культурного многообразия / A Question of Cultural Variation
Переводчик: BBGON
Бета: спасибо Tarsius Sapiens, которая превратила неудобочитаемый исходник в текст, который можно читать с удовольствием
Ссылка на оригинал: obstinatrix.livejournal.com/4597.html
Пейринг: Шатнер/Нимой
Рейтинг: PG-13
Дисклеймер: Всё — наглая ложь!
Предупреждения: Аццкий флафф.
Саммари: Во времена съемок ТОСа у Билла была привычка целовать своих коллег в губы…
Разрешение на перевод: получено
читать дальшеОни знакомы уже шесть недель или около того, когда Леонард впервые видит, как Билл целует мужчину. Вечереет, вокруг медленно сгущаются сумерки, Билл и Леонард вдвоем мирно курят за вагончиком гримерки, когда появляется Дефорест и объявляет, что на сегодня он закругляется. Билл поднимает на него потеплевший взгляд, говорит: "Увидимся завтра, Ди", - и целует его.
Поцелуй столь непринужденный, движения Билла настолько естественны: рука придерживает Ди за локоть, губы мягко касаются щеки – что Леонард склонен списать произошедшее на то, что Билл вырос в Монреале. Они всегда так целуются, эти французские канадцы, правда? И Билл, в некотором роде, почти французский канадец. Иногда в гримерке он напевает по-французски, чуть глуховато, с глубоким носовым прононсом тамошнего уроженца. Он всё детство провел с квебекцами - очевидно, это отразилось на его рассудке.
Уходя, Дефорест выглядит совершенно невозмутимым. Он степенно, по-американски, машет Леонарду рукой на прощание, и это заставляет Леонарда пересмотреть ход своих рассуждений.
Просто Билл вырос в Монреале, убеждает он себя и снова затягивается.
Но Билл не целует его на прощание, когда они расстаются этим вечером. По дороге домой, Леонард понимает, что Билл никогда его не целовал. Он размышляет о том, что это значит и как соотносится с придуманной ранее теорией о французских канадцах.
Затем он паркует автомобиль около дома, где ждут детские объятия и аппетитный ужин, и мысли о Билле вылетают у него из головы.
*
За следующие несколько недель Леонард приходит к выводу, что, хотя Билл ведет себя на французский манер, он не целует всех подряд при встрече и прощании. На самом деле, к своей большой досаде, Леонард не может найти в его поведении ни следа логики. Иногда по утрам Билл целует Нишель, только увидав ее, с почтительностью пастушка, приветствующего принцессу. Иногда он едва снисходит до того, чтобы улыбнуться ей. И насколько Леонард может судить, колебания его настроения никоим разумным образом не совпадают с проявлениями симпатии.
Однажды, когда отснято уже полсезона, Билл и Леонард, беседуя, проходят на съемочную площадку. Билл коротко улыбается Леонарду, как бы извиняясь, отходит поздороваться с остальными – и наклоняется к Нишель, чтобы поцеловать её в щеку.
Джордж стоит рядом, как обычно лениво опершись о пульт в ожидании режиссера. Джордж, кажется, более чем не в восторге от Билла – и даже от самого Леонарда. И если уж Леонард заметил его отношение, то Билл и подавно.
Поэтому Леонард очень удивлен, когда Билл, вместо того, чтобы вернуться к прерванному разговору, сухо целует Джорджа в губы.
Тогда-то Леонард оставил надежду найти происходящему логичное объяснение.
*
Иногда сниматься в сериале – изнурительный труд. Дни тянутся долго, дурацкие уши зудят, а Джин никак не может определиться, называть тебя вулканцем или вулканианином. С другой стороны, когда ты ежедневно проводишь по девять часов в одной и той же компании, это вознаграждается, и не только деньгами.
В субботу вечером, ближе к концу сезона, они втроем отправляются на бейсбольный матч. Леонард за рулем, прежде всего потому, что Билл настоял на том, что Бьюик размером почти с Энтерпрайз – самый логичный для них транспорт. Билл занял пассажирское место, и барабанит пальцами по колену.
- Ну же, Ди, - бормочет он нетерпеливо. – По-твоему, это значит "в семь часов"?
- Ты же знаешь Ди, - успокаивает его Леонард. – Подожди минуту.
Им пришлось прождать еще пять, но в конце концов тот появляется и всем весом наваливается на дверцу Бьюика, делая вид, что никак не может открыть ей.
- Простите, простите, это Каролин…
- Пустяки, - Билл отмахивается от объяснений. – Теперь-то ты тут, малыш.
Ди с ухмылкой хлопает Леонарда по плечу.
- В кои-то веки он рассуждает, как разумный человек.
Леонард смеется: «В кои-то веки».
- Эй, вы двое, заткнитесь, - возмущается Билл. Он оборачивается и перегибается через спинку сиденья. – Поди сюда, - велит он.
Краем глаза Леонард замечает, как Дефорест подается вперед, в объятия Билла, как Билл ласково гладит его по щеке. И затем он видит, как Билл целует Дефореста, не разжимая губ, но крепко. И Ди слегка улыбается, без возражений принимая поцелуй, отчего Леонард сразу понимает, что Билл делал это раньше. И судя по выражению лица Дефореста, он делал это весьма часто.
Как же так вышло, что Леонард этого не замечал?
И почему Билл никогда хотя бы не чмокал Леонарда в щеку?
Он отворачивается и старательно смотрит на улицу сквозь ветровое стекло, чтобы остальные не заметили его напряженного лица.
- Так, ребята, пристегни ремни, - бросает он и нажимает на газ.
*
Они возвращаются на работу после долгого и пустого лета, когда приходилось убивать время, жаря барбекю нестерпимо душными субботними днями и наблюдая за слабыми футбольными матчами - а на Энтерпрайзе появляется новенький. Все умиляются его молодости, миниатюрности и очаровательной улыбке. И почему-то когда Леонард замечает, как Билл целует Уолтера на прощание, он совсем не удивлен.
Но это не значит, что увиденное ему понравилось.
Он стоит в тени в углу съемочной площадки, небрежно держа в руке сценарий, и наблюдает за ними: пальцы Билла скользят по подбородку Уолтера, запрокидывая его лицо Билл выдыхает: «До завтра», - и на его губах играет самая неотразимая усмешка из арсенала Кирка. Их губы соприкасаются, и Леонард замечает - поцелуй длится на мгновение дольше, чем обычные прощальные поцелуи Билла.
На лице Уолтера читается легкое удивление, легкое смятение, но никак не досада или отвращение, или многие другие чувства, которые Леонард желал бы там разглядеть. Билл снова улыбается ему и ускользает, даже не взглянув в сторону Леонарда, и тот стоит, мрачно уставившись в спину Уолтеру, и чувствует смутное желание пнуть что-нибудь.
Такое поведение еще более нелогично, чем Правила Билла по Целованию Коллег, но он всё равно срывается с места, пинает переднее колесо своего Бьюика и старается не задаваться вопросом, почему именно он злится.
*
Однажды вечером в конце сентября они вдвоем едут за город, только они двое, Леонард и Билл, уносятся из города навстречу диким просторам за его пределами. Они останавливают автомобиль где-то на дороге - они и сами не знают где, да это и не важно, - и падают на выгоревшую траву, и небо колышется над ними, как шитый бисером шатер. Темные глаза Билла влажно блестят. Он выпускает изо рта колечки табачного дыма, а у Леонарда никак не получается повторить тот же фокус, и Билл смеется над ним. В конце концов Леонард устает безуспешно предлагать ему заткнуться, и просто ловко опрокидывает, прижимая его запястья к земле.
- Я сказал…
- Леонард, - Билл вырывается, крутится, пинается и извивается под ним. – Что ты – сейчас же...
Его смех тепло щекочет шею Леонарда. Наконец, Леонард уступает, расслабленно опускаясь на него, и, к его удивлению, Билл не отстраняется, а прижимается к груди Леонарда, одной рукой обвивая его талию. Вечер перетекает в ночь, они лежат вдвоем, и им легко и сонно, и Леонард хотел бы, чтобы была суббота, а не среда, и им не грозил подъем в несусветную рань, чтобы прибыть на грим вовремя.
Несмотря на это, когда они едут домой, Леонард чувствует, что они провели вечер почти идеально. Он паркуется за воротами дома Билла, тот отстегивает ремень безопасности, и Леонард думает: если бы Билл был девушкой, сейчас я бы его поцеловал.
На лице Билла медленно появляется особенная мягкая улыбка, и у Леонарда перехватывает дыхание. Странно, но ему очень хочется зажмуриться. Выражение открытого, красивого лица Билла нельзя истолковать иначе: Леонард точно знает, что тот сейчас сделает. Билл его поцелует. И Леонард позволит ему. Билл поцелует его, наконец-то, наконец-то; и неожиданно Леонард желает этого так страстно, как ничего никогда не желал прежде.
- Спокойной ночи, Лен, - нежно говорит Билл, касаясь его плеча, запястья. Тишина скользит между ними мягко и ласково, как кошка.
А потом Билл открывает дверцу, вылезает из машины, и уходит, не оглядываясь.
*
На следующий день в гримерке Билл не смотрит ему в глаза, говорит через его голову с Ди и отчаянно флиртует с одной из парикмахерш. Леонард не знает, что именно происходит, но очевидно, что происходит что-то, и Билл понимает это так же отчетливо, как и он сам. Всё утро Леонард играет из рук вон плохо: слишком много бровей, слишком мало сарказма – он никак не может собраться. Билл, который должен делать лихой переворот, каждый раз падает на пол, как убитый, отчего режиссер вздыхает и требует всё новых и новых дублей. Что-то тут не так, думает Леонард.
В обеденный перерыв он идет прямо в гримерку Билла. Когда появляется Билл, молчаливый и болезненно раздраженный, Леонард уже ждет его, сидя на пластиковом стуле и сложив руки на коленях.
- Подожди, - говорит Леонард, прежде чем Билл успевает совладать с собой. - Сядь.
Билл возмущенно приосанивается:
- Леонард, - говорит он ледяным голосом, - это моя гримерка. Ты не имеешь права вламываться сюда и указывать мне, что я должен делать.
Леонард приподнимает бровь.
- Садись, Билл, - говорит он мягче. – Пожалуйста.
Билл мгновение колеблется. Затем внезапно напряжение исчезает с его лица, и он падает на край дивана, как старое пальто, сорвавшееся с вешалки. Вдруг он выглядит ужасно уставшим.
- Поздно лег? – насмешливо замечает Леонард. К его большому облегчению, Билл улыбается.
- Ты же знаешь, что да, - говорит он и трет глаза пальцами. – Боже, я вымотался. Я весь день как зомби.
Он поднимает глаза на Леонарда, ясные, широко распахнутые золотистые глаза, словно всё так просто. Леонард внимательно смотрит на него в ответ и на секунду почти верит в это.
- Я умираю с голоду, - жалуется Билл. – Пойдем обедать.
Вторая половина дня проходит немного лучше, хотя это, на самом деле, нельзя назвать большим достижением. Леонард как раз выходит из гримерной (уши у него пылают и зудят), обдумывая, как бы получше пригласить Билла выпить или что-то в этом роде - просто поговорить, - когда он замечает нечто, что заставляет его остановиться как вкопанного.
Он видит затылок Билла, ошибки быть не может. На съемочной площадке понаставили колонн, Леонард еще не знает, зачем, и тело Билла почти полностью скрыто за одной из них. Но эти волосы он узнает где угодно, они аккуратными завитками ложатся на ворот золотой рубашки Кирка. Конечно, почему бы голове Билла не быть на съемочной площадке, если и прочие части тела присутствуют там же. Но Леонард прирос к месту оттого, что чья-то рука гладит Билла по затылку, зарываясь пальцами в волосы, рука в красном рукаве.
Леонард прирос к месту оттого, что Билл целует краснорубашечника – очевидно (другая рука обвивает талию Билла, и Леонард сжимает губы) – очевидно, взасос, со страстными вздохами и языком. Леонард никогда не удостаивался даже невинного монреальского воздушного поцелуя, а Билл тут целует какого-то гребаного краснорубашечника!
Это последняя капля.
Леонард грубо хватает Билла за плечо. Выражение лица Билла становится несравнимо комичным, но сейчас им обоим не до смеха. Леонард ничего не говорит, потому что не знает, что сказать. Билл просто стоит, уставившись на него, чуть ли не в ужасе, будто в ожидании приговора. Краснорубашечник – Леонард узнает этого человека, которого использовали во множестве эпизодических ролей - поспешно вырывается из объятий Билла и ускользает, покраснев до ушей.
Они смотрят друг на друга – долго, болезненно долго. Губы Билла опухли от поцелуев, и нижняя губа влажно блестит. Леонарду хочется склониться к нему и укусить эти губы, не игриво, а со всей силы, чтобы Билл знал, как это больно, когда тебя дразнят.
- Зачем ты это делаешь? – его голос звучит глухо и холодно, так что он сам его не узнает. Интересно, что Билл думает о том, что Леонард думает? Станет ли Билл вообще размышлять о таких вещах?
- Зачем я делаю что?
- Целуешься со всеми подряд! – взрывается Леонард. Он резко хватает Билла за плечи, и тот вздрагивает, будто его ударили.
- Я не…
- Делаешь, черт побери! – возражает Леонард, с такой силой сжимая плечи Билла, что у того наверняка останутся синяки. – Ты постоянно это делаешь, всё время! Едва ты приходишь утром, ты всех целуешь, ты уходишь домой, и ты опять всех целуешь. Ты целуешь Ди, и Нишель, и Уолтера – ты даже Джорджа целуешь, чтоб тебя! Черт… - Леонард слегка встряхивает его, - ты даже целуешь чертовых краснорубашечников, Билл. Почему? Чего ты добиваешься?
Леонард замечает, как у Билла белеет лицо, и даже губы. Это кажется странным, потому что Билл обычно краснеет, когда ему не по себе, краска бросается ему в лицо от злости, или стыда, или удовольствия. Сейчас же его лицо стало странно бесцветным, как застиранная ткань. Он говорит:
- Просто... просто меня так воспитали, Леонард.
Леонард опускает руки и глубоко вдыхает.
- Тебя учили обжиматься с эпизодическими актерами посреди съемочной площадки?
Билл тихо вздыхает:
- Меня приучили, что нормально целоваться при встрече! Может, не мои родители, но все остальные так делали. Когда я учился в школе, мы целовали друг друга каждое утро, когда встречались в школьном дворе. Все просто целовались, в этом не было ничего особенного. Это просто…
- Тогда почему, - перебивает его Леонард, голосом таким равнодушным, что сам удивляется, - ты никогда не целовал меня, Билл? Если в этом нет ничего особенного, если ты просто так всех целуешь. Что, черт побери, не так со мной?
Билл, который до этого неистово пытался возражать, вдруг разом замолкает. Руки, которыми он размахивал, чтобы убедительнее доказать свою позицию, бессильно падают. Щеки слегка розовеют, и краска распространяется от носа к мочкам ушей. В его взгляде будто что-то просыпается - так первый луч солнца, пробивается сквозь предрассветную мглу. Леонард смотрит, как меняется выражение его лица, и злится, что дрожит.
- Леонард, - мягко произносит Билл. – С тобой всё в порядке.
- Тогда почему? – упорствует Леонард. – Мне жаль, что мне приходится снова это повторять, Билл, но мне только необходимо знать, что во мне есть такого, отчего ты не расположен чмокать меня при встрече и расставании, как всех остальных чертовых… ммм…
Он чуть не теряет равновесие под внезапным напором Билла и инстинктивно заслоняется руками, натыкается на плечо Билла, острый локоть, живот.
Билл целует его, не по-дружески, а глубоко, неистово и влажно, их губы прижимаются друг к другу, как при первом поцелуе: неумело, но искренне и требовательно. Всё так неожиданно, но почему-то оказывается, что именно этого он хотел от Билла уже несколько месяцев, и сейчас, не вполне отдавая себе отчет в происходящем, он прижимает Билла крепче к себе – но вдруг его отталкивают. Он в смятении смотрит на Билла, и пульс бешено бьется у него в горле.
- Вот почему, - говорит Билл. Его голос слегка охрип от поцелуев. Леонард хочет, чтобы он выкрикнул его имя таким голосом, глубоким, грудным и хриплым. Билл слегка качает головой, глаза у него темные и большие, как у лани. - Вот почему я тебя не целовал. Теперь ты доволен? Я не мог бы просто чмокнуть тебя в щеку даже под страхом смерти. Я бы не смог... - он прерывается и прижимает ладонь к глазам. - Лен, я бы не смог...
Прежде чем Леонард успевает сообразить, что делает, он хватает Билла в охапку, дрожащими поцелуями покрывая его щеки, и уши, и плавный изгиб между виском и бровью.
- Тогда не надо, - бормочет он, как будто всё так просто. – Просто целуй меня, - он проводит языком по подбородку Билла, сжимает губами мочку его уха. – Целуй меня, - выдыхает он в ухо, и его голос мягче шепота.
И с резким отчетливым звуком Билл целует его, впиваясь пальцами в спину Леонарду, и его губы быстры, как ртуть.
Так влажно, горячо и слишком чертовски твердо, слишком много касаний зубов и языка, и Леонард чувствует каждое движение Билла, каждый вздох. Смешно делать это здесь, где только пенопластовая колонна отделяет их от внешнего мира, но губы Билла теплые и мягкие и немного потрескавшиеся, и у них непонятный, невыразимый вкус. И тело Леонарда ноет от желания, и никому не надо знать о том, что происходит. Билл может целовать кого угодно, когда угодно, при встрече и прощании, и на удачу и в похвалу, но его рот, который прижимается к губам Леонарда, - нежный и возбужденный, и Леонард понимает теперь, с ослепительной ясностью, что вот так Билл не целует кого попало, что это что-то значит.
В конце концов, они запираются в гримерке Леонарда, и всё происходит беспорядочно, судорожно быстро, тайком – идеально. Леонард отвозит Билла домой и целует его в темном полумраке автомобиля, припаркованного на улице у его дома.
В этом доме жена Билла. Его дети. Леонард понимает, когда едет по шоссе к своему собственному дому, что это не может быть просто; то, что происходит, нельзя назвать ни ясным, ни понятным, ни правильным. Но Билл целует его так, как никто никогда не целовал, как будто он нужен ему как пища, и вода, и красота, и счастье, и Бог, и ему достаточно, пока что, потому что Билл никого другого не целует так: он не смог бы.
И он улыбается про себя по пути домой в темноте, потому что на его губах всё еще вкус Билла и сигарет, и он наконец-то, неважно почему, доволен.
Конец
авторпиривотчик? )))))Я отзывы почитала - сразу захотелось мчаться into gold переводить дальше. Видимо, таки хочется фидбэка; видимо, он как стимул отчасти таки работает.
[просто других дел много. доделаю и поперевожу x)]
ой, прямо заласкали, не знаю, чем заслужила)) мне этот перевод не очень нравится, видимо, потому что я с ним долго мучилась и уже не воспринимаю адекватно))
аыыы, тоже хочу Into gold...
=))))
не, реально очень хороший перевод.
но это я понимаю. я тоже с the way of the world/как устроен мир долго мучалась - сначала одна, потом мы с бетой его растерзали ))))) совсем не воспринимала уже в итоге
или nothing gold can stay все же; он же примерно столь же поэтичен, как into gold. )
Nothing cold не про Билла с Леонардом...
да, но все равно, доделаю Human bondage и буду им заниматься
да я знаю, знаю.